Краткое осязание

вынесенного в центр комнаты, иглой циркуля впившийся в раздумье об окружности. Нет, мы еще только намеревались погрузиться в чтение, усмехнется тот, кто сказал вначале о том, что 'этого вполне достаточно'. Да, согласится девятый, весть всегда находит (скорее, образует) такое время, когда она в состоянии быть не предчувствием и не интерпретацией, но тем, что она есть весть. Но тогда, как выглядит такого рода весть, раздастся вопрос. Легко предположить, что у разных народов весть и выглядит по- разному, однако образы, которые она принимает, имеют очень много общего послышится незамедлительно. Возьмем, к примеру, весть, которая настигла во сне китайского поэта Ли Бо. Она состояла из четырех сухих сосновых веток, которым очевидно не хватало присутствия яшмы, чтобы выдать себя с головой. Это была весть из разряда относительно секретных, наподобие грамм вирусов, вписываемых в тело программы. Такая же весть предстала пред Гвидо Кавальканти, приняв вид катящейся в потоке солнечного света монеты. И невзирая на то, что вторая по обыкновению являлась Чумой, а первая исконно ложной вестью, касавшейся композиции Антологии Восточных Врат, они говорили об одном и том же, о невообразимом и радостном многообразии форм, в котором настоящее опережает собственную тень, покрывающую предметы и их архетипы животворной пыльцой. Раздался стук в дверь. Двери были раскрыты настежь. С лестницы тянуло кошачьей вонью, сыростью и отзвуками прозвучавших днем шагов. Под тремя сводами, встававшими друг над другом, обозначила себя, выпуклая, как буква для слепого, звезда. Она была желта, как воспоминание о боли, причина которой утеряна. Силок зрачка ощущал ее тяжелый трепет. Нас больше не было, где мы были. Любовь пришла за каждым, как сельский пастух, знающий меру будущему дню, для которого знаки погоды являются простой азбукой. И этого было вполне достаточно.