Словно стучат по невидимой клавиатуре.
Ощущения модемера вызвали у Фила недоумение. Вместе с Басей он почувствовал холодок внизу живота и странный, не объяснимый восторг. Точно серфер, взлетая над очередной волной. Или автогонщик, выжимая до упора педаль газа. Филу не приходилось бывать в шкуре ни того, ни другого. Похоже, эти сравнения он позаимствовал у Баси.
Пока модемер исследовал чужие аккаунты, Ника с Архимедом допрашивали Фила, словно журналисты игрока «Челси». Как это быть аутистом? Знает ли о фигурке его мать? Когда он собирается открыться? И не чешутся ли глаза, меняя цвет? Фил по большей части отнекивался, но едва разговор зашел об обнародовании его внезапного исцеления, проявил непреклонность.
— Не надо об этом болтать! Это не исцеление. Чтобы исцелиться, нужно заболеть, а я был здоров. Вам не понять! — Почувствовав растерянность одноклассников, он сообразил, что перегнул палку. Поэтому продолжил мягче. — Даже не знаю, как объяснить. Просто, я не хочу становиться нормальным. Наверное, это странно звучит, но мне нравилось быть аутистом. Все, что я делаю сейчас — только ради Насти. Если она… Когда она поправиться, я верну ей фигурку. Поэтому не стоит никому рассказывать. Особенно, моей маме.
— Та-а-ак, молодой человек, и чего же не надо рассказывать Вашей маме?
В дверях класса появился плотный мужчина в милицейской форме. Его гордый профиль и пышные брови в разлет подошли бы отважному герою космической оперы. Дело портило круглое брюшко, обтянутое синей рубашкой. Оно превращало борца за независимость марсиан в добродушного майора, охранявшего гимназию города Одинцово. За округлые формы и привычку поглаживать себя по животу языкастые ученики окрестили стража порядка Беляшом.
Под началом Беляша работала пара молодых лейтенантов и один капитан. Да и тот — девушка. Но майор не жаловался. Все его служебное рвение было вложено в то, чтобы на вверенном ему участке никогда не случалось ЧП. Поэтому он не гнушался самостоятельно вечерами делать обходы гимназии, заглядывая в каждый класс. Как говориться, лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Ну, чего молчим? О чем не рассказывать-то?
Первой опомнилась Ника. Спрыгнула с парты и изобразила на лице улыбку.
— О любви, Павел Александрович! Фил у нас влюбился, а на носу экзамены.
Беляш ощупал пытливым взглядом Филиппа. Тот ему не понравился.
— А чего это мы тут трапезничаем? Домой не пора? Там, небось, с обедом ждут.
— Пора. — Согласился Серега, ёрзая на стуле. Он прикрывал собой неподвижного Басю. — Вы не волнуйтесь. Мы все уберем и окна закроем. Еще пять минут.
Но майор уже разглядел модемера. Взмахнув бровями, точно коршун крыльями, Беляш шагнул к погруженному в транс парню. Потряс его за плечо.
— Эй, приятель, что с тобой? Никак курнул чего? — Майорский нос шевельнулся, принюхиваясь.
Бася поднял голову и уставился на милиционера прозрачными, как после сна, глазами.
— Спал я, — Хрипло ответил он. — Всю ночь к контрольной готовился, а теперь вот задрых.
— Ну-ка по домам! Быстро! Спасть они в школе будут! — Майор выпрямился, сердито поправляя ремень. — Нет, стойте. Ко мне!
Прежде чем отпустить друзей, он решил заглянуть каждому из них в глаза. А вдруг наркотики? Расширенные зрачки выдадут. Первым под сканер попал Бася. Как наиболее подозрительный. Но в его светло-серых глазах с булавочными головками зрачков даже самый дотошный поверяльщик не разглядел бы признаков наркозависимости. Ника с Серегой тоже не вызвали вопросов.
Остался Фил.
Он несколько секунд неподвижно стоял, глядя милиционеру в лицо, а потом, нехотя, снял очки.
Увидев его глаза, Беляш отшатнулся. Сине-зеленые радужки смотрелись жутковато. Фил ощутил недоумение милиционера, сомнение и, наконец, беспокойство охотничьей собаки, унюхавшей присыпанный снегом след. Идти по нему — дело малоперспективное, но и бросить жалко. Беляш явно раздумывал, не позвонить ли матери парня. Кто знает, с чем связано странное отклонение? Вдруг разноцветные глаза — признак какой-нибудь новой «химии»?
— Это у тебя что? — Строго спросил майор.
— Гетерохромия, — Фил тонко улыбнулся. — Наследственное заболевание. Врожденная нехватка меланоцитов. Не слышали о таком?
— Нет. И как ты с этим? — Уверенный тон парня успокоил милиционера. Теперь он испытывал легкое любопытство, готовое перерасти в сочувствие.
— Привык. — Аутист пожал плечами и надел очки. — Одна проблема.
— Какая?
— Пить нельзя. Капля алкоголя и слепота на всю жизнь.
— Не повезло! — Зацокал языком майор, от всей души пожалев несчастного. — Что и пиво тоже?
— И пиво. А про наркотики и говорить нечего. Можно сразу похороны заказывать. Так мы посидим еще немного? Посекретничать нужно.
Беляш разрешил. Новость о том, что существуют врожденные болезни, при которых нельзя пить даже пиво, поразила майора в самое сердце. Он попросил оставить ключ на вахте и ушел, задумчиво почесывая начинающую лысеть макушку.
Точно получив невидимую отмашку, за окном заорали птицы. Комнату залило предрассветной синью. Пять утра. Скоро тащиться на улицу с Хомяком.
Ночь проскочила, как жевательная резинка по пищеводу. Тарас ее почти не заметил. Он несколько раз перечитал все открытые сообщения «Воскресших в сети» и теперь пытался навести порядок в тяжелой от недосыпа голове.
Ему удалось насчитать девятнадцать фотографий с черными лентами. Девятнадцать покойничков, вышедших на связь со своими близкими. Судя по датам сообщений на форуме, первый контакт состоялся два месяца назад. Последний, Левы с Леной — вчера.
Все высказывания были похожи друг на друга, как Тру-ля-ля на Тра-ля-ля. «Я столько всего не успел (а) сказать ей (ему), и вот теперь…». Сидя на сайте, люди лихорадочно договаривали то, о чем и не думали заикаться при жизни своих родных. Признавались в любви, просили о прощении, обещали не забывать. По крайней мере, ближайшую вечность.
Некий отец Влас — волосатый детина, заросший до бровей смоляными кудрями, проповедовал на главной странице сообщества:
«Возможность поговорить с близким человеком после его смерти — это Божий дар. Миллионы людей на нашей Земле лишены его. Они вынуждены через всю свою жизнь нести крест невысказанных слов и невыполненных обещаний. Мы должны благодарить Бога за дарованное нам чудо».
Крест невысказанных слов… Тарас сцепил руки на затылке и шумно вздохнул. Его отец умер три года назад. Точнее, погиб под колесами лихача во время поездки на очередной слет российских литераторов в Самаре. Тарасу казалось, что язвительный старик, член союза писателей и лауреат туевой хучи премий, проживет еще лет тридцать. Это как минимум. А если будет так же энергично пить кровь из своей второй, после матери, жены — и все сорок. Ан, нет. У судьбы были другие планы.
Теперь не молодая, но все еще привлекательная вдова потихоньку распродает права на его бессмертные творения и поправляет здоровье, подорванное десятилетним браком. Папаня был тем еще занудой. Хотя сына его тяжелый нрав почти не коснулся. Венедикт Захарович поменял одну семью на другую, когда Тарасу не исполнилось и семи.
От участия в воспитании великий русский писатель — автор одиннадцати исторических романов — отлынивал. Оно, видите ли, вредило творческому процессу. Впрочем, его юного, как и позже зрелого, сына, это ничуть не огорчало. Алименты капали исправно, учителя делали стойку, заслышав фамилию Кумарин, а в доме регулярно появлялась экзотическая снедь и новенькие собрания сочинений. В основном русских классиков. «Повинные подношения», — Посмеиваясь, называла мать отцовские подарки.
Ни идейных споров, ни баталий на тему смысла жизни у Тараса с Венедиктом Захаровичем не возникало. Один не лез в дела другого, и другой отвечал взаимностью. Только однажды, Тарас получил невольную оценку своей работы. Он ненадолго заскочил в заставленную тяжелой мебелью квартиру отца,
