что еще им оставалось делать? Государственному чину прямо таки позарез было необходимо сохранить лицо, вот мы и помогали друг другу по мере сил и возможностей.
Власти интересовались подробностями и приметами. Я с вяловатой добросовестностью удовлетворял их любопытство. Сидя в кресле, тоже пил кофе, морща лоб, описывал внешность нападавших. Выдумывать что-то особенное я и не пытался. Пожелай мои гости оглянуться, они тотчас рассмотрели бы того, чье описание я выдавал для бессмертных протоколов. Дин сидел в углу за их спинами, удобно положив ногу на ногу, с ухмылкой слушая, как я живописую его портретные данные. Ему нечего было волноваться. Он вышел из передряги чистым, никого не потеряв, не оставив сыскарям ни единого вразумительного следа. Потому и не прочь был принять удар на себя, с удовольствием играя роль того, на кого следовало валить все грехи. Вот я и валил – лопатами и кузовами, благо денек вчера выдался насыщенным.
– Жаль, что они ушли, – в который раз сокрушенно и полуобвиняюще произнес я. – Когда вы их еще найдете! Да и найдете ли вообще…
– Ну… Кто знает, – один из офицеров утомленно потер виски. – И все-таки, Павел Игнатьевич, наверняка у вас должны быть свои предположения. Подозреваете же вы кого-нибудь! Согласитесь, без серьезных оснований подобные вещи не происходят.
– Без серьезных, конечно, нет.
– Вот-вот! Кому же могло понадобиться хватать вас и ваших людей, а после везти через весь город – да еще с такой помпой?
– Видимо, нашлось кому, – я по мере сил изобразил задумчивость. – Впрочем, есть одна идейка. Полагаю, это те же самые люди, что напали на ресторан «Южный».
– «Южный»?
– Ну да! Сколько народишку там перелопатили – страсть!.. Кстати, версия действительно неплохая! Было бы полезно, если б вы покопались в этом направлении.
Костиков метнул на меня внимательный взгляд, но я сделал вид, что ничего не замечаю.
– А если говорить о помпе, так это лишний аргумент в пользу изощренности моего противника. Кому-то очень хотелось поквитаться со мной. Просто до жути! Возле «Южного» это у них не получилось, тогда меня решили скомпрометировать. Выражаясь современным языком – подставить. В самом деле, если идут погромы, и люди видят среди погромщиков меня – что они должны подумать, как вы считаете?
– Вероятно, подумают о вас не самым лучшим образом.
– Вот и ответ на ваш вопрос, – я поставил кофейную чашечку на стол, со вздохом откинулся на спинку кресла. – Таким образом цель неизвестного злодея достигнута. Я безнадежно скомпрометирован.
– Тон однако у вас не безнадежный!
– На том стоим. А вам я все-таки посоветовал бы заняться рестораном.
– Гмм… К событиям возле ресторана «Южный» мы как-нибудь еще вернемся, а сейчас хотелось бы узнать подробнее о вчерашнем вечере.
– Это пожалуйста! Все, что помню!.. Только не забывайте, в меня влили несколько стаканов коньяка. Насильно. Я, кажется, уже сообщал об этом… Так что прошу великодушно извинить. Многих существенных деталей могу попросту не воспроизвести.
– Ничего, мы понимаем. Тем более, не так уж много нам и осталось. В целом картина ясна, вот только… – офицер полистал свой потрепанный блокнот, поводил по страничкам указательным пальцем. – Такой еще момент, Павел Игнатьевич. И момент, я бы сказал, политический. Видите ли, в те же самые часы, когда вас видели в «Техасе», там произошел инцидент с двумя гражданами Соединенных Штатов. С ними грубовато обошлись, полностью раздели, выставили на улицу. Из посольства нам уже звонили, думаю, подтвердят запрос и в письменной форме.
– Ого! Нота протеста? Это из-за двух-то молодцов?
– Что-то вроде того.
Я пожал плечами.
– Увы, ничего определенного сказать не могу. Вели себя эти парни и впрямь разнузданно, хотя выставлять их на улицу голыми…
– Разнуздано? Что вы хотите сказать?
– Только то, что сказал. Ребятки громко кричали, ругали посетителей, кажется, даже пытались всучить окружающим какую-то наркоту. За это, верно, и поплатились. Народец-то у нас больше к водке приучен, сами знаете. А эти давай скандалить, связями пугать…
– Секундочку! Кого вы имеете в виду? Террористов?
– Да нет же! Я говорю об этой штатовской парочке. Не знал, правда, тогда, кто они такие, но в ресторане эти орлы занимались, пардон, таким непотребством, что затрудняюсь даже передать.
– Вы ничего об этом не рассказывали!
– Так и ноты никакой не было, чего рассказывать. Нам международных скандалов не надо. Появилась нота, появятся и факты.
– Подождите, как же так? Если действительно происходило что-то противозаконное со стороны этой пары, мы просто обязаны знать.
– Ну, коли настаиваете, могу просветить. Друзей своих попрошу, чтобы состряпали заявления по всей форме…
– Состряпали?
– А что? Слово не нравится? Совершенно напрасно. Слово-то доброе, можно сказать, старинное. Помните, наверное, – купчая, стряпчая… Должность даже такая имелась – стряпчий. Вот и мы состряпаем вам документик. С описанием самых пикантных подробностей, кто, где и на ком. То есть, мы бы сразу могли, да неудобно было. Все ж таки – иностранцы… Но если интерес у органов правопорядка имеется, уверен, в самом скором времени от граждан пойдут потоком необходимые свидетельства.
– Прямо потоком? – один из офицеров ехидно прищурился.
– Можете не сомневаться. Безобразиям нет места в нашем обществе. Иностранец ты или нет, закон один для всех. Или я не прав?
Офицерик пожал плечами, а я укоризненно покачал головой.
– Честное слово! На месте этих парней я просто помалкивал бы в тряпочку. Нагрешил – так не вякай. А они еще и в посольство жаловаться побежали! Даже стыдно как-то! В конце концов – тут им не Мексика с Колумбией. Живем, слава Богу, в правовом цивилизованном государстве.
Подняв на меня глаза, следователь немо открыл рот, часто захлопал глазами. На помощь ему поспешил Костиков.
– Кажется, мы понимаем, что вы хотите сказать. Эти двое ммм… В общем они и впрямь оказались членами мормонского братства, хотя и уверяют, что в ресторане вели себя вполне прилично.
– Ничего себе прилично! – я хрюкнул. – Один с тремя да прямо на глазах окружающих – это, по вашему, прилично? Вы народ-то поспрашивайте! Там же свидетелей было не пропихнуться. Обязательно подтвердят.
– Вы хотите сказать, подтвердят ваши слова?
– Гарантирую!
– Хорошо, хорошо, – Костиков замахал руками. – Об этом побеседуем после.
– Как это после? – я патриотично задышал. – Давайте прямо сейчас. Расставим, как говорится, все точки над «и». Я ж не просто так болтаю, мне за державу обидно. Что это еще за слепое преклонение перед всем западным? Кончились, кажется, времена бироновщины! Они у нас молодежь атакуют по всем фронтам, мозги неокрепшие пудрят, а мы – молчи? А если не могу? То есть, значит, молчать? Если меня совесть как бы гложет?
– Да вы у нас никак в славянофилы записались? – в голосе Костикова промелькнула нескрываемая насмешка. – Вот уж не замечал, Павел Игнатьевич! Простите великодушно, чего нет, того нет.
– Разумеется, нет! Разве кто настаивает на обратном? Уж если куда меня и записывать, так скорее не в славянофилы, а в неславянофобы. Ву компрене?
– Своих не люблю, чужих ненавижу, так что ли?
– Не перебарщивайте. При чем тут ненависть? Скажем так, – неприязнь. Легкая и вполне объяснимая. Иначе говоря – неприязнь к иноземным нашествиям. Мало вам хана Батыя с Ливонскими рыцарями? А солдаты Антанты? А немецкие орды Адольфа?… Или вот яблоки из Европы – вы их пробовали? Они же все
