пехотинцев. В небо взлетели осветительные снаряды. Эти солдаты тоже погибли.
На восходе к берегу с ревом двинулась целая армада десантных барж. На баржах находились профессионалы, морские пехотинцы[8]; обычно они закреплялись после того, как другие открывали им путь. На сей раз ребятам предстояло делать и то, и другое — открывать путь и закрепляться. Их главной задачей было отбить у противника шоссе № 18. Бронетранспортеры морпехов остались на кромке берега горящими факелами, но ветераны, упорные и беспощадные, продвигались вперед. Эти солдаты с тихоокеанского театра военных действий убивали всех на своем пути, стреляли в каждый труп. На стволах их карабинов поблескивали короткие штыки, у многих были самурайские мечи[9], хлопавшие по ногам.
— Американские морпехи, — проворчал Хайде. — Теперь нашим гренадерам достанется. Эти парни за сто пятьдесят лет не проиграли ни единого боя. Каждый стоит целой роты. Майор Майк будет рад увидеть старых друзей из Техаса[10].
Это была наша первая встреча с морскими пехотинцами. Казалось, они украшали себя, чем только хотели: один бежал по берегу с привязанным к рюкзаку раскрытым красным зонтом от солнца, за ним следовал громадный сержант с китайской рогожной шляпой поверх каски. Во главе одной из рот бежал невысокий офицер в сбитой набекрень соломенной шляпе, из-под ее голубой ленты торчала, весело покачиваясь, красная роза. Они рвались вперед, совершенно не обращая внимания на смертоносный огонь из автоматов и пулеметов наших гренадеров.
Один немецкий пехотинец попытался бежать, но самурайский меч отделил его голову от туловища. Срубивший ее американец что-то крикнул товарищам, взмахнул над головой зловещим оружием и поцеловал окровавленный клинок.
На них спикировала целая туча «хейнкелей». Весь берег, казалось, поднялся к ясному солнечному небу, и солдат с мечом лежал, корчась, в луже крови на почерневшем от дыма песке.
К нам подполз лейтенант Фрик.
— Отходим по одному. Отступаем к пункту «игрек».
Морпехи прорвали наши позиции. К берегу шли новые десантные баржи. На берегу ревели плавающие бронетранспортеры, а бомбардировщики и истребители вели в ясном небе ожесточенный бой.
Группа гренадеров хотела сдаться, но их беспощадно скосили. Кое-кто из американцев остановился, чтобы сорвать с тел награды и значки.
— Собирают приманки для девок, — усмехнулся Порта.
— Bon![11] Теперь нам известны правила. Хорошо, что мы это видели, — сказал Легионер.
Мы отошли километра на два к югу от Алевино, понимая, что немецкое командование рассчитывало уничтожить десантную группу, когда она высадится на берег. Оно надеялось устроить вторую битву при Каннах[12], но не учло громадного материально-технического превосходства союзников. Фельдмаршал Александер[13] и генерал Кларк[14] надеялись захватить лишь плацдарм, но овладели целым фронтом. Союзники захватывали позицию за позицией, однако нас в бой не посылали. Потери были весьма невелики, но наш полк отвели к северу от Капуи и оставили в Беневенто на достаточное время, чтобы напиться до одури в винном погребке. После того как мы помогли похоронить несколько тысяч убитых в Казерте, полк окопался у развилки, где виа Аппиа расходится с виа Казилина. Мы до середины вкопали в землю свои «пантеры». За моторным люком нашей стоял прихваченный из Казерты бочонок вина; с шеста над башней свисал зажаренный на вертеле поросенок. Мы лежали на переднем люке, играя в кости на зеленом сукне Бледной Иды.
— Как бы вы отнеслись к тому, чтобы прикончить папу и уничтожить ватиканскую организацию? — спросил Барселона после удачного броска.
— Мы делаем то, что прикажут, — лаконично ответил Порта. — Но с какой стати убивать его святейшество? Мы с ним даже не ссорились.
— Ссорились, — сказал Барселона, гордясь тем, что был в курсе дела. — Когда я служил денщиком Одноглазого, я увидел приказ из РСХА[15] на столе НСФО[16] и прочел его. Ребята на Принц-Альбрехтштрассе[17] очень хотят заставить папу открыто перейти на сторону крючконосых. У них в Ватикане есть agents provocateurs[18]. Как только святого заправилу склонят встать на сторону евреев, всю организацию разоблачат. И перебьют. Могу передать вам конец этого замечательного документа слово в слово: «По получении кодового сигнала 'Ошейник' в дело вступят танковый полк особого назначения, команда подрывников и панцергренадеры из полицейской дивизии СС»[19].
— Но, черт побери, не могут же они расстрелять папу! — воскликнул Хайде, забыв от удивления, что сделал выигрышный бросок.
— Могут, и еще многое, кроме этого, — сказал Рудольф Клебер, наш трубач, попавший к нам из СС. — Полгода назад один приятель из отдела изучения Библии[20] сказал мне, что они стремятся разделаться с Ватиканом… Ставят папе одну западню за другой. На Принц- Альбрехтштрассе его считают злейшим врагом Адольфа.
— Черт с ним, — сказал Барселона, — но застрелили б вы святого отца, если бы вам приказали?
Мы вопросительно переглянулись. Барселона всегда был тупым скотом, способным задавать самые идиотские вопросы.
Малыш, наш безграмотный здоровяк из Гамбурга и самый циничный убийца всех времен, поднял руку, как школьник:
— Послушайте, вы, грамотеи, кто из нас католик? Никто. Кто верит в Бога? Никто.
— Attention, mon ami![21] — предостерегающе вскинул руку Легионер.
Но Малыша, когда он раскрывал рот, унять было невозможно.
— Гроза Пустыни, я знаю, ты мусульманин, а я скажу, как Иисус, сын Саула. — Малыш несколько путался в библейской истории. — «Давай мне то, что мое, и потихоньку сунь монету-другую в руку императору»[22]. Я вот что хочу знать: этот Пий в Риме, о котором вы столько болтаете, просто первосвященник в белой одежде, своего рода церковный генерал, или заместитель Небесного Главнокомандующего, как накануне сказала медсестра, которая накладывала мне мазь на глаз?
Порта пожал плечами. Хайде отвернулся, поигрывая двумя костями. Барселона с задумчивым видом закурил. Старик провел рукой по казеннику длинной пушки.
— Наверно, так оно и есть, — задумчиво пробормотал он.
Малыш постукал по зубам ногтями левой руки.
— Видно, никто из вас точно не знает. Все вы сомневаетесь. Обер-ефрейтор Вольфганг Кройцфельдт — крутой парень, одной смертью больше или меньше — ему наплевать. Я расстреляю кого угодно: рядового или генерала, шлюху или королеву, но святого человека нет.
— Бог есть, — сказал Легионер. — Подними руку на мусульманина, и ты оскорбишь Аллаха. Папа — великий человек, всем остальным до него далеко. Но давайте подождем, пока не получим приказ, прежде чем решать, что будем делать. Выход всегда есть. Можно даже перейти на другую сторону и нарисовать на башне пару ключей[23].
— Спятил, — язвительно усмехнулся Порта. — Против нас вышлют пару эсэсовских дивизий, и они быстро превратят наш танк в горящий факел.
— Идея Легионера не так уж безумна, — произнес задумчиво Старик. — В Ватикане есть радиостанция. Допустим, весь мир услышит, что немецкий танковый полк защищает Ватикан от немцев. В газетах появятся такие заголовки, которые Берлину не понравятся.
— До чего ты наивен, — саркастически бросил Хайде. — Мы знаем, что в Ватикан заслали провокаторов, и, когда начнется потеха, они не станут прятаться в подвалах. Сразу же бросятся к радиопередатчику и объявят на весь мир, что святой отец попросил у немцев защиты, и когда папа нанесет визит на Принц-Альбрехтштрассе, то будет плясать под дудку Гиммлера.
— Говоришь ты мудро, — сказал Порта, — но сейчас мы сидим здесь, поджидая свору лающих янки.
