На озере Кара-Су (путевые заметки)

смягчило силу рывка. Еще одно усилие, и в лодку шлепнулись сразу две рыбы. На одном крючке был сазанчик граммов на двести, на другом билась какая-то белая широкая рыба, напоминающая подлещика. Быстро опустив в воду за борт лодки садок, я посадил туда рыбу и стал торопливо поправлять насадку на крючках. Тем временем мой спутник тоже закинул удочку и сразу же вытащил двух рыб. При новом забросе все повторилось почти в точности, только теперь попались сразу два сазанчика. Они очень упирались и я вынужден был подводить их к лодке по воде. Еще и еще забросы, и — все то же самое. В азарте этой невиданной ловли мы потеряли счет времени, забыли о еде. Я так и не успел размотать вторую удочку, а садки наши почти уже наполнились. Мы начали брать рыбу с выбором, отпуская сазанчиков менее ста пятидесяти граммов в озеро. Наконец, наступил тот момент, которого мы больше всего боялись, — у нас кончились черви. Было девять часов утра. Где взять червей? Их нет на десятки километров в округе. Словно подсмеиваясь над нами, из зарослей тростника выпорхнули две камышовки и, уцепившись тоненькими лапками за стебли тростника, уставились на нас черными бусинками глаз, будто спрашивая: 'Ну, как, рыболовы, на бобах остались?'

— Была не была, — сказал я. — Давай попробуем ловить на кусочек рыбы.

— Но ведь так только хищную рыбу ловят, а здесь сазанчики да плотва, возразил мой спутник.

— А что мы теряем? Попробуем! — Я быстро разрезал на мелкие кусочки одну из рыбок. — Ловись рыбка большая и… большая! — шутливо сказал я и забросил леску.

Рыба тотчас же схватила приманку, и очередной сазанчик забился в лодке. Мы облегченно вздохнули. Наживка была найдена. С тех пор, всякий раз, когда среди рыболовов-любителей я слышу спор о том, на что следует ловить сазана, я вспоминаю то чудесное утро на озере Кара-Су. Поднявшееся солнце стало изрядно припекать. Мы прижались в тень под нависшей гривой камыша, но здесь скопились тысячные полчища комаров, они немилосердно жалили нас не только в оголенные места тела, но и сквозь гимнастерку. Примерно к одиннадцати часам дня интенсивность клева спала. Мы принялись завтракать. В это время за гривкой тростника, скрывающего от нас водный простор озера, послышались голоса рыболовов.

— Ну, как у вас дела, товарищ полковник? — кричал кто-то слева.

— Ничего, Коля, идут. Уже четырех вытащил. А у тебя как?

— Я только двух взял. Поймал бы больше, да один чертяка такой попался, что тройник обломал. Вот и потратил я время на перемену снасти. А у капитана как?

— Да не знаю. А ты спроси!

— Эге… ге… гей! Товарищ капитан! Как успехи?

Минута тишины, и откуда-то из дальнего угла озера по воде донеслось:

— Хорошо! Шестого крокодила тащу! В это время мы отчетливо услыхали, как в том месте, где ловил рыбу человек, названный полковником, сильно забурлила вода.

— Что, вы еще подцепили? — опять послышалось слева.

— Пятого выволок! Хороший крокодил, килограмма на четыре будет!

Мы застыли в лодке, держа недоеденные куски хлеба в руках, и удивленно глянули друг на друга. Оказывается, пока мы таскали сазанчиков, люди ловили рыбу, которая ломала тройники! Мы поспешно закончили завтрак, отвязали лодку и, загребая шестом, поплыли к тому месту, где сидели рыболовы. Спущенные за борт садки тормозили движение лодки, но все же мы выбрались из зарослей водяных лилий и, обогнув узкую гриву тростника, подъехали к тому островку камышовых зарослей, где в узкой лодочке сидел военный с погонами полковника. Две его удочки были заброшены, концы их торчали из лодки, а пробковые поплавки, размером чуть ли не в кулак, неподвижно лежали на воде между редкими листьями кувшинок. Третью, легкую удочку рыболов держал в руке. Время от времени он забрасывал ее в озеро и тотчас выдергивал из воды сазанчика или плоскую белую рыбку. Вытащив рыбу, он осторожно снимал ее с крючка и бросал в садок, опущенный в воду у левого борта. Садок был сделан из сети с очень крупными ячеями, и вся рыба, весом примерно менее ста пятидесяти граммов, немедленно уходила в озеро. Однако рыболов смотрел на это с полным спокойствием и, судя по одобряющей улыбке, даже радовался, когда рыбке удавалось вырваться из садка. Когда наша лодка была метрах в двадцати от полковника, один из его огромных поплавков резко дернулся и, рванувшись в сторону, в полузатопленном положении помчался по воде. Бросив легкую удочку на дно лодки, полковник схватил большое удилище, сделал подсечку и потянул добычу к лодке. Не будь катушки, не взял бы сома почти в метр длиной.

— Вот это удача! — поздравил я его с добычей.

— Это уже шестой, — довольным голосом ответил полковник. — А у вас как?

Я с огорчением рассказал ему, что мы здесь впервые, и все утро были заняты ловлей мелочи. Только по их перекличке между собой мы догадались, что здесь сейчас можно поймать и крупную рыбу.

— Так чего же медлить? Быстро перестраивайтесь и начинайте ловить крупных сомов, они тут весь день берут!

* * *

Я привязал шпагатом к запасному удилищу спиннинговую катушку с толстой лесой. Тройники и грузила у меня были, а для поплавка пришлось приспособить пробку от термоса, благо к этому времени весь чай уже был выпит. Такую же удочку я помог оборудовать и моему спутнику. Наживив на тройники по половине рыбки, мы закинули удочки. Почему именно надо было наживлять на крючки половину, рыбки, причем обязательно переднюю часть с головой, я так и не могу объяснить, но так было совершенно необходимо, и в этом я потом имел возможность много раз убедиться. Прошло не более пятнадцати-двадцати минут, как на мою удочку взяла рыба. Термосный поплавок прекрасно справился со своими обязанностями. Крупная рыба села на тройник, и началась борьба. При всем моем старании я все же несколько раз едва не поплатился удилищем. Крупный сом упорно сопротивлялся. Несколько раз я подводил его к лодке, и мы даже видели зеленовато-серое длинное тело, извивающееся в воде. Но затем он рывком вновь уходил под лодку или к зарослям тростника. Натянутая леса со звоном и свистом разрезала воду. Только катушка спасла меня в этом единоборстве с сомом.

— Так, так! Еще отпусти маленечко. Стой! Стой, тебе говорю! Теперь тяни потихонечку, осторожненько, осто-рож-ненько, так, так, смелей! — кричал полковник в азарте.

Наконец сом обессилел. Его длинное упругое, плоское к хвосту тело обмякло и вяло подтянулось к лодке. У борта он сделал последнюю попытку и, блеснув брюхом, рванулся под днище, но тут же всплыл на поверхность. Мой спутник, свесившись за борт, вцепился обеими руками под жабры рыбины и втащил ее в лодку.

Мы хорошо половили сомов. Все шло отлично, но в конце дня, когда солнце склонилось к западу, два происшествия омрачили нашу незабываемую рыбалку. Первым пострадал мой спутник. Когда взял, видимо, особенно крупный сом, он не успел приподнять удилище и этим ослабил силу рывка рыбы. Леса не выдержала и лопнула.

Мы стали собираться домой. В это время подплыл на лодке тот рыболов, которого полковник называл Колей.

— Ну, как? — встретил его полковник.

— Хорошо! Взял больше десятка! — Коля положил в лодку шест, перешел на корму и, ухватив веревку, на которой был привязан садок, потянул в лодку. Садок легко поднялся из воды. Ни одного сома в нем не было, в боку садка зияла большая дыра. — Вот это здорово! — сдавленным голосом сказал обескураженный Коля. Тяжело опустившись на сиденье лодки, он снял с головы фуражку и смахнул рукавом выступившие на лбу капли пота. Расспросы были излишни, все было ясно без слов. Даже не сговариваясь между собой, мы с товарищем вынули из наших садков по крупному сому и бросили их Коле в лодку. Вслед за нами подъехал полковник и тоже опустил на дно Колиной лодки двух сомов.

Вновь, проваливаясь по колена в черной болотной грязи, волокли мы лодку через заросли камыша к берегу. Опять чертыхаясь и корчась от боли, вытаскивали из ног рогатые плоды чилима. Багровое солнце медленно скатывалось за синеватую пелену, затянувшую даль степи, и в зарослях камыша уже раздались первые голоса ночных обитателей плавней.