первый шаг, стараясь просчитывать все до последнего хода. Варианты сценариев он даже показывал своему «учителю». Усмешливо крякая, Слава кое-что подсказывал, а попутно знакомил с ударами, о которых Петя и слыхом не слыхивал.
Таким образом, уже к концу года оба списка были аннулированы. При этом за обычные обиды Петя расправлялся прилюдно, за «смертельные» - в местах, где никто не мог видеть совершаемых экзекуций. Это было особенно важно, поскольку главных врагов Слава заставлял не просто наказывать, а «опускать».
- Опущенный - значит, уже не человек. Стало быть, ни голоса, ни прав уже не имеет. - Слава довольно потирал татуированные руки. - Опустишь противника, значит, поставишь точку. Пощадишь - всего-навсего запятую. То есть спустя срок обидчик вернет тебе все сторицей.
И он же придумал для паренька кличку Зэф.
- По имени тебе зваться ни к чему. Будешь вечно либо Зефирчиком, либо, не дай бог, Петухом. Поэтому назови себя сам и не позволяй никому звать иначе.
В каких-нибудь полтора года Слава стал Зэфу вроде отца. Купил спортивную одежонку, время от времени подкармливал, а то и вовсе снабжал деньгами. Впрочем, вопрос денег тоже решился сам собой. Точнее говоря, его решали «опущенные». На этапе последних экзекуций, когда, стоя на коленях, вчерашние враги размазывали по лицу слезы, вымаливая прощение, Зэф милостиво выдавал искомое. Вернее - продавал. Все равно как индульгенцию в древние времена.
Неизвестно - чем бы завершилось наставничество Славы, но однажды вместо черного сверкающего «кадиллака», который обычно увозил меднолицего, к спортивной площадке подкатил милицейский «УАЗ». И впервые Зэф близко разглядел стальные наручники, так легко и просто сомкнувшиеся на татуированных запястьях наставника. Слава уходил улыбаясь, словно и не в тюрьму шел. На прощание успел даже подмигнуть.
Никогда больше Зэф его не видел и по прошествии лет признавался себе, что это был единственный по-настоящему близкий ему человек. Более в своей жизни он никого не любил, мужая подобно волку- одиночке, обрастая дешевыми приятелями, презирая разговоры о преданности и дружбе. Даже первая отдавшаяся ему девица призналась, что без ума от его кулаков и мышц. И уже на следующий день Зэф переспал с ее подружкой, а потом, развалившись на тахте, лицезрел, как разъяренными фуриями вчерашние приятельницы таскают друг дружку за волосы. Словом, быть сильным Зэфу нравилось, хотя до умения разбивать кирпичи он дотянулся только в армии. И не хотел служить, да не оставили выбора. Комиссариат вылавливал дезертиров и уклонистов где только мог. К тому времени в милиции уже имелся послужной список на Зэфа, а потому забрили его без особых проблем, предложив на выбор: либо срок за грабеж и изнасилование, либо армия. Добрый майор истинно радел за ряды краснознаменной, считая, что таким образом только упрочит положение армии, но упрочил он положение исключительно самого Зэфа. Потому что в армии волк-одиночка добавочно отточил клыки, «опустив» еще полтора десятка «дедов» и «салаг», а вскоре при помощи вороватого прапора научившись торговать казенным имуществом. Здесь же его определили в спецроту, научив рукопашному бою, искусству стрелять и убивать. Вместо одного кирпича Зэф мог уже разбивать «поленницу» из пяти, а когда приехавшее начальство неуверенными голосами принялось вызывать добровольцев в горячие точки, не колеблясь, шагнул вперед.
Кем являлся в действительности меднолицый Слава, Зэф давным-давно догадался, но никакая блатная академия не способна была заменить ему живой войны. Зэф, к тому времени высокий и жилистый, вошел в боевую обойму спецназа без всякого напряжения. Для него это было особой школой уже хотя бы потому, что он учился не искусству выживания, а искусству лишения жизни. Он не делал насечек на прикладе, но все свои жертвы помнил прекрасно. Убивать было здорово, убивать ему нравилось. Именно поэтому, уже угодив в группировку Джакопа, Зэф настоял на том, чтобы раз в год их отправляли на свой страх и риск попрактиковаться в «живом» деле. В мирных городах подобная практика напоминала скучноватое браконьерство, зато совсем иная жизнь разворачивалась в горячих точках. Сюда они прибывали группами по три-четыре человека, с собой брали комплект грамотно сделанных документов, камуфляжную форму, набор сменных погон. Оружие добывали уже на месте, после чего самостоятельно разрабатывали операции и сами же их воплощали в жизнь. Умение маскироваться и добывать сведения, пытать особо строптивых и бесследно прятать трупы - именно этим вещам Зэф учил своих компаньонов. Тех, кто не справлялся с учебой, убивал голыми руками в поединке. Впрочем, случались и исключения. Одного из перебежчиков пришлось доставать из снайперской винтовки - уже в стане федералов. После этого неделю шли, отрываясь от погони, то и дело попадая под минометные обстрелы. Слушая эфир, беглецы с удивлением узнавали, что их величают чеченскими именами, приписывая им преступления, о которых они слыхом не слыхали. Спасаясь от федералов, группа наткнулась на арабов-боевиков. Трое против шестерых - они сумели выдержать встречный бой, потеряли одного, но наемников благополучно перебили. Последнему из арабов Зэф самолично отсек голову - не из удовольствия, скорее - из любопытства. Ему действительно непонятна была та допотопная жестокость, с которой на Кавказе расправлялись с пленными. Одно дело - пытка, когда нужны сведения, но убить, если ты настоящий мужчина, проще одним выстрелом, а еще лучше - одним ударом. А потому хотелось прислушаться к собственным ощущениям, понять то, чего не понимал раньше.
Когда дело было сделано и голова араба легла отдельно от туловища, Зэф удовлетворенно вздохнул. Как ему показалось, он все понял. Это было обычное жертвоприношение, помноженное на неразвитое сознание и скуповатый ум. Так племена Майя когда-то кромсали младенцев, проливая кровь на жертвенные камни, а мусульмане в праздники резали баранов и коров. Все при этом во что-то верили, и кого именно резать - для них, в сущности, было не столь уж важно. Просто-напросто люди сохраняли верность себе, оставаясь хищниками до конца. Как ни смешно, любая истина и любая религия выворачивались наизнанку, с легкостью оправдывая смерть, а посему никаких других наук, кроме науки познания смерти, Зэф не признавал.
Даже теперь, находясь в команде Джакопа, он по-прежнему не выживал, а учился. Иными словами - продолжал постигать черную изнанку жизни. И как пришли в свое время на смену ножам и шакенам обычные булавки, штыри и гвозди, так и сейчас красиво-лживые иллюзии уходили прочь, вытесняемые истинами более весомыми и предметными…
Глава 23
Появление тучного Джакопа трудно было проморгать. И, хотя лидер группировки старался ступать бесшумно, Зэф ощутил его приближение загодя. А не ощутил бы, так услышал - по скрипу половиц, по сиплому дыханию. Даже подумал, что легко бы успел занять удобную позицию у двери, а после прекратить еще одну бессмысленную жизнь ударом ноги или кулака. Собственно, это было бы только справедливо. Таким, как Джакоп и его всемогущий папенька, по мнению Зэфа, жить не стоило вовсе. Но вот парадокс, именно эти глистоподобные, жиреющие день ото дня существа умудрялись занимать самые выгодные места - все равно как поросята, первыми добирающиеся до сосков свиноматки.
…Однажды в одном из горных аулов, заглядывая в сараи и мазанки, Зэф увидел подыхающего от голода поросенка. Худой и истощенный, тот лежал рядом со своими упитанными собратьями и глядел на мир тускнеющими глазами. Ни матери, ни братьям до него не было никакого дела. Он родился сверх плана, а следовательно, был лишним. Силами на то, чтобы пробиться к живительному молоку, он не располагал, а потому безжалостным росчерком природы был приговорен к смерти. Зэф и сам не мог понять своей тогдашней сентиментальности, но что-то было в этом подыхающем поросенке от того давнего Пети Зефирова - вечно трясущегося, беззащитного и голодного. Оторвав от живота матери ближайшего поросенка, Зэф ткнул худосочный пятачок в темный набрякший сосок. Но природа вновь все расставила по своим местам, и возмущенный собрат в два счета вытолкал худосочного вон. Увы, у поросенка не было необходимых знаний и не было наставника Славы. Тогда Зэф поступил просто - вынул из ножен кинжал и прирезал парочку поросят. Худосочному таким образом был дарован шанс, и последним он тут же воспользовался. В этом, пожалуй, и заключалась главная тайна мироздания. Каждому из нас обязательно выпадает шанс - важно лишь вовремя его увидеть, не упустить…
