нашего рода всегда отличались оригинальными взглядами на мужскую красоту. Умный, языкатый, не очень- то счастливый (для русских девушек и это плюс), вдобавок ко всему гениальный зельевар и профессор Хогвартса. И я люблю его. По крайней мере, мне хочется проорать это во весь голос. Кажется, что тогда полегчает. Но… глупо же — чтобы это случилось из-за отравления! Глупо. Фактически производственная травма. Да если бы не это зелье…
Мои размышления прервал хлопок аппарации.
— Я уже идет, мастер Снейп! Я идет, Энестэзи Хитрых!
Зрелище было не для слабонервных. Крылоухий эльф росточком чуть выше моего колена, задрапированный в чистую салфетку с бахромой, верещал не переставая и при этом левитировал над собой огромную сковороду, корзинку с хлебом, чайник, чашки, тарелки, стайку приборов… Пока я гадала, задавит его сковородой или нет, Снейп молча махнул в сторону столика. Ужин красиво зашел на посадку. Кухонный работник квакнул еще что-то вежливое и сгинул.
За яичницей мы потянулись оба. И оба отдернули руки.
Я тоже думала, что это мой заказ! Хотя для меня шесть яиц и многовато. Справа глазки разбиты, слева целы. Справа сосиски покрошены, слева поджарены половинками. Тертым сыром посыпано все сплошь.
Профессор хмыкнул и взялся за нож. На мою тарелку сбросил правую часть, себе забрал левую. Все правильно.
— А где горшок с овсянкой? — спросила я.
Зельевар пожал плечами.
— А где эти, как их?… — он соединил большие и указательные пальцы в форме пирожка.
— Ну, вообще-то я их не часто пеку. К яичнице я больше привыкла. Когда одна жила в Москве и сама готовила.
— И я тоже. Когда летом уезжаю из Хогвартса. Беру в лавке две дюжины яиц, на неделю хватает.
Все с вами ясно, профессор Снейп. Многие зельевары умеют и любят готовить, но, похоже, перед нами не тот случай. Хотя не мне бы говорить.
Яичница дезаппарировала почти с той же скоростью, что и домовый эльф. Я сегодня забыла пообедать, да и после мандрагоры, знаю, так хочется есть… что практически жрать.
Снова заговорил он только за чаем.
— Что вы будете делать в Лондоне, мисс Хитрых? У вас еще три дня до отъезда.
Ай, да знаю я, знаю! Уехать из Хогвартса мне надо как можно скорее. В идеале завтра утром. И все. И никаких «но». Он прав, лучше сосредоточиться на том, что я буду делать в Лондоне.
— Ну, если мне разрешат улететь на ступе, то сначала в Хогсмид. Куплю всем сувениров, у нас не принято возвращаться из-за границы без подарков. Потом, конечно, в Лондон, вы совершенно правы, сэр. Зайду во «Флориш и Блоттс», посмотрю книжечки…
Профессор скептически покачал головой.
— Уверены, что найдете там что-нибудь стоящее? Это простенький магазин, для студентов и лаборантов. Я напишу вам хороший адрес, зайдите туда. Не пожалеете.
— Спасибо, сэр…Потом погуляю, посмотрю Лондон, магический, маггловский, — принялась я излагать свои незамысловатые туристские планы. — В «Диагонали», говорят, послезавтра поют «Виэд Систерз», может, прорвусь. Если получится, в Москве все умрут от зависти, у нас их никто вживую не слышал. Бабушке куплю кофту с шерстью грифона, а если еще деньги останутся, то себе настоящую английскую мантию! Лиловую, от Меривезы. Но вам это, наверное, неинтересно?
— Вы живете с бабушкой?
— Да, сэр.
— Простите за личный вопрос, мисс Хитрых: а что случилось с вашими родителями?
— Ничего, насколько я знаю. Мать живет в Москве, она, как у вас говорят, маггл.
Да, пожалуй, английское слово здесь больше подходит. На «нормального человека» моя мама похожа не больше, чем здешняя профессорша прорицания. И по тем же причинам. Маманя — шарлатанка. Лечебная магия, ясновидение, возврат любимого с гарантией. Я очень надеялась, что на этом личные вопросы закончатся, но фиг-то.
— А ваш отец — волшебник?
— Понятия не имею, сэр. Никогда его не видела. Но по теории вероятности — вряд ли. В российской популяции колдунов не так много.
Ну, теперь жди следующего вопроса. С логикой у него все в порядке. Ох и давно мне не приходилось об этом рассказывать — в Дурмштранге все про нас и так знали.
— Извините еще раз, мисс Хитрых, но, если я правильно понял, ваша бабушка — очень незаурядная ведьма, и при этом оба ваших родителя… не принадлежат к волшебному сообществу?
— Род Хитрых проклят, сэр, — коротко сказала я. — Давно, еще при царе Алексее Михайловиче, кому-то мы крепко наступили на хвост. Магические способности в нашей семье передаются по женской линии через поколение. Моя мать — маггл, моя прабабка была магглом — комсомольским вожаком, если вам это что-то говорит. Если у меня родится дочь, она тоже будет магглом. А колдуньей может быть только дочка моей дочери. Вот так.
Снейп ответил не сразу. Сначала пробормотал что-то замысловатое с упоминанием Мерлина и красного змеиного яйца (будем считать, что я не поняла). Потом сказал:
— Мисс Хитрых, я сожалею. Это, наверное, ужасно. Матери и дочери… маги и магглы в одной семье… просто чудовищное проклятие. Никогда о таком не слышал.
— Мы привыкли, сэр. В России, кроме нас, есть еще две такие семьи. Когда-то это была довольно распространенная порча, но другие роды, которые от нее пострадали, уже прервались. Понимаете, когда у магглов, тех же коммунистов, рождается ведьма… или в колдовском роду появляется нормальный ребенок… хорошо, если бабка жива, а если нет, то у девочки мало шансов. С другой стороны, в нашем положении есть и плюсы. Бабушки лучше воспитывают детей, чем мамы, это же ваш Киплинг сказал.
— Да, совершенно верно, — сказал он. — И потом, знаете, мисс Хитрых, я как педагог не раз убеждался, что чистоте крови придают совершенно неоправданное значение. Нравится это нашим аристократам или нет, но магглорожденные бывают весьма талантливыми! Потом, когда человеку — я говорю для примера — приходится расти в неблагоприятном окружении, это великолепная тренировка. Можете мне поверить, я преподаю в Хогвартсе полтора десятка лет!
Как-то очень горячо он заговорил. Не в своем стиле. Мне захотелось спросить, кто он сам — чистокровный волшебник или наоборот, но я остереглась. Если он чистокровный, от меня, пожалуй, после такого вопроса мокрое место останется. Если нет, то… тем более.
— В России этому вообще не придают значения, сэр, — сказала я. — Не от хорошей жизни — за последние сто лет число волшебников у нас резко уменьшилось. Если мы будем еще и родовитостью считаться, то сойдем на нет. В конце концов, какая разница? Ведь самые первые волшебники были детьми магглов, правильно?
— Когда Адам пахал, а Ева пряла, где был волшебник? — подхватил он, заменив слово gentleman на magician. Я засмеялась, а он попросил:
— Расскажите про вашу школу. Кто туда едет учиться, кроме русских и болгар?
Рассказывать про Дурмштранг весело — когда знаешь, что больше не надо туда возвращаться. Я и рассказывала. Про чумовых восточных немцев, про мою одногруппницу Цветану — обе ее бабки были вилами, и как от нее дурели мальчишки, это надо было видеть! — про анимагов-полиморфов, которых у нас было двое, про якутскую погодную шаманку… О Каркарове Снейп отказался говорить напрочь. А я за это не сказала ему, где находится Дурмштранг.
Тем не менее мадам Помфри попала в самую точку. Вечер воспоминаний у нас получился.
— …А у нас в группе учились братья-прибалты, умели вызывать бурю на море. Из рыбацкого рода, при этом сами в море ходить ненавидели, их укачивало. Так что портить погоду они наловчились просто здорово. Вот я и подумала: у нас есть Аюга, есть эти горячие эстонские парни… В общем, дальше вы понимаете. Не было у этих гадов больше никакого квиддича, была сплошная погодная аномалия. Как только
