Пушистая Сырная Мышь
Ирландский клевер
Морриган полулежала на низеньком мягком диванчике, погружённая в лёгкую дремоту, и лениво щипала кисть винограда. За окном стоял вечер, душный и жаркий, Стамбул накрыла дымка, розовая в лучах заходящего солнца. Девушка с нетерпением ждала, когда же опустится ночь, принеся с собой прохладу, даже её наряд, состоящий из коротенького жилета и полупрозрачных шаровар, не спасал от жары.
— Господи, полгода я живу здесь и никак не могу привыкнуть к этому климату, — пробормотала Морриган, не открывая глаз и потягиваясь. — Мне как-то больше по нраву туманы старой доброй Англии.
Девушка закинула изящную руку за голову, устроившись поудобнее, и вздохнула, снова погружаясь в дремоту. Морриган чуть более полугода находилась в гареме одного знатного стамбульского вельможи, и за это время она успела нажить смертельных врагов среди женщин, поскольку хозяин почти всё время уделял рабыне-англичанке, забыв на время даже официальных жён. Морриган существенно отличалась от других женщин и характером, и внешностью. От матери-ирландки ей достались рыжие, тёмно-медные кудри, стройная фигурка и независимый и гордый характер. Кожа Морриган приобрела здесь тёплый золотистый оттенок, загорев под солнцем, глаза же были зелёными, как клевер.
Попав в гарем, Морриган здраво расценила, что не стоит убиваться и выставлять гордость напоказ: лучше сейчас покориться обстоятельствам, надеясь, что будущее принесёт какие-то положительные изменения. Кроме того, ей было грех жаловаться на хозяина, он был внимательный и ласковый, прекрасно понимавший чувства де-вушки, впервые попавшей в такую обстановку. Её первая ночь с мужчиной прошла лучше, чем это могло бы быть. Но несмотря на хорошие условия жизни в гареме, Морриган не оставляли мысли о возвращении домой, в Англию.
Солнце коснулось горизонта, на город упали вечерние тени. Девушка услышала чьи-то тихие шаги, и решила, что это за ней — хозяин хотел провести вечер со своей любимой наложницей.
— Как же мне надоело быть его игрушкой, — пробормотала она, поморщившись, — пусть даже и красивой…
Морриган нехотя открыла глаза и увидела склонившуюся над ней незнакомую фигуру — не главного евнуха. Мгновенное ощущение опасности заставило её напрячься, но вскочить она не успела.
— Что, чёрт возьми…
В нос ударил тошнотворный запах, и Морриган потеряла сознание.
Она пришла в себя от того, что где-то рядом негромко разговаривали, и разговаривали именно о ней. Девушка прислушалась.
— Я хочу, чтобы ты продал её сегодня же, в крайнем случае, завтра, — холодно сказал властный женский голос. — И желательно кому-нибудь приезжему.
— Да, мадам, — почтительно ответил её собеседник, — как вам будет угодно.
Дама удалилась. Морриган скрипнула зубами: она узнала посетительницу и свою похитительницу по голосу, это была вторая жена её теперь уже бывшего хозяина. 'Хотя, может это и к лучшему, кто знает, вдруг меня продадут кому-нибудь, кто согласится отвезти меня в Англию. А уж там я отомщу Джону…' Морриган недобро улыбнулась и открыла глаза.
Она находилась в небольшой комнате, вся обстановка которой состояла из кровати, туалетного столика и дивана. Морриган села, изучающе глядя на человека, стоявшего у окна.
— С кем имею честь, сударь? — осведомилась она.
— Вы уже пришли в себя, миледи? — человек окинул её внимательным взглядом. — Однако теперь я понимаю, почему та дама хотела от вас избавиться. Вы — гроза любого гарема, сударыня.
— Меня будут продавать не открыто, да? — спокойно спросила Морриган.
— Вы осведомляетесь о собственной участи довольно беспристрастно, миледи.
— Я просто трезво смотрю на жизнь. Чем мне могут помочь истерики и слёзы, а? Ничем. Я предпочту просто переждать чёрную полосу, и если результатом моей продажи станет возвращение на родину, я готова на всё. Ну или почти на всё, — поправилась девушка.
— До вас мне попадались либо впадавшие в меланхолию и потерявшие интерес к жизни, либо испуганные, но гордые и упрямые. Однако все они единодушно возмущались, как только слышали слово 'продажа'. Это, видите ли, оскорбляло их достоинство свободной женщины.
Морриган слегка улыбнулась.
— Я уже успела выучить, что в некоторых ситуациях стоит упрятать гордость подальше.
— Я рад, сударыня, что с вами у меня не возникнет никаких проблем. Надеюсь, — ответил собеседник девушки.
— И когда же мне предстоит выступить в роли товара? — она изогнула бровь.
— Сегодня вечером.
— Уже? — Морриган хмыкнула. — Вы не теряете времени.
Человек пожал плечами.
— Думаю, вам следует переодеться, миледи.
— Меня вполне удовлетворяет мой вид, чем он вас не устраивает?
— Его будет несколько затруднительно быстро снять, — пояснил её собеседник.
— Сударь, — Морриган прищурила глаза, превратившиеся в две зеленоватые ледышки. — Я готова смириться с тем, что меня будут продавать, с тем, что я рабыня, но одного я не позволю ни вам, ни кому бы то ни было ещё. Я не позволю публично раздеть себя, уступки моей гордости тоже имеют пределы.
— Интересно, — протянул человек, тоже прищурившись. — Как же вас продавали первый раз?
— По предварительной договорённости, — усмехнулась девушка. — Меня привезли сюда и сдали с рук на руки. А осмотр товара проходил в более интимной обстановке.
— И что же вы сделаете, если я попытаюсь вас раздеть? — с интересом спросил её собеседник.
— Я выцарапаю вам глаза, — девушка обворожительно улыбнулась, склонив огненноволосую головку.
Человек некоторое время молчал, потом спросил:
— Как вас зовут?
— Не всё ли равно? У рабыни нет имени.
— У любой другой, но не у вас, миледи.
Она хмыкнула.
— Морриган де Сент-Эвье.
— Как же вы попали сюда?
— Меня продал единокровный брат, у нас общий отец, — спокойно объяснила она. — Со злости, что я не хочу становиться его любовницей. Он решил, что гарем меня исправит, собьёт упрямство и спесь. Промахнулся.
Её собеседник озадаченно уставился на девушку.
— В Англии довольно странные нравы, как я погляжу.
— У Джона не всё в порядке с головой, — желчно ухмыльнулась Морриган. — Обычно у нас родственники не спят друг с другом, тем более близкие.
— Оставляю вас до вечера, леди Сент-Эвье, — мужчина решил не углубляться в подробности жизни девушки до того, как она попала в Стамбул.
Оставшись одна, Морриган сочла за лучшее уснуть, особенно учитывая разгоравшийся за окном рассвет.
Когда она проснулась, солнце перевалило за полдень. Несмотря на ситуацию, девушка оставалась спокойной, поскольку жизнь научила её сдерживать эмоции и собственную гордость.
— В конце концов, не на казнь же меня поведут, — сказала она сама себе.
Собственная рассудительность, однако, вызвала у неё некоторое беспокойство, ведь в скором времени она снова станет чьей-то невольницей, и ей придётся ублажать нового хозяина в постели. 'Мне
