Он понял, что задыхается. Незнакомое прежде чувство близости смерти заставило проснуться, вскочить на ноги. Он с расширенными глазами смотрел на растерянную Еву, руками хватался за горло, лицо начало синеть, лёгкие пытались вдохнуть хоть немного воздуха, но не получали ничего.
— Ева… д…у…р…а — просипел он из последних сил и пал на колени, продолжая хвататься за горло.
Змей всё это время выжидал, пока всей массой своего тела не рухнул на спину Адама, отчего тот тут же задышал. Странный ком остался в горле навеки, зато каждого поперхнувшегося человека с тех пор бьют чуть выше лопаток, куда упал змей, спасая сотворённого.
Адам не проглотил кусок яблока. С тех пор знания человек добывает в поте лица, пока не становится сыт ими по горло, как впрочем, порой и Евой… Да вдобавок 'Адамово яблоко' навсегда, в память об этом дне, поселяется в горле среди всего мужского населения в день взросления-прозрения.
Воздух вспыхнул в нескольких метрах от троицы Адама, Евы и змея. Сияющий огонь вещал:
— Да как вы посмели?!
Змей спрятался за ближайшую ветку, Ева метнулась за спину Адама, а Адам смотрел на пылающий, огонь не отводя взгляд. Неожиданно какая-то догадка проскользнула в сознании, обронил:
— Слушай, а почему бы тебе, не явится в своём истинном виде?
Огонь вспыхнул ещё ярче, но словно задумался, метнул искры:
— Ты меня не выдержишь. Я слишком велик для тебя.
Адам поймал за хвост новую мысль:
— Но ты же создавал нас по образу и подобию своему. Почему дети не могут смотреть на отца?
Из-за ветки вылезла голова змея, ехидно добавил:
— Потому что врёт он всё. Первый ушёл, а этот всего лишь половинчатая подделка… Собрал из тех деталей, что были и…
Огонь полыхнул ярче прежнего, дерево, на котором была змея, опалилось в один миг, рассыпалось прахом. Перед змеем разверзлась бездна, как некогда перед Денницей. Он полетел вниз. Так, впрочем, и собирался вернуться домой. На лету прокричал Адаму:
— Не верь ему, тебя создал не он… Он лишь собрал! Душа твоя — создатель твой!
С той поры в сознании человека всегда воюют две противоположности, ибо человек познал правду и ложь, но различить и понять, что есть что, не смог…
Адама и Еву изгнали. Перед ними открылась вся полнота жизни с её трудностями и успехами, болью и радостью… Они повзрослели, как вырастают все дети…
Их Бог больше к ним не обращался. Знал, что Адам его речей слушать не станет. Но появились новые дети…
Змей шлёпнулся о землю, принял свой естественный облик человека с чёрными обгоревшими крыльями и прокричал в темноту подземелья:
— Дэн, я что-то не пойму. У Адама и Евы будет всего два ребёнка, причём оба мужского рода, тем более один другого убьёт, а убийцу проклянут на вечные скитания, изгнав его из ранга людей. Он станет демоном в понятьях пернатых, как и Лилит. Так?
Подземелье вспыхнуло сотней факелов. Голос с высокого чёрного трона прорезал тишину, прошёлся по стенам исполинской мощью познания.
— Ты грезишь будущее. Так зачем спрашиваешь?
Люцифер встряхнул пыль с крыльев, подошёл поближе к трону. Перед ним тут же воссоздался широкий стол полный яств и удобное кресло. Люци плюхнулся в кресло, плеснул в чашу в форме черепа ангела красного, как кровь вина. Залпом осушил и выдал новую мысль:
— Так на этом план старца и закончился. Его создания, едва возникнув, сгинули. Откуда же пойдут остальные люди? Им ведь велено плодиться, а он других больше не создаст, чай не Творец, силёнки не те. Я чего-то не понимаю?
Взгляд Сатаны устремился куда-то вдаль. Слова раздались, как раскаты грома:
— Если бы это был единственный создатель, мир был бы мёртвым. Но есть и другие боги. Есть люди, созданные богами, есть люди рождённые от богов. У них там такие войны за сферы влияния, куда нам подземельным… Ну, а если какой Конец Света, Рагнарок или Апокалипсис, богам придётся создавать всех заново. В короткий срок. А сам знаешь что получается, когда срок короткий… Там не доделал, тут не додал… — немного подумав, добавил. — Но есть мы. Не обременённые собственной паствой. Можем вмешиваться, когда захотим.
Люци откинулся на спинку кресла, сложил крылья так, чтобы не мешали. Невольно заметил, что всё- таки у них в преисподней крылья лучше, чем у пернатых. Те даже сидеть не могут, а они придумали себе такие, что обворачиваются вокруг плеч словно плащ, да и мощнее на порядок. Такие не подожжёшь в полёте.
Люцифер поднял печальные глаза цвета ночи и вопрошающе прошептал:
— Эволюция?
Денница кивнул:
— Эволюция…
'Рай' Конец мира, которого не было в нашем мире
Потрёпанный плащ трепетал по ветру, как флаг для сотен тысяч воинов, знамя, зримая ясная цель, для всего человечества…
Или античеловечества…
Люцифер вдохнул полной грудью запах свежего воздуха, что принёс ветер, невольно поморщился. За тысячелетия отвык от этого привкуса кислорода, как и от солнечного света, что даже на закате пробивается сквозь плотные слои кучевых облаков, которых нагнало в преддверии последнего дня величайшей битвы. Отвык… и не мог привыкнуть за все дни битвы. Сколько их за плечами было?
Странно. Свободно смотрел в самый жуткий и лютый огонь, в саму его суть, но на заходящее солнце смотреть мог едва ли. Так же и с воздухом, ведь научился дышать чем угодно в подземелье, но лёгкие отвергают ту смесь, что приносит ветер.
Небо грозилось утопить адское семя в потоках воды, залить дерзких с головой, кои посмели выползти на свет божий из недр подземелий. Казалось, тучи набрали всю воду мира, что была на всём белом свете. Стоит только ткнуть пальцем и небесный водопад прорвёт плотину облаков, появится новый всемирный потоп, который зальёт всемирный огонь пожарищ и иссякнет, погрузив мир в шаткое равновесие.
Шёл шестьсот шестьдесят пятый день вторжения в рай. Легионы света и легионы тьмы пали под истреблением друг друга. Всю землю, насколько хватает глаз и возможностей, залило священной и проклятой кровью, небесные воители и рогатые воины, громоздились целыми горами мёртвых искромсанных и растерзанных тел.
Старуха с косой билась в конвульсиях в приступе вседозволенности, тотальности. Ей раздолье — все споры и согласия почти разрешены, скоро все просто уйдут за черту, оставив бренность и философию на попечительство кровавому ветру и чёрному солнцу.
Люцифер потёр бронированным шипастым кулаком массивную грудь, место, где на прочнейшем в мире доспехе сияет разлом длинною в палец.
Дьявольская ухмылка отразилась на прекрасном лице. Не зря когда-то придумал поговорку — 'дьявольски красив'.
'Неплохо, совсем неплохо бьются эти серафимы. Никогда бы не подумал, что небесное воинство всё- таки оказалось готовым к битве, не смотря на все пересуды, леность и вечное блаженство прогнившей системы. Что ж, осталось немного. Пару взмахов меча и вся эта ложь завершиться. Всё, как сказал Дэн'.
Зря этот мир не принял поэта…
Архангел Михаил тяжело дышал, по искромсанным доспехам текли новые багровые ручейки, что
