дружки смеялись и болтали — наверняка вспоминали добрые старые деньки. Такие, как они, и собираются вместе только ради старых школьных воспоминаний. Гриф показался мне необычно тихим. Он пил залпом одну рюмку за другой, кивал и время от времени улыбался удачной шутке. Я подошел к нему, и он посмотрел на меня снизу вверх. Он совсем не удивился, увидев меня. Все завсегдатаи «Бенке» затаили дыхание. Смотрели на нас с Грифом и гадали, что будет дальше. В Уиллоу-Крик всем известно о том, что раньше у нас с Тони был роман. Я ждал, что Гриф обратится ко мне высокомерно, как обычно. Он говорил «помощник шерифа» таким тоном, как будто обращался к королю или губернатору штата. Но в тот раз он лишь выжидательно смотрел на меня. Дружки, сидевшие рядом, встревоженно перешептывались.
— Гриф, не выйдешь на минутку? — вежливо спросил я. Роджер, подпевала Грифа и полный кретин, заливисто расхохотался.
— У вас есть ордер, помощник шерифа? — спросил он.
— Луис, ты можешь говорить со мной здесь, — негромко ответил Гриф, осушая очередную рюмку. — Тебя угостить?
— Нет, спасибо, я на дежурстве, — ответил я. Почему-то мой ответ показался его дружкам очень смешным. Все зашлись от смеха.
Я наклонился к нему.
— Гриф, речь идет о Тони, — тихо сказал я, не желая, чтобы эти шутники меня слышали.
Гриф встал. Я примерно на полголовы выше Грифа, зато он шире в плечах и сложен как тяжелоатлет. Не сомневаюсь, он бы запросто побил меня. Однажды он уже задал мне трепку. Мне тогда исполнилось девятнадцать, и я приехал из колледжа за Тони. Я хотел вернуть ее. Пришел к ней домой, Тони жила с отцом, который после смерти жены будто разом постарел на десять лет. В тот вечер мне хватило одного взгляда на лицо Тони, чтобы понять: между нами что-то надломилось, треснуло, и трещину уже не заделаешь. В то время я не хотел оставаться в Уиллоу-Крик, а Тони не хотела уезжать. Моя мама в тот же год, только раньше, во второй раз вышла замуж и вернулась в Чикаго с моими младшими братом и сестрой. Мне нравился колледж, нравился город Айова-Сити. Я хотел, чтобы Тони вернулась ко мне. Мне казалось, что в Уиллоу-Крик ее больше ничто не держит. Но она ответила отказом — как мне показалось, печально. Сказала, что встречается с Грифом Кларком и у нее все хорошо. Она не может бросить отца, он и так много потерял. Потом она скрестила руки на груди, как делала всегда, когда принимала окончательное решение. Я наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, но она в последнюю секунду опустила подбородок, и я ткнулся губами ей в нос.
Гриф подождал, пока я не отъеду подальше, километров на шестьдесят, и заеду на заправку. Расплатившись, я приготовился сесть в машину, и тут он вышел откуда-то из-за колонки и с силой врезал мне в солнечное сплетение, а когда я скорчился, еще лягнул меня между ног.
— Держись подальше от Тони, козел, — процедил он сквозь зубы. От него несло перегаром. — Мы женимся, — буркнул он и врезал мне кулаком по лицу.
Эти два слова поразили меня сильнее удара. Через несколько месяцев общий знакомый передал, что Тони и Гриф действительно поженились. Прошло совсем немного времени, и я услышал о рождении Бена. Хоть я и не гений, понял, что она его любит. А вот я ее не удержал…
— Пошли, — сказал Гриф.
Запах пива, исходивший от него, вернул меня в «Бенке», и я следом за ним вышел из бара. Выйдя на стоянку, я жадно глотнул прохладный воздух — после табачного облака, из которого мы только что вышли, свежий воздух стал просто благом.
— Ну что? — невинным голосом спросил он. — Как Тони?
— Она в больнице. — Вот и все, что я ответил. Как я ни ненавидел его, я не мог сказать, что его ребенок умер.
— Что случилось? Что она говорит? — Гриф как будто заволновался.
— Точно не знаю, — ответил я. — Сейчас она вообще почти не говорит. Скорую вызвал Бен. — Я не уточнил, что Бен сначала позвонил мне домой, чтобы мальчику не было хуже.
Гриф повертел в руках ключи от своего грузовичка и повернулся ко мне лицом.
— Наверное, мне сейчас не стоит садиться за руль?
— Да, наверное, не стоит, — согласился я. Мы переглянулись. — Пошли, — сказал я. — Я сам тебя отвезу.
Мы сели в машину, и я рванул с места. Первое время мы оба молчали, только печка шипела. Через несколько секунд Гриф откашлялся.
— Что говорит Калли? — спросил он, не глядя на меня.
— А как, по-твоему, что она говорит? — ответил я, прекрасно помня, что Калли не издала ни звука — по крайней мере с тех пор, как я к ним приехал.
Гриф снова откашлялся:
— Тони упала, но с ней все было в порядке. Она сразу встала — сама. Сказала, что чувствует себя нормально. Она легла на диван. Когда я уходил, с ней все было хорошо.
— Сейчас ей совсем нехорошо, — сказал я, заруливая на больничную стоянку. Выключив мотор, я повернулся к Грифу: — Гриф, если выяснится, что ты что-то сделал Тони, я приду за тобой. Приду, арестую и посажу в камеру. А потом, ночью, когда никого не будет рядом, я устрою тебе такую сладкую жизнь, что мало не покажется.
Гриф расхохотался и распахнул дверцу.
— Ничего ты мне не устроишь, помощник шерифа! — Он нагло осклабился. — Не-а, не устроишь. Ты ведь у нас праведник, законник… Ладно, бывай! Спасибо, что подбросил. — Он хлопнул дверцей и ушел.
Чтоб ему пусто было, но он оказался прав.
Бен
В семь лет я серьезно увлекся футболом. Мама решила, что мне полезно почаще выходить из дому, тренироваться и завести новых друзей. Я всегда был высокий и крепкий, но спортсменом меня назвать было сложно. Мои ноги казались мне огромными, я часто спотыкался и падал. После того как я сбил трех игроков команды-противника да одного парнишку из моей команды, тренер поставил меня на ворота. Нашел мне лучшее применение, вот уж точно! По габаритам я почти вдвое превосходил остальных, поэтому тренер решил, что я сумею поймать мяч и не дам ему залететь в сетку. Я ловко хватал мячи в прыжке или бросался на мяч всем телом. За четыре матча мне не забили ни одного гола. Вы с мамой стояли на краю поля и громко подбадривали меня. Да, кажется, вы приходили всегда вдвоем. Иногда ты даже выбегала на поле и норовила встать рядом со мной. Судье приходилось останавливать матч. Мама хватала тебя на руки и уносила, говоря всем: «Извините, извините».
Как-то раз отец оказался дома и пошел посмотреть, как я играю. Перед самым матчем прошел дождь, и трава была скользкая. Отец немного опоздал, он пришел, когда матч уже начался и я стоял на воротах в синей футболке с номером четыре и черных вратарских перчатках. Ух и крутые же были перчатки — с такими специальными вставками для лучшей хватки! В них я казался себе настоящим профи. Вы с мамой сидели на расстеленном одеяле, а отец расхаживал по кромке поля. Я все время косился на него, а он все ходил, ходил, ходил — прямо как лев в клетке. Время от времени он орал: «Вперед, ребята! Держите мяч!» Когда я увидел, что на меня бежит нападающий противника, пришлось заставить себя отвлечься от отца. Я пытался сосредоточиться. Выставил вперед руки, согнул ноги в коленях, расставил ноги, стараясь закрыть собой максимум пространства. Все как учил тренер.
— Давай, Бен! — завопил отец. — У тебя получится, возьми этот мяч! Хватай его, держи!
До сих пор вижу летящий в меня мяч — черные и белые пятна вращались так быстро, что мяч казался серым. Мяч полетел мимо меня в ворота; я не успел и пальцем к нему прикоснуться. Я ожидал, что отец начнет тут же орать на меня, а мама попробует его утихомирить. Но когда я покосился на то место, где он расхаживал раньше, то увидел, что его нет. Я оглядел толпу зрителей и, наконец, заметил отца. Он шагал назад, к своему грузовичку.
