Я прошу Вас выплачивать моей внучке проценты в сумме, какую найдете возможной, капитал же поместить в Ваше дело или какой-нибудь банк. Надеюсь, что требую от Вас не слишком многого, и хотел бы напомнить, что являюсь старым другом Вашего отца. Я положу это письмо вместе с ассигнациями на случай, если не застану Вас в торговом доме.
Искренне преданный Вам
Эбинезер Свэйл»
После того как Гарвей прочел письмо, воцарилась глубокая тишина. Только Грэйс тихонько вздохнула. Гарвею показалось, что он заметил улыбку на портрете своего отца.
— Как видите,— сказал он,— вся эта возбужденная вами из-за ассигнаций история в высшей степени смешна. Я депонировал их в банке по просьбе покойного мистера Свэйла, и они находятся теперь в распоряжении его внучки.
— Я хотела, чтобы мистер Гаррард распорядился ими,— сказала Грэйс,— и была бы рада, если бы никто не вмешивался в это. Теперь они перенесены на мое имя, и мысль о возлагаемой этим на меня ответственности внушает мне страх.
— Насколько мне известно, вы же заявили в полицию об исчезновении денег, мисс,— заметил полицейский инспектор.
— Это случилось прежде, чем я прочла письмо деда и получила сведения от мистера Гаррарда.
— А телефонное сообщение?
— Видно, кто-то сыграл с вами шутку. Я никогда в жизни не телефонировала в Скотлэнд-Ярд.
Инспектор казался немного смущенным.
— Не разрешите ли вы мне, сэр, еще раз прочесть оба письма?
Гарвей протянул их ему, и тот внимательно прочел еще раз.
— Я хотел бы телефонировать моему шефу. Можно устроить это так, чтобы меня никто не слышал?
— В коридоре есть три телефонные будки; пожалуйста, пользуйтесь любой.
Инспектор прошептал несколько слов своему коллеге и вышел. Гарвей закурил сигарету. Грэйс наклонилась к нему.
— Знал ты что-нибудь о письме? — спросила она еле слышно.
— Нет.
— Изменит ли оно положение вещей?
— Сейчас увидим.
Инспектор вошел, закрыв за собой дверь.
— Мистер Гаррард, счастлив сообщить, что мой начальник распорядился не приводить в исполнение приказа о вашем аресте. Он считает, что письмо мистера Свэйла осложняет судебное преследование, возбужденное против вас. Но все же должен попросить вас прийти к нему вместе с мисс Свэйл и, если возможно, с директором вашего банка, захватив с собой письмо. Если вы в состоянии доказать подлинность письма, процесс будет, по всей вероятности, приостановлен.
Гарвей встал.
— Думаю,— обратился он к Грэйс,— что мы сейчас же исполнил эту просьбу…
Через час они покинули Скотлэнд-Ярд. Оба молчали, немного уставшие от происшедшего.
— Благодарение Богу, что дед написал это письмо!
— И что Поултон нашел и прислал его. И все же — я вор.
— А я лгунья,— вздохнула она.
— Глупости! Уверен, что инспектор не поверил ни одному твоему слову.
— И как будто кто-нибудь мог поверить тому, что ты вор!
31
Герберт Фардаль, с озабоченным лицом ожидавший Мильдред, поднялся ей навстречу. Она поздоровалась приветливо, но несколько рассеянно.
— Сегодня вы не имеете права упрекать меня в том, что я опоздала. Посмотрите на часы,— еще нет половины первого.
— Но вы обещали мне прийти в двенадцать.
— Ах, моя память! Я была уверена, что в половине первого. Но меня ждет машина. Мы можем поехать выпить коктейль.
— Но одно это вечное ожидание отвратительно! Почему я не могу заехать за вами на вашу виллу? Вы здесь уже год, и я ни разу не посетил вас.
— Пожалуйста, Герберт, не начинайте снова. Вы знаете, мой развод утвержден. Через три педели я свободна. Надеюсь, потерпите до того времени. Не забывайте, что Гарвей наблюдает за мной. Мысль о разводе всегда была ему ненавистна.
— Глупости! Это совсем не в его характере.
— Дорогой мой! Не говорите так громко, это действует на нервы.
— Но вы принимаете других мужчин на своей вилле.
— Это наши старые друзья. Против них Гарвей ничего не имеет. Вы — единственный, кого он подозревает. А теперь один серьезный вопрос: правда ли, что я прочла о Гарвее?
— Что именно?
— Да вот! Мне прислали последний номер «Financial Times». Я немного понимаю в этом. Правда ли, что фирма Гаррарда основала акционерное общество с капиталом в 2 500 000 фунтов и уже распределяются десятипроцентные дивиденды?
— Совершенная правда! Ему чертовски повезло.
— Значит, меня обманули! — возмущенно крикнула она.
— Не понимаю вас.
— Я, как и все, думала, что фирма обанкротилась. Известно было, что Гарвей получил в наследство от своей тетки годовую ренту в 1000 фунтов. Я поручила адвокату требовать эту ренту для меня, чтобы я все же осталась с чем-нибудь.
— С чем-нибудь! Но, дорогая моя, вы имеете уже больше 3000 в год.
— Молчите! Что для меня 3000 в год! Я дала ему свободу и должна была потребовать за это крупную сумму. Но боялась, что ничего не получу, и настояла на ренте в 1000 фунтов. Я подписала бумагу, что отказываюсь от всех дальнейших требований.
Одно мгновение Герберт Фардаль молча смотрел на нее. Потом внезапно разразился хохотом.
— Что означает ваше веселое настроение?
— Дорогая Мильдред, вы должны согласиться, что в этой ситуации есть нечто комическое, хотя эта шутка дорого обошлась вам. Вы умная женщина, я восхищаюсь вами: вы продали дом и мебель, потому что предчувствовали опасность. Отлично. Вы обеспечили за собой ренту, которую Гарвей передал вам при свадьбе. Прекрасно. Вы думали, что ваш муж разорен, и взяли последнее, что у него осталось: ренту в 1000 фунтов. Очень благоразумно. Но если бы вы оставили ему эту ренту, он, несомненно, выплачивал бы вам 5000 в год.
— И это вы находите смешным?!
— Простите, это было очень глупо с моей стороны. Но зачем вам заботиться о деньгах? Вы получите все, что захотите.
— Все, что захочу,— иронически повторила она.— Никогда! И даже если вы предоставите мне все ваши 40 000 в год.
Она медленно пила коктейль, а он внимательно смотрел на нее. На ней было светло-зеленое крепдешиновое платье. Она выглядела очаровательно.
— Нельзя ли аннулировать развод?— сказала она.
— Это выкиньте из головы! Вы имеете 4000 в год. В день нашей свадьбы дам вам еще 4000. Полагаю,
