Она решила, что он вырубился. Переход от его криков, эхом отзывающихся от стен к гробовой тишине, ее расстроил. Его тело, которое было влажным от пота и перевязано веревкой после происходящего стало мягким и податливым.
Алия убрала волосы с глаз и вытерла рот. Никто и никогда прежде не сопротивлялся ей так долго. Но ничего другого она от него и не ожидала.
И он не просто сдался, он сдавался снова и снова, позволяя сопротивлению слой за слоем — всем его тренированным, всем его естественным защитным силам — пасть. Он отдался моменту и оставил себя уязвимым. Это заставило ее властное сердце смягчиться.
Он мог отбиться от нее. Или перевести все в шутку. Или попытаться изменить правила. Но он играл в ее игру сердечнее, чем она когда-либо видела. Ни один из принцев, которых она видела по всему миру, не позволяли этому зайти так далеко. Она не могла понять его мотивов.
Михаил Фостин удивительно повзрослел.
Оставив его, она перешагивая через гильзы, битое стекло, и куски штукатурки, пробивалась к кухне, где схватила бутылку вина и два бокала. Когда она вернулась, он по-прежнему лежал, растянувшись у скамьи, которую он разрушил.
Пока она наполняла бокал вином, он зашевелился.
— Я подумал, что ты убьешь меня каким-то захватывающим способом.
Она вспыхнула гордостью, слыша, каким скрипучим и ленивым был его голос.
Подталкивая его пальцами ноги, она предложила ему бокал вина.
Он покосился на вино. Она сделала глоток из своего бокала, морщась от боли, так как он задел порезы у нее во рту.
— Пуританин.
Она вернулась в кухню, чтобы налить ему бокал воды, вспомнив, что его родители пьют только кровь, воду и скотч.
Его голос догнал ее в коридоре.
— Зачем мне играть в человека? Почему я должен притворяться и быть ниже, чем я есть на самом деле?
Но даже при том, что Михаил и его родители, были старой закалки, его брат Грэгори управлял ночным клубом, где смешались и вампиры и люди — и где, без сомнения, вампиры употребляли несанкционированные напитки. Алекс Фостин, как она слышала, шагнул еще дальше. Он готовил еду. Она задавалась вопросом, было ли это источником напряженности в их семье.
Вернувшись, она вручила ему воду и он пил, утоляя жажду, по-прежнему сидя на полу. Она взгромоздилась на кресло поблизости.
Несколько глотков вина, которые она сделала, ударили в голову. Это означало, что она опасно слаба.
— Мне нужно поесть. Я собираюсь позвать нескольких кормильцев для нас.
Он резко повернул голову в ее сторону, неодобрительно сверкнув глазами.
— Ты не должна использовать кормильцев. Охота держит тебя в форме.
— Хорошо охотиться в Нью-Йорке, но не в Лос-Анджелесе. Приходится ездить кругами, чтобы найти жертв. А движение здесь ужасное. Да еще нужно парковаться… — Она махнула рукой. — Легче заказать.
— Я пойду. Я найду кого-нибудь и приведу их к тебе.
Алия скрестила руки на груди. Князь. Он не просто попытался начать менять способ ее питания, но он также напомнил ей о другом небольшом факте.
— Как я могла забыть? Ты же не голоден, так ведь?
Неожиданный румянец вспыхнул на его щеках.
— Я хорошо поел этим вечером.
— Я поражена, что ты можешь смотреть мне в глаза, говоря это.
— Я не вижу ничего плохого, в том, что признаю это. Но я не могу сказать, что мне жаль, что я попробовал тебя на вкус.
Он оказался возле нее одним размытым движением. Теперь она знала его силу. Вплотную. Но она позволила ему приблизиться к себе. Позволила ему прижать ее руку к прыгающему пульсу на его горле. Когда он говорил, его низкий голос вибрировал под ее пальцами.
— Скажи, что ты не соблазнилась бы.
Алия сглотнула, вспомнив его язык на ее ранах. Какой бы на вкус была его кровь? Его пот и сперма были отличными. Но она не может погрузиться в это безумие.
— Меня тошнит от этой идеи.
Он накрыл ее ладонь своей.
— Ты знаешь, как они живут внутри нас. Потом.
Он имел в виду после обескровливания. Да. Ее враги всегда с ней.
— Представь себе эту близость с живым человеком. Живая связь, душа к душе.
Интимность. Ее самая любимая вещь в мире. Она отвернулась.
— Ты боишься, что не сможешь быть связанна таким образом.
— А почему я должна хотеть этого?
— Ты боишься… ты боишься потерять душу.
Она резко развернулась, чтобы впиться в него глазами.
— Я слышал это в твоей крови.
Это знание заставило ее чувствовать себя испачканной и слишком уставшей.
— Я надеюсь, ты получил удовольствие от своего обжорства и подслушивания.
Он склонил голову, немного озадаченный, как если бы он все еще читал ее.
— Благодаря этому, ты мне нравишься еще больше. И кстати, это неправда.
Глаза Алии начало щипать. Это были слезы? Какого черта? Она опустила ногу на кусок штукатурки, измельчая ее в порошок.
— Теперь мне гораздо легче. Потому, что это именно то, о чем я действительно беспокоилась. Нравлюсь ли Михаилу Фостину или нет.
— У тебя есть право быть уставшей.
Он поднял с пола ее нож и протянул ей с поклоном.
— Идем, отдохни со мной. Продолжить битву мы можем и позже.
Она отвернула лицо в нетерпении. Неважно видел ли он ее слезы или нет, они все равно делали ее слабой и глупой. И именно потому, что она была слабой и глупой, она позволила ему уложить себя на софу. Они растянулись на ней вместе, Михаил позади нее. Он притянул ее к своей груди. Это был знакомый жест, как знакомые и удобные старые джинсы. Но это также привело ее в замешательство. Никто не держал ее так, с тех пор, как она ушла от него. Она никогда не была в состоянии доверять кому-либо так сильно.
Алия рассмеялась сама с себя.
Она держала свой нож прижатым к груди, просто на всякий случай.
— Поспи немного, а я принесу тебе еды.
— И потом ты снова захочешь кормиться от меня.
От не ответил.
— Что происходит с тобой теперь….теперь, когда ты действительно кормился от меня?
— Я такой же, как и был до этого.
— Ты врешь. Я помню историю, сказку о связанном мужчине, который не мог питаться.
— Роланд. Роланд и Иллисия.
— Да эту. Что с ним случилось?
Он вздохнул.
— Это грустная история.
— Мне такие больше всего и нравятся.
