Обернувшись, Роскани посмотрел на сидевших за его спиной Скалу и Кастеллетти, затем бросил взгляд на затылок пилота реактивного вертолета и вновь уставился в окно. Они уже почти три часа летели на север вдоль Адриатического побережья, миновали Анкону, Римини и Равенну, затем взяли направление в глубь суши, в сторону Милана, после чего вновь устремились на север, пронеслись над высокими холмами и над озером Комо к городу Белладжио.
Под собой он видел ярко-синюю воду озера, по которой, словно украшения на торте, тут и там были разбросаны белые крапинки — прогулочные лодки. Слева тянулось побережье с гирляндой роскошных вилл, окруженных ухоженными садами, а справа плавные склоны холмов заканчивались крутыми обрывами, ниспадавшими прямо к воде озера.
Когда они еще находились в Пескаре и работали на месте очередного преступления, замаскированного под пожар в жилом доме, Роскани срочно вызвал к телефону Талья. Руководитель Gruppo Cardinale сообщил, что человека, который мог оказаться отцом Дэниелом Аддисоном, минувшей ночью доставили на зафрахтованном судне на подводных крыльях на частную виллу на озере Комо. Капитан судна увидел по телевизору одну из регулярно повторявшихся передач о розыске преступника и почти не сомневался, что именно этот человек и был его пассажиром. Однако капитан долго не решался что-либо предпринять, поскольку хозяином виллы является какой-то очень уж важный человек, и он опасался, что может лишиться работы, если будут затронуты интересы кого-то из знаменитостей. Но уже позже, утром, жена убедила его, что нужно все же поставить власти в известность, а они пускай уж решают сами.
«Знаменитости, — подумал Роскани, когда пилот резко бросил машину влево и снизился еще ближе к воде, — кой черт думать об интересах знаменитостей, если наконец-то найден верный путь? Сейчас имеет значение только время, и ничего больше».
Найденная на пожарище мертвая женщина оказалась Джулией Фанари, женой Луки Фанари, того самого человека, который, согласно записям, взял напрокат машину у убитого владельца компании «Скорой помощи» в Пескаре. Синьору Фанари убили еще до того, как начался пожар. Убили острым предметом, по всей вероятности пикой для колки льда, которую воткнули через череп в мозг. Вернее, ее не убили, а обездвижили примерно так же, как биолог обездвиживает лягушку, перед тем как вскрыть ее еще живую.
Слово «хладнокровное» здесь явно не подходило. Исходя из увиденного, Роскани решил, что убийство совершалось скорее со страстью, что убийца испытывал упоение от каждой непроизвольной судороги, каждого сокращения мышц, происходивших в то время, когда он неторопливо, отлично сознавая, что делает, разрушал изнутри мозг жертвы. Что он получал наслаждение, пожалуй, чуть ли не сексуального характера. Избранный способ убийства сам по себе говорил, что такое понятие, как совесть, было абсолютно чуждо убийце. Истинный социопат, совершенно безразличный к боли, чувствам и благополучию других людей. Имеющий только внешний облик человека, предавшийся злу с самого рождения. Этот-то социопат и был их эфемерным «третьим участником». Роскани смело мог отказаться от варианта, в котором преступников было несколько, — все говорило о том, что убийца был один как перст, и вариант с женщиной тоже не проходил — для того способа, каким была убита Джулия Фанари, требовалась недюжинная сила. И если убийца прибыл в Пескару в погоне за отцом Дэниелом и, прибегнув к пыткам, вызнал, куда его увезли, это могло с большой долей вероятности означать, что он в своих поисках подобрался к отцу Дэниелу куда ближе, чем они.
Потому-то Роскани и смотрел с таким нетерпением в окно на приближающуюся землю, на облако пыли, взметнувшееся, когда вертолет завис над лужайкой, примыкавшей к густому лесу на берегу: он молил Бога, чтобы израненный мужчина, доставленный на виллу, на самом деле оказался тем самым священником и чтобы они нашли его первыми — раньше, чем любитель острых предметов.
63
Через оптический прицел «Цейсс Диавари» с переменной кратностью увеличения от 1,5 до 4,5 Томас Добряк наблюдал за темно-синим «альфа-ромео», катившимся вниз по склону холма в направлении Белладжио. Перекрестье легло на середину затылка Кастеллетти, затем Роскани. Потом мелькнул сидевший за рулем карабинер, машина проехала мимо, и он смог подняться. Он не был уверен, что сегодня ему стоит называть себя С., поскольку не знал точно, каким путем и при каких обстоятельствах он обретет наконец свою жертву.
С. означало снайпер. Такое наименование он присваивал себе, когда морально и физически готовился убивать с дальнего расстояния. Основание этой практике он положил, когда начал продвигаться в высшие круги, впервые в жизни убив человека. Случилось это в 1976 году в Сантьяго, когда из окна правительственного здания он застрелил одного из тех фашистских солдат, которые открыли огонь по митингующим студентам-марксистам.
Поведя окуляром вниз и направо, он увидел командный пост карабинеров, устроенный у обочины асфальтированного шоссе, которое вело к возвышавшемуся на берегу похожему на дворец зданию, известному под названием вилла Лоренци. Еще одно движение направо, и в поле зрения возникли три полицейских патрульных катера, дрейфовавшие в сотне ярдов от берега на расстоянии в четверть мили один от другого.
От Фарела Добряк узнал, что вилла Лоренци принадлежит знаменитому итальянскому романисту Эросу Барбу и что Барбу путешествует по западной Канаде и не посещал виллу с Нового года, когда устроил там свой ежегодный бал — одно из самых великосветских событий во всей Европе. В отсутствие Барбу виллой Лоренци управлял чернокожий южноафриканский поэт по имени Эдвард Муи, который не платил за жилье, но приглядывал за домом и руководил обслуживающим персоналом из двадцати пяти работников и садовников, занятых только на этой вилле и нигде больше. И этот Муи по распоряжению Эроса Барбу позволил полицейским обыскать всю территорию.
Из официального заявления, сделанного юридическим консультантом Барбу, следовало, что ни сам Барбу, ни Эдвард Муи никогда не знали отца Дэниела Аддисона и даже не слышали о нем и что никто из обслуживающего персонала также не имеет никакого понятия о чьем-либо прибытии катером на виллу Лоренци. Вернее, ни о каком человеке, нуждающемся в медицинской помощи и имеющем для этой цели сопровождение из четырех человек.
Устроившись поудобнее в своем неуютном убежище на склоне лесистого холма, возвышавшегося над виллой, Томас Добряк вновь поднес к глазу прицел и увидел, как «альфа-ромео» Роскани приблизился к командному пункту карабинеров. Почти одновременно навстречу ему со стороны главного здания подъехал Эдвард Муи на видавшем виды трехколесном грузовичке, походившем на старенький мотоцикл «харлей- дэвидсон», к которому приделали кузов от небольшого самосвала.
Добряк улыбнулся. Поэт был одет в рубашку хаки, джинсы «вестерн» и кожаные сандалии. Его длинные волосы, собранные в лежавший на спине конский хвост и изрядно тронутые сединой на висках, придавали ему вид постаревшего хиппи или байкера-ветерана.
После короткого разговора с Роскани поэт вновь уселся в свою машину и поехал обратно. Автомобиль Роскани и два больших грузовика с карабинерами двинулись вслед за ним. Томас Добряк был уверен, что полиция ничего не найдет. Но ничуть не меньше он был убежден, что объект его поисков находится где-то здесь или в непосредственной близости отсюда. Поэтому ему следовало выжидать, наблюдать, а потом сделать свое дело. Терпение превыше всего.
Ли Вэнь беспокойно ворочался в постели. Жаркий воздух был совершенно неподвижен, и он никак не мог уснуть. Пролежав полминуты на одном боку, он перевернулся на другой и посмотрел на часы. Они показывали полпервого ночи. Через три часа пора подниматься. Через четыре — быть на работе. Он опять перевернулся. Этой ночью ему, как никогда, требовался сон, но уснуть не получалось. Он попытался
