на лбу у тебя написаны. Так вот усвой, пожалуйста, мы никого не судим, мы только допрашиваем и наставляем на путь истинный. Судейские тройки, слава Богу, давно отменены. Тоже, кстати сказать, стараниями Лаврентия Павловича. Так что обвинения имеют место быть – и обвинения достаточно серьезные.
– Время идет, Павел Игнатьевич. – Вздохнул Кора. – Еще не поздно покаяться.
– В чем каяться?
– Да хотя бы в последних городских погромах! – Поэль вновь склонился надо мной. – Между нами говоря, очень напоминает одесское самоуправство маршала. Тоже, помнится, решил с жульем одним махом расправиться. А под шумок поприжал всю местную исполнительную власть.
– Не знаю что уж вы там накопали, но Жукова помнили и будут помнить. Потому как есть за что.
– Действительно, есть… Только вот ведь какое странное дело! Когда вашего маршала смещали с поста, ни один генерал за него не заступился. Ни один! Ни Василевский, ни Кузнецов, ни Громыко, ни Конев, ни Еременко.
– Сережу ему надо показать, – сладенько пропел из своего угла Кора.
– А что? И покажем, – Поэль с готовностью щелкнул пальцами, и через пару минут в комнату ввели сгорбленного, перепачканного кровью человека.
– Узнаешь, Ящер?
Узнать избитого было довольно сложно, и все-таки я узнал. Увы, полковник Сережа уже мало чем напоминал лощеного и осанистого вояку. Боевой дух, надо понимать, из него вышибли вкупе с необходимыми показаниями.
Повинуясь не замеченному мною сигналу, бывший полковник тоненько и сбивчиво заговорил:
– Хочу довести до сведения компетентных органов, что в течение продолжительного времени я представлял на территории Российской федерации мусаватистскую разведку. При этом регулярно поддерживал связь с Ящером и генералом Москаленко. Шестнадцатого числа наши части были подняты по тревоге. Причиной послужил столичный терракт, где выстрелом снайпера был убит Сергей Миронович Киров…
– Вспоминается, а, Павел Игнатьевич? – Поэль азартно кивнул. – Все хорошо, подследственный, продолжайте!
Я скрежетнул зубами. Киров-Ахметьев! Выходит, и он повис грузом на моей шее. Великолепно!.. Комедия оборачивалась недобрым фарсом. В «стране», как выяснилось, взяли власть органы НКВД, всего на шаг опередив хрущевских путчистов. Разумеется, новая метла бульдозером шла по лесам и долам, безжалостно вычищая ненужный хлам. А на пленумах и съездах выходящего на трибуну человека в пенсне с экстазом приветствовали встающие на цырлы народные заседатели, вдохновенные юнцы в красных галстучках дружным хором скандировали: «Что за праздник у ребят? Ликует пионерия: это к нам пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия…». И почему не похлопать в ладоши, почему не попеть? Не какому-то прощелыге аплодировали, – второму лицу в государстве, отцу атомной бомбы, бывшему главе НКВД-МВД и нынешнему первому заму Председателя Совета Министров, члену Политбюро ЦК, наконец! А то, что снова на троне грузин, так что с того? Оно, может, и лучше. Любили же Иосифа Виссарионовича, вот и Берия – той же крови. Что особо надо отметить, не рохля, а ля разные там, – натуральный хозяин, с каковым и в Европе и во всех Америках будут считаться.
– Ну-с, уважаемый? Что еще хотите сообщить следствию? – поинтересовался у бывшего полковника Поэль.
– Еще… – Сережа наморщил бровки, мучительно вспоминая и явно страшась что-либо перепутать. – Еще были у него связи с югом. Кажется, с талибскими экстремистами и особо правыми приверженцами панмонголизма. Еще задолго до убийства Сергея Мироновича Кирова. Хочу добавить, что Ящер не раз делился со своим ближайшим окружением мыслями о воссоединении Бурятии и Монголии. А когда случилось исчезновение троих атташе с юга, мне настоятельно посоветовали это дело замять. Я лично получил три тысячи американских долларов.
– Три?
– Так точно, по тысяче за каждого.
Атташе!.. Я мысленно выругался. Так, видно, теперь решили именовать тех замурзанных торговцев наркотиками. Да и почему нет, если Ахметьев легко и просто превратился в Кирова? На торгашей вышел бедолага Сом. По собственному алкогольному почину. А ведь только-только выписался из лечебницы! Вот Утюг и взъярился, попросил соизволения на ликвидацию. Я разрешил. К сожалению, чисто обстряпать дельце не получилось. Потому и пришлось подмазывать власть имущих. От греха подальше. Нелюбовь к наркомафии афишировать в наше время крайне обременительно. Даже для китов моего уровня.
Сережа тем временем продолжал бормотать:
– Уже тогда он вынашивал планы размещения своих людей на всех руководящих постах. Была разработана целая программа по устранению инакомыслящих…
– Хорошо, – учительски кивал Поэль, – очень хорошо.
– По докладам его агентуры, в том же «Харбине» можно было частенько встретить важных людей из Кремля – Каменева, Пятакова, Енукидзе… Правильно организованной акцией легко было нейтрализовать этих видных деятелей – и не по одиночке, а целой группой. – Сережа покаянно склонил голову, с тяжелым вздохом продолжил: – Позднее по наущению Павла Игнатьевича я намеревался воспрепятствовать воцарению справедливости и отбить членов Политбюро у ваших людей.
– Планировалась вооруженная акция?
– Да… По счастью, ничего из нашей затеи не вышло. Планы сорвал мальчик пионер, подслушавший ночной разговор моих заместителей. Собирая под окнами металлолом, он услышал голоса взрослых и тут же понял, что речь идет о преступлении. Мальчик добежал до телефона-автомата и своевременно донес обо всем услышанном компетентным органам. В свете вышеизложенного – теперь данному обстоятельству я только рад. Меня вовремя остановили… Чувствуя горечь и раскаяние, прошу партию и правительство о снисхождении…
– Замечательно! – Поэль обнял вздрогнувшего Сережу. Подмигнув мне искрящимся глазом, повел шаркающего ногами полковника к выходу.
– Ну же! Выше нос! Видите, как все просто. Поднатужились и объяснили. Уверяю вас, в суде будет еще проще.
Стоило им выйти из кабинета, как из своего угла тенью поднялся Кора. Ступал он мягко и бесшумно, но не как хищник, – скорее, как заботливый хозяин, опасающийся разбудить прикорнувшего гостя.
– Что, Павел Игнатьевич, думаете, бред собачий? Думаете, представление тут для вас разыгрываем?
– Ага, вроде того! – я ощерился.
Он приблизился на пару шагов, и на костистом лице вора я не без удивления разглядел чувство родительской озабоченности. Сын нашкодил и никак не хотел признаваться в содеянном. Упорствуя, он причинял родителю нешуточные страдания. В глазах Коры не было ни торжества, ни мстительного огня, – один только мягкий упрек.
– Вот и мне чудится, что не верите вы нам. А жаль. Очень и очень жаль… Невооруженным глазом видно: погибает человек! Ни за что, ни про что. Его спасти бы, пока не поздно, а он, дурашка, трепещет, отбивается.
– До чего ласково поете!
Кора покачал головой.
– Ну, конечно. Ни одному моему слову не верите.
– Вы правы, не верю.
– Тут-то вас и подводит старорежимное чутье. Потому как людям, Павел Игнатьевич, верить все-таки надо. Хотя бы иногда. – Кора трепетно прижал руку к груди. – Ручаюсь, все, что тут говорил мой коллега, – голая правда! Очнитесь, Павел Игнатьевич! Оглянитесь и задумайтесь! Сражения надо уметь проигрывать. Что поделаешь, не вышло у вас с переворотом, наша взяла, – зачем же упираться?
– Разве я упираюсь?
– А разве нет? Факт есть факт. Ситуация не в вашу пользу. Не вы, а мы сейчас у власти. И кукурузнику сумели дать по рукам, и возомнивших одернули. В общем пора бы вам примириться с новой правдой.
