воспоминаний; Протекших бед, веселий, слез, желаний Здесь повесть нам везде оживлена. Здесь красится дней наших старина, Дней юности, и ясных и веселых, Мелькнувших нам едва-и отлетелых. Но что теперь твой встретит мрачный взгляд В столице сей и мира и отрад? Ряды могил, развалин обгорелых И цепь полей пустых, осиротелых Следы врагов, злодейства гнусных чад! Наук, забав и роскоши столица, Издревле край любви и красоты Есть ныне край страданий, нищеты. Здесь бедная скитается вдовица, Там слышен вопль младенца-сироты; Их зрит в слезах румяная денница, И ночи мрак их застает в слезах! А там старик, прибредший на клюках На хладный пепл родного пепелища, Не узнает знакомого жилища, Где он мечтал сном вечности заснуть, Склонив главу на милой дщери грудь; Теперь один, он молит дланью нищей Последнего приюта на кладбище. Да будет тих его кончины час! Пускай мечты его обманут муку, Пусть слышится ему дочерний глас, Пусть, в гроб сходя, он мнит подать ей руку! Счастлив, мой друг, кто, мрачных сих картин. Сих ужасов и бедствии удаленный И строгих уз семейных отчужденный, Своей судьбы единый властелин, Летит теперь, отмщеньем вдохновенный, Под знамена карающих дружин! Счастлив, кто меч, отчизне посвященный, Подъял за прах родных, за дом царей, За смерть в боях утраченных друзей; И, роковым постигнутый ударом, Он скажет, свой смыкая мутный взор: 'Москва! я твой питомец с юных пор, И смерть моя-тебе последним даром!' Я жду тебя, товарищ милый мой! И по местам, унынью посвященным, Мы медленно пойдем, рука с рукой, Бродить, мечтам предавшись потаенным. Здесь тускл зари пылающий венец, Здесь мрачен день в краю опустошений; И скорби сын, развалин сих жилец, Склоня чело, объятый думой гений Гласит на них протяжно: нет Москвы! И хладный прах, и рухнувшие своды, И древний Кремль, и ропотные воды Ужасной сей исполнены молвы!
1813
ЭПЕРНЕ (Денису Васильевичу Давыдову)
Так из чужбины отдаленной Мой стих искал тебя, Денис! А уж тебя ждал неизменный Не виноград, а кипарис.
На мой привет отчизне милой Ответом скорбный голос был, Что свежей братскою могилой Дополнен ряд моих могил.
Искал я друга в день возврата, Но грустен был возврата день! И собутыльника и брата Одну я с грустью обнял тень.
Остыл поэта светлый кубок, Остыл и партизанский меч; Средь благовонных чаш и трубок Уж не кипит живая речь.
С нее не сыплются, как звезды, Огни и вспышки острых слов, И речь наездника - наезды Не совершает на глупцов.
Струей не льется вечно новой Бивачных повестей рассказ Про льды Финляндии суровой, Про огнедышащий Кавказ,
Про год, запечатленный кровью, Когда под заревом Кремля, Пылая местью и любовью, Восстала русская земля,
Когда, принесши безусловно Все жертвы на алтарь родной, Единодушно, поголовно Народ пошел на смертный бой.
Под твой рассказ народной были, Животрепещущий рассказ, Из гроба тени выходили, И блеск их ослеплял наш глаз.
Багратион-Ахилл душою, Кутузов - мудрый Одиссей, Сеславин, Кульнев - простотою И доблестью муж древних дней!
Богатыри эпохи сильной, Эпохи славной, вас уж нет! И вот сошел во мрак могильный Ваш сослуживец, ваш поэт!
Смерть сокрушила славы наши, И смотрим мы с слезой тоски На опрокинутые чаши, На упраздненные венки.
Зову,- молчит припев бывалый; Ищу тебя,-но дом твой пуст; Не встретит стих мой запоздалый Улыбки охладевших уст.
Но песнь мою, души преданье О светлых, безвозвратных днях, Прими, Денис, как возлиянь На прах твой, сердцу милый прах!
1854
ПОМИНКИ ПО БОРОДИНСКОЙ БИТВЕ
Милорадовича помню В битве при Бородине: Был он в шляпе без султана На гнедом своем коне.
Бодро он и хладнокровно Вел полки в кровавый бой, Строй за строем густо, ровно Выступал живой стеной.
Только подошли мы ближе К средоточию огня, Взвизгнуло ядро и пало Перед ним, к ногам коня,
И, сердито землю роя Адским огненным волчком, Не затронуло героя, Но осыпало песком.
'Бог мой!-он сказал с улыбкой, Указав на вражью рать, Нас завидел неприятель И спешит нам честь отдать'.
И Кутузов предо мною, Вспомню ль о Бородине, Он и в белой был фуражке, И на белом был коне.
Чрез плечо повязан шарфом, Он стоит на высоте, И под старцем блещет ярко День в осенней красоте.
Старца бодрый вид воинствен, Он сред полчищ одинок, Он бесстрастен, он таинствен, Он властителен, как рок.
На челе его маститом, Пролетевшею насквозь Смертью раз уже пробитом, Пламя юное зажглось.
Пламя дум грозой созревших, В битве закаленных дум, Он их молча вопрошает Сквозь пальбу, огонь и шум.
Мыслью он парит над битвой, И его орлиный взгляд Движет волею и силой Человеческих громад.
И его молниеносцы Ждут внимательно кругом, Чтоб по слову полководца Зарядить крылатый гром.
От вождя к вождю обратно Мчатся быстрые гонцы, Но иного безвозвратно Смерть хватает на лету!
Против нас дружины, ужас Завоеванных земель, Записавшие победу С давних лет в свою артель;
Славой блещущие лица И в главе их - вождь побед, Гордым солнцем Аустерлица Загоревшее лицо.
Но бледнеет это солнце И течет на запад свой, А взойдет другое солнце Над пылающей Москвой.
И впервые в грудь счастливца Недоверья хлад проник: Так с учителем заспорил Седовласый ученик.
К острову Святой Елены Здесь проложен первый шаг, И Кремля святые стены В казнь себе усвоит враг.
День настал! Мы ждали битвы, Все возрадовались ей: Шли давно о ней молитвы Приунывших усачей.
И на пир веселый словно Каждый радостно летит, Будь у каждого три жизни, Он всех трех не пощадит.
Никогда еще в подлунной Не кипел столь страшный бой: Из орудий ад чугунный, Разразившись, поднял вой;
Целый день не умолкает, Извергая смерть кругом; Строй за строем исчезает Под убийственным огнем.
Но пылают мщенья гневом Снова свежие ряды, Свежей кровью и посевом Смерть плодит свои бразды.
Словно два бойца во злобе, Набежала рать на рать; Грудью в грудь вломились обе, Чтоб противника попрать.
Но победа обоюдно То дается нам, то им; В этот день решить бы трудно, Кто из двух непобедим.
Крепнет боевая вьюга, Все сильней растет она, И вцепившихся друг в друга Разнимает ночь одна.
Грозный день сей Бородинский Им и нам в почет равно. Славься битвой исполинской, Славься ввек, Бородино!..
