даже Павлу мурлыкать всякие приятные вещи. Зоя заспорила было для порядка, но за нее взялся Лапшин - и пел соловьем, пока не уболтал. Достали в ресторане вина, поехали...
Что? Почему я согласился? Ну, прежде всего, я не люблю ломать компанию. Куда все, туда и я. Потом... давно на природе не был, спартакиада эта заела. Кроме того, честно признаюсь: мелькали некоторые соображения... насчет Вики. Я уже тогда немножко понял, что она за зверь. Из одного чувства протеста может такое выкинуть...
Между прочим, едва успели на последний автобус. Ехали долго. Вика уснула на плече у Павла. Кстати, я по этому поводу хотел бы рассказать одно свое наблюдение... Во сне у нее было нежное, совсем детское выражение лица. И она так обнимала Павла, так уютно устраивалась... Совершенно другой человек!
Когда доехали, помню, уже тьма стояла кромешная. Павел попросил водителя, чтобы он высадил нас между остановками. Свернули с шоссе на тропинку. Шли сначала через высоченную кукурузу, потом лесом. Ломейко будто нюхом вел, почти бежал впереди. Вика от сонной одури перешла к буйному веселью, на каждое слово хохотала как помешанная. В лесу ночью это, знаете ли, морозом по коже... Ничего, добрались.
...Понятно, планировку дачи вам описывать не надо. Я про себя подивился внутренней ограде. К чему бы пол-усадьбы отрезать железной сеткой? Но из деликатности не спросил.
Первых муравьев мы увидели на крыльце, когда Павел зажег лампу над дверью. Рыжие, деловитые. И много их: на двери, на стене целые полчища... Вдруг как ветром их отовсюду сдуло. И чувствую - бегают лапки. По ногам, по груди под рубахой. Это они все разом бросились нас изучать, ощупывать... Мы с Бобом просто остолбенели. Стоишь весь в муравьях и боишься пошевелиться. А Зоя как вскрикнет - и давай крутиться, руками себя обхлопывать... Тут Павел спохватился и что-то сделал - я до сих пор не пойму, что. Этак присел на корточки и начал пальцами перебирать возле пола. И муравьи мигом с нас посползали. Глядим, снова по крыльцу шастают. Что интересно, Вика все время за нами наблюдала с усмешкой. Ее не трогали...
Вы знаете, какое у меня впечатление от дачи Ломейко? По-моему, весь двухэтажный дом - только придаток к чему-то другому; подсобное помещение, что ли. То есть Павлу сугубо наплевать, что отец старался, отделывал жилище... Павел бы и в бараке так же себя вел. Дырявил бы стены, тянул провода и прочее. Мебель изуродована, в ожогах. А запах, боже ты мой! Воздух какой-то прокисший и вместе с тем сладкий. Если палку держать в муравейнике, она будет так пахнуть.
...Кстати, о муравьях. Вот уж кому было привольно в этой берлоге! Кишели повсюду. Не иначе их свет разбудил. На обоях вереницы через всю комнату. Интересовались, в стакан лезли, хлеб усиками трогали. И Павел их уже не гонял. Я даже спросил: почему он тех, на крыльце, шуганул, а этих нет? А он говорит - те, мол, были сторожевые, а эти - фуражиры. За пищей пришли...
Бобу, впрочем, Павлова дача понравилась, да еще как! Он у нас тоже в своем роде гусар. Не успели сесть, поднял тост за хозяина. Дескать, вот настоящий мужик, без выкрутасов. Вика взвизгнула и в ладоши захлопала, так ей это пришлось по душе. Да... Павел сидел бледный, окостеневший, только улыбался, как манекен. Так она его растормошила и заставила поцеловаться, точно на свадьбе. И заявила, что Павел - ее гордость; и что если он станет похожим на других, она его в пять минут разлюбит... Тут бы нам поддержать настроение. Совет да любовь. А Зою, простую душу, черт дернул за язык. Она от муравьев натерпелась. То есть они сами ей ничего не сделали. Но вот у человека к ним отвращение! Сидела, как на иголках, ни пить, ни есть толком не могла. Пока не сорвалась... Причем, кажется, ведь безобидную вещь сказала. Всего-то навсего, что даже великий ученый должен жить по-людски, а не в таком разгроме. Дескать, не хватает в доме женской руки...
Нет, Вика была не так проста, чтобы откровенно вызвериться на Павла или, скажем, пустить слезу. Хотя и хотелось ей, я видел... Губы кусала, но пересилила себя. Даже поддакнула Зое и Павлу погрозила этак шутливо. А уж потом - выместила злобу тем, что всерьез принялась за меня.
...Надеюсь, вы понимаете, что я далеко не святой. Плюс ее красота. Через десять минут меня уже можно было собирать ложками. Мы с ней чокались, пили на брудершафт. Она села ко мне на колени... Стоит ли вдаваться в подробности? Видимо, я вел себя по-свински. Не знаю, что бы я выкинул на месте Павла. А он только делал вид, что слушает болтовню Боба, и уголком глаза следил из-под очков, как она уводит меня по лестнице на второй этаж.
...Мы очутились в захламленной комнатенке за бильярдом. Ну да, в той самой... Признаюсь честно, редко меня так целовали. Отчаянно, что ли... И вдруг резкий переход. Как будто опомнилась: мол, что это я делаю? Оттолкнула, лицо перекошенное... Я, в общем... Она меня завела здорово... Я начал маленько настаивать, упрекать. Может, и допустил... того... маленький нажим. Так она мне наговорила... Умела быть ядовитой. Я ей чуть пощечину не закатил.
Когда вдруг чую затылком: смотрят. Мы ведь дверь-то не заперли. Оборачиваюсь - на пороге Павел. Белый, точно рыбье брюхо. Я так и остолбенел. Она воспользовалась, меня из комнаты вытолкнула и захлопнула дверь, так что штукатурка посыпалась. И орет оттуда, что ей никто не нужен и все могут убираться. Слышу, бросилась на диван, рыдает...
Я к Павлу - объяснить, извиниться... Какое там! Повернулся, будто меня нет, и размеренно зашагал вниз по лестнице. А, думаю, будьте вы все прокляты! Делайте, что хотите, сходите с ума. Я спать лягу, утром разберемся.
...Бильярдная длинная, как коридор, это вы знаете. В одном конце комнатенка, где Вика заперлась. Посередине лестница на первый этаж, в холл. В другом конце - кушетка. Ну, я там и лег...
Ворочался, конечно, долго - нервы расходились. Но постепенно меня сморило. Просыпаюсь часа в четыре утра. Не сразу понял, отчего. За окном светает. И лапки по мне бегают, щекочут. И шорох кругом. Точно бумагу ворошат, все громче и громче. Я поначалу решил, что ветер в саду.
Смотрю - муравьев на полу видимо-невидимо. Не так, как во время ужина, а сплошь. Под бильярдным столом будто рыжая шкура. И снизу по лестнице валят новые. Потоком.
С меня остатки сна как холодной водой смыло. Скоренько обулся, стою не знаю, что дальше делать. К лестнице даже шагнуть боязно.
...Они меня ощупали и оставили. Я вижу - вливаются под запертую дверь. Кажется, внизу голосила Зоя, Боб меня звал... Не помню наверное. Потому что закричала о н а. И не дай бог мне еще когда-нибудь в жизни услышать такой крик... Я рванулся было, хотел сломать замок. Не тут-то было! Муравьиная река глубиной по щиколотку. И сразу ноги как огнем обожгло - вцепились...
Хорошо все-таки иметь спортивную выучку! Другой бы там остался... бр-р! А я с места сиганул в окно, со второго этажа - в центр клумбы. Поднялся и вижу: рядом проволочная сетка. А за ней... Темновато еще, но разобрать можно. Полянка, сосны. И под ними э т о. Я его принял за стог сена. Потом присмотрелся - что за черт? Купол весь кипит, трава возле него шевелится... Когда понял - дал рывок к воротам.
...Яд, он позже начал действовать. Уже около шоссе. Возле ворот я столкнулся с Лапшиным. Он сам хромал, но волоком тащил Зою. Где был тогда Павел, не имею понятия... Боб ее прижимал к себе правой, а левой держал горящую простыню. Хлопал по земле, по кустам. Сообразил, молодец.
...Водители нас долго не подбирали - все трое в крови, в копоти. Когда у меня ноги отнялись и я упал - тоже объезжали. Думали, пьяный.
...Да, спасибо, мне уже намного легче. Хожу по саду, только еще на жену опираюсь. Но когда ночью за окном палаты громко шелестят листья извините, не могу спать...
(Из показаний Г. Л. Манохина, кандидата биологических наук, заведующего отделом энтомологии ...го музея природоведения, свидетеля и эксперта по делу Ломейко П. Г.)
<...Мне трудно сказать, что именно и в какой момент натолкнуло Павла на гипотезу сверхорганизма. Однажды он принес мне книжку Николая Амосова <Моделирование мышления и психики> и показал несколько строк - уже как подтверждение собственной идеи. Автор, рассуждая о том, что каждая новая ступень организации живой материи сложнее предыдущей, роняет такую пренебрежительную оговорку: <Пожалуй, муравейники и ульи лишь условно можно считать более усложненными по сравнению с отдельными особями, поскольку по разнообразию они никак не превосходят какое-нибудь высшее млекопитающее>. Представляете, какое это было откровение для нашего Ломейко? Во-первых, он узнал, что еще кто-то, кроме него, говорит о муравейнике как о единой, целостной реагирующей системе. Во- вторых, вопреки нелестному эпитету <не превосходят>, фраза Амосова обозначает, что муравьиная семья, взятая как н е к т о, <умнее> крокодила, орла и даже кенгуру.
