– Да, солгала. Пауза.
– Но, ради всего святого, зачем? Я не понимаю.
Впервые султан признал, что чего-то не понимает, что есть нечто, ему неподвластное. Ромульда посмотрела на него. Солнце проникало через неплотно прикрытые шторы и бросало блики на его тело, придавая ему бронзовой оттенок, отчего он стал похож на великолепную статую. Лежащую статую.
– Зачем? Ответь мне, Ромульда.
Хасим увидел, как задрожали ее губы.
– Не могу, – ответила она едва слышно. – Я не хочу об этом говорить сейчас, вот так. – Она чувствовала себя такой уязвимой. Что, если он дотронется до нее? Этого она больше всего сейчас боялась. Но почему-то еще больше ее пугала мысль, что он больше никогда к ней не прикоснется.
– Мне нужно одеться.
Хасим нахмурился, но тем не менее дал понять кивком головы, что согласен.
– Так иди, – сказал он. – А я не сдвинусь с места.
Ему и в голову не приходило проявить благородство. Уйти, оставить ее наедине жалеть о том, что невозможно уже исправить. Нет, он ведет себя, как кот, который стережет мышку. Сел у норки и не собирается уходить.
Ромульда взяла белье и, чувствуя на себе его взгляд, направилась в ванную. Закрыв за собой дверь, она повернула замок так, чтобы ему было слышно, и включила воду. Она долго смывала с себя свой позор, затем облачилась в бледно-голубую бахрамскую тунику и вышла в спальню, моля Аллаха, чтобы Хасим ушел.
Но он был на месте.
Пока она мылась, он успел одеться и теперь развалился на одном из кресел, стоявших спиной к окну. По его лицу было совершенно невозможно угадать, о чем он думает. Ничего не выражающим взглядом он следил за ее движениями.
– Думаю, – проговорил он наконец, – ты должна мне кое-что объяснить.
– Я ничего тебе не должна! – вырвалось у нее.
Да, сегодня она сполна отдала ему долги. Хасим усмехнулся.
– Думаешь победить меня?
– Разве с тобой можно сражаться?
– Можно. Ромульда, почему ты сказала мне, что у тебя есть любовник?
Да, я солгала тебе, но в то же время не смогла устоять перед тобой, и вот теперь ты знаешь правду.
– Зачем тебе знать?
– Потому что мне нужна правда.
Она опустила глаза.
– Я не могла допустить, чтобы ты женился на мне.
Хасим нахмурился.
– Вижу, ты готова на все, лишь бы этого не произошло! Готова даже оклеветать себя.
– Ты правильно понял. Я не хочу быть твоей женой. Сколько раз я говорила тебе об этом! Но ты ничего не желал слушать. Конечно, тебе плевать на желания других. Для тебя важно лишь то, что хочешь ты.
– Ты преувеличиваешь. Да он издевается над ней!
– Ты самый напыщенный, надменный, высокомерный человек на свете.
– И что? – спокойно спросил Хасим.
Ах так?! Я скажу тебе что.
– Я не хочу быть замужем за тем, кто интересуется только собственной персоной. Мне не нужен такой муж, как ты. – Хасим открыл рот, намереваясь возразить ей, но она не собиралась останавливаться. – В браке я хочу равноправия.
– Равноправия?
– Впервые слышишь такое слово, да, Хасим? Пожив в Америке, я захотела равноправия!
– Как бы тебе не пожалеть о своем равноправии.
– Не волнуйся, не пожалею. Я не хочу жить так, как жили твои родители. Вы, мужчины, думаете: раз вы живете в Бахраме, вам все позволено. Значит, вы можете… – Ромульда запнулась.
– Что? Продолжай, я слушаю.
Как будто ты сам не знаешь! Ромульду передернуло от отвращения.
– Иметь любовниц, вот что! Пожалуйста, Хасим, не надо прикидываться. Хоть на минуту прояви честность. Я не настолько глупа, чтобы не понимать очевидных вещей. К тому же я все прочитала в газетах.
Хасим смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Никто, ни один мужчина – не говоря уже о женщине, – не позволял себе так разговаривать с ним. И все же, сказал себе он, наблюдая, как гневно вздымается ее грудь, переча ему, Ромульда становится еще прекраснее.
Но хватит! Он и так слишком много ей позволяет. Надо дать ей понять, кто в доме хозяин.
– Объясни, что ты имеешь в виду! – приказал он.
– Да всем известно, что ты завел настоящий гарем.
Хасим пожал плечами.
– Вот видишь! Ты ведешь себя так, как будто гордишься этим!
Он сохранял самообладание.
– Я не первый мужчина, который завел любовницу. Просто других не караулят папарацци, стремящиеся запечатлеть на пленке самые интимные моменты.
Ромульда задохнулась от негодования. Больше всего она винила не его, а себя. Как она могла лечь с ним в постель, заниматься сексом! Теперь она сгорит со стыда!
– Вчера на первой полосе американские газеты опубликовали твое фото. Ты выходишь из дома своей любовницы, той, которая живет в Риме. Вчера занимаешься любовью с ней, а на следующий день ложишься в постель со мной! Неплохо устроился, а?
– Я не собирался заниматься с тобой любовью. Ты была моей суженой, ты должна была достаться мне девственницей. Если бы все случилось так, как должно было случиться, я бы вел себя совсем иначе. Мягче, нежнее, ласковее! А теперь я испортил тебе впечатление от первой ночи любви.
– Мы оба виноваты, – сказала она. – Но зачем ты пришел сюда? Зачем было меня преследовать?
Неужели она думала, что он оставит ее в покое? Его привела сюда безотчетная страсть, страсть, которой он не в состоянии сопротивляться. Сам толком не зная зачем, он вошел к ней в спальню – и увидел ее в одном легком халатике… Разве мог он сопротивляться первобытному инстинкту?
– Я не мог отпустить тебя.
– Да что ты?
– Ты думала, что я оставлю все как есть? После того что ты мне наплела про своего любовника? Ты, которая должна была достаться мне непорочной!..
А ты, дорогой, разве вел себя как образцовый жених? Чем ты занимался эти четыре года? Шастал от одной любовницы к другой, разве нет?
Но Ромульда не стала этого говорить. Что толку? Сделанного не воротишь. По крайней мере он будет знать, что она до конца хранила целомудрие.
– Но мы не выяснили главного, – сказал Хасим. – Что делать дальше?
Ромульда пожала плечами.
– По-моему, нет смысла отказываться от наших планов. Если тебя не слишком затруднит предоставить мне машину, я съезжу навестить отца.
– Ты говоришь так, будто ничего не произошло?
– Ты думаешь, надо кричать о случившемся на всех углах?
– А ты думаешь, – он иронически осклабился, – об этом можно забыть?
Ромульда затаила дыхание.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты потеряла девственность, к тому же при весьма… э… прискорбных обстоятельствах. Я виноват и должен заплатить.
