Идея расщепления атомного ядра возникла еще до войны. В 1933 году в СССР состоялась первая конференция по физике атомной энергии. До 1940 года прошло пять таких встреч советских ученых, но мысль об «освобождении» атома будоражила и умы исследователей Европы. Осенью 1939 года эмигрировавшие со старого континента в США Э. Ферми и Л. Сциллард склонили Эйнштейна к идее: написать письмо президенту Рузвельту с предупреждением о возможности создания нового оружия в Германии и с изложением перспектив его возможностей.
Идея стала реализовываться, и с марта 1940 года правительство Америки начало финансирование «проекта Манхэттен» по созданию атомной бомбы. Начальником проекта был назначен Лэсли Гровс. В подчинении генерала оказались Роберт Оппенгеймер, Нильс Бор, Энрико Ферми и другие европейские ученые.
В долине реки Теннесси появился город Ок-Ридж с 80 тысячами жителей, а в пустыне у реки Колумбия — второй секретный центр — 60-тысячный Хенфорд. Гровс позднее писал: «Наша стратегия в области охраны тайны очень скоро определилась… и одна из них — сохранить в тайне от русских наши открытия и детали наших проектов и заводов».
Новый род оружия еще не оформился в законченную конструкцию даже на бумаге, когда из Лондона в Главное разведывательное управление поступило первое сообщение о работах по созданию атомной бомбы англичанами. В декабре 1941 года в ГРУ пришел еще один (на сорока листах) доклад по атомной тематике.
В конце этого же года с письмом к Сталину по ядерной тематике обратился и 28-летний курсант Военно-воздушной академии, физик и будущий академик Г. Флеров, учившийся в Воронеже. Очередная информация о работе британских физиков, уже на ста пятидесяти страницах, поступила в январе 1942 года. Информация внешней разведки концентрировалась в деле «Энормоз». С латыни это слово переводится как нечто громадное, страшное и чудовищное. В марте научно-техническая разведка (НТР) подготовила аналитическую записку Сталину за подписью Берии. В ней указывалось:
«1.МВерховное военное командование Англии считает принципиально решенным вопрос практического решения использования атомной энергии урана 235 для военных целей…
3.МУрановый комитет английского военного кабинета разработал предварительную теоретическую часть для проектирования и постройки завода по изготовлению урановых бомб».
Для изучения и направления работ научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся атомной энергией урана, авторы докладной предлагали: «проработать вопрос о создании научно- совещательного органа при Государственном комитете обороны…»
Однако Берия задержал передачу этого документа Сталину. В мае в руки уполномоченного ГКО по науке С.В. Кафтанова попало второе письмо лейтенанта Флерова. Он писал:
«…Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляют против урана? — «Слишком здорово было бы»…На
Но и на этот раз письмо не дошло до адресата. Кафтанов передал обращение Флерова Берии, а тот переадресовал его начальнику внешней разведки Фитину. 7 мая 1942 года разведуправление направило письмо руководителю спецотдела Академии наук СССР М. Евдокимову. В нем спрашивалось: «Имеет ли в настоящее время эта проблема реальную основу для практической разработки вопросов использования внутриядерной энергии, выделяющейся при цепной реакции урана…»
В ответе академика В.Г. Хлопкина 10 июня 1942 года отмечалось: «Академия наук не располагает никакими данными о ходе работ в заграничных лабораториях по проблеме использования внутренней энергии, освобождающейся при делении урана… почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением этой проблемы». Академик высказывал мнение: ему кажется, что этим «работам придается значение и они проводятся в секретном порядке».
Однако сотрудники научно-технической разведки уже не сомневались в важности решения атомной проблемы. В выводах новой докладной Квасников и Овакимян отмечали: «Учитывая, что в нашей стране крупные ученые не очень-то верят, что в ближайшем будущем можно создать атомное оружие, полагали бы целесообразным вышеперечисленные документы направить для оценки не светилам отечественной науки, а сравнительно молодому, честному и довольно известному в ядерной физике ученому».
Это заключение и легло на стол Председателя ГКО. В конце сентября в Кремле прошло совещание, на которое были собраны ученые, работающие в области ядерной физики. Доклад сделал Кафтанов, и первый вопрос, который задал Сталин специалистам-атомщикам, был прямым. Он касался фактов:
— Могут ли немцы или наши союзники создать атомную бомбу?
Последовавшее вслед за этим вопросом молчание научных светил он прокомментировал замечанием:
— Вот младший техник-лейтенант Флеров пишет, что надо незамедлительно заниматься созданием атомной бомбы, а вы, ученые специалисты, молчите…
Но по выражению исследователя Стефансона: «Ученый никогда не старается ничего доказать. Он устанавливает факты». И первым отреагировал 62-летний академик А.Ф. Иоффе:
— …Для решения стоящей перед нами весьма сложной научно-технической задачи есть только один плюс — мы знаем, что проблема атомной бомбы решена. Но минусов у нас гораздо больше. Англичане привлекли к урановым исследованиям крупных ученых со всего мира… Англия имеет солидные научные базы в Оксфорде, Бирмингеме, Кембридже и Ливерпуле… Британские ученые опираются на сильную промышленную базу. У нас же ей нанесен ущерб, а научная аппаратура эвакуирована в различные районы страны…
Конечно, Верховный Главнокомандующий, занимавшийся с начала войны постоянным координированием боевых действий многочисленных фронтов и ежедневно соприкасавшийся с вопросами снабжения армии танками, самолетами, артиллерией и другими бесчисленными проблемами, не хуже академиков понимал сложность атомной проблемы. Поэтому он пояснил:
— Я понимаю, что создание атомной бомбы потребует общегосударственной программы. Мы пойдем на это, несмотря на тяжелые условия военного времени. Трагичность ситуации состоит в том, что, когда надо обеспечить мир, нужно делать такие же вещи, как у противника… Я хотел бы услышать: сколько нужно времени и сколько будет стоить создание бомбы?
— Стоить это будет почти столько же, сколько стоит вся война, а отстали мы в исследованиях на несколько лет, — ответил Иоффе.
Кафтанов пишет в воспоминаниях, что после некоторого раздумья Сталин сказал: «Надо делать». Однако сам Иоффе не принял предложение возглавить все работы по атомной тематике. Он сослался на возраст и предложил кандидатуру И.В. Курчатова. 28 сентября 1942 года, в разгар боев на улицах Сталинграда, Сталин подписал постановление ГКО № 2352 «Об организации работ по урану».
Сорокалетний Игорь Курчатов окончил физико-математический факультет Крымского государственного университета в 1923 году и профессора И.М. Крылов и А.Ф. Иоффе были среди тех, кто читал там лекции. Поэтому молодой специалист впоследствии стал одним из ведущих сотрудников Ленинградского физико- технического института, созданного под руководством Иоффе.
С началом войны институт был эвакуирован в Казань. Здесь Курчатов работал над технологией подрыва немецких магнитных мин под действием магнитного поля, но в конце октября его вызвали в столицу. В уютном номере гостиницы «Москва» профессор больше недели изучал материалы разведуправления. В его распоряжении оказались три папки. Документы и сведения, добытые военной разведкой в Великобритании, захватывали воображение, однако предстоявшая задача казалась весьма и весьма непростой.
Поэтому в заключении, предназначавшемся Сталину, 27 ноября 1942 года ученый формулировал проблему довольно сдержанно: «В исследовании проблемы урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки… Ввиду того, что возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба,
