[3], растянувшиеся на теплой травке и слушавшие, что рассказывал им штурмбаннфюрер фон Доденбург об устройстве нового танка «тигр», пребывали в столь благодушном расположении духа, что почти не обратили на это внимания.
Впрочем, и сам здоровенный гамбуржец не ощущал никакого неудобства. Ему казалось, что он совершенно счастлив. Шульце чувствовал себя отлично. Штурмовой танковый батальон СС «Вотан» отдыхал от боев уже целых три месяца. Вальтраут, супруга гауляйтера Шмеера[4], готовила им лучшие шницели во всей Вестфалии. Правда, взамен она тоже требовала от Шульце кое-каких ответных услуг, но ему не составляло никакого труда оказывать их ей. К тому же у ее горничной Хейди были самые большие груди, которые он встречал за всю свою 27-летнюю жизнь, и ему доставляло несказанное удовольствие ласкать их… а также и все остальное. Шульце лениво потянулся и попытался сосредоточиться на том, о чем сейчас рассказывал им Куно фон Доденбург.
— Те из вас, кому повезло сражаться в составе нашего батальона в России, — офицер кивнул в сторону гауптшарфюрера Метцгера, сидевшего рядом с ним, — конечно, сразу вспомнят, что наш танк Pz-IV, оснащенный короткоствольной 75-миллиметровой пушкой, был не способен справиться с русским Т-34. Снаряды, которые выстреливал Pz-IV, отскакивали от лобовой брони «тридцатьчетверки», точно мячики.
Фон Доденбург вытер пот со своего загорелого лба, хмурясь от не слишком приятных воспоминаний.
— Однако с «тигром» все обстоит совершенно по-другому. — Он постучал по плакату, изображавшему новый танк в разрезе, который был прикреплен к меловой доске рядом с ним. — «Тигр» оснащен мощной 88 -миллиметровой пушкой. Стандартный боекомплект—92 выстрела для орудия и 5700 патронов для двух пулеметов.
Куно перевел дух и продолжил:
— Вскоре, когда к нам начнут поступать «тигры» прямо с заводов, вы сами увидите, чего стоит эта машина. Знаете ли вы…
— Да, господин штурмбаннфюрер[5]! — воскликнул Шульце. Он знал, что, являясь одним из самых старых ветеранов «Вотана» и единственным из унтер-фюреров, награжденным Рыцарским крестом, имеет право на более вольное обращение с командирами, чем другие. — Я знаю, господин штурмбаннфюрер, чего бы я хотел, — опрокинуть в себя литр холодного пенящегося пива! Мое нутро страдает от нестерпимой жажды. Я весь горю!
— Как это типично для Шульце, — рассмеялся фон Доденбург. — Он всегда думает лишь о собственном комфорте. Я вижу, что здесь, в Вестфалии, вы здорово расслабляетесь. У вас тут слишком много пива и слишком много шницелей. Интересно, что вы станете делать, когда нам снова придется воевать с русскими?
— Я знаю, господин штурмбаннфюрер! — бодро ответил Шульце. — Я просто открою рот и дыхну на них. У меня так все пересохло внутри, что мое дыхание будет не просто горячим — оно будет раскаленным, и сожжет всех русских в радиусе ста метров, точно выстрел из огнемета!
Гауптшарфюрер Метцгер злобно покосился на Шульце. Фон Доденбург обвел взглядом бойцов «Вотана», сидевших и полулежавших на теплой траве, и кивнул:
— Ну, хорошо, герои. На сегодня достаточно. Метцгер по прозвищу Мясник торопливо вскочил на ноги. Несмотря на июньскую жару, он выглядел так, словно собирался отправиться на ежегодный парад по случаю дня рождения фюрера. Мундир безукоризненно сидел на нем, а вся грудь гауптшарфюрера была увешана наградами. Он даже привесил на плечо «обезьяний хвост»[6] .
— Внимание! — крикнул Мясник так громко, точно бойцы находились в тысяче метрах от него, а не в десяти, и отдал честь фон Доденбургу. — Разрешите разойтись, господин штурмбаннфюрер?
Фон Доденбург небрежно приложил руку к околышу фуражки:
— Разрешаю, Метцгер. Разойдитесь!
Фон Доденбург и Шульце медленно направились к своим квартирам, которые располагались возле древнего готического собора Падерборна. Унтер-фюреры помоложе двигались вслед за ними на почтительном расстоянии. Они не хотели мешать разговору этих двух людей, которые сражались плечом к плечу начиная еще с 1939 года.
— Итак, господин штурмбаннфюрер, что вы думаете об этом новом танке? — спросил Шульце.
Фон Доденбург пожал плечами:
— Мы должны получить новые танки, Шульце. Это всё.
— Да ладно, господин штурмбаннфюрер. Все прекрасно знают, что мы — не что иное, как пожарная команда фюрера. Когда где-то случается пожар, нас посылают туда, чтобы его тушить.
— Ты, как всегда, прав, Шульце.
Обершарфюрер пропустил ироничное замечание фон Доденбурга мимо ушей и уставился на него, дожидаясь ответа по существу.
— Если бы ты нашел время для того, чтобы читать газеты, Шульце, вместо того, чтобы обжираться в доме гауляйтера Шмеера и заниматься там другими предосудительными вещами, о которых я вообще ничего не желаю знать, то ты был бы в курсе, что в настоящее время нигде не полыхает никакого пожара. И в первую очередь — на Восточном фронте. Там Генерал Грязь перенял эстафету от Генерала Мороза. Сейчас на фронте вообще ничего не двигается. Ни одна вещь.
— Значит, тогда мы должны где-то сделать жарко, — задумчиво протянул Шульце.
Фон Доденбург пристально посмотрел на него:
— Очень может быть. Но почему ты сам так жаждешь этого, Шульце? Я не думал, что ты такой охотник за славой…
— Я — охотник за славой?! — вздохнул Шульце. — Я нахлебался славой достаточно. Вот по сюда.—Он провел ребром ладони себе по горлу. — Знаете, господин штурмбаннфюрер, когда я был в последний раз в отпуске в своем родном Гамбурге, то увидел, что от моего Бармбека[7] почти ничего не осталось. Томми не переставая бомбят его — и занимаются этим, несмотря на то, что наши замечательные ребята из люфтваффе…
— Наш фюрер все знает об этом. Он справится с чертовыми англичанами, уж поверьте мне, — вклинился в разговор поравнявшийся с ними гауптшарфюрер Метцгер.
Куно фон Доденбург с серьезным видом кивнул:
— Да, Метцгер, вы совершенно правы. Мы во всем можем полагаться на фюрера.
Шульце ничего не сказал. Но когда он бросил взгляд на фон Доденбурга, то заметил выражение легкой растерянности на лице своего командира. «Да, господин штурмбаннфюрер, — подумал он,—ты начинаешь постепенно чему-то учиться, не так ли? Начинаешь узнавать про то, что это проклятые ами и томми схватили нас за горло и держат так…»
Фон Доденбург медленно шагал по направлению к бывшей школе, превращенной в офицерскую столовую «Вотана», когда три месяца назад они прибыли сюда, в этот провинциальный католический городок. Рассказ Шульце о разбомбленном Гамбурге действительно заставил его призадуматься. Лицо фон Доденбурга стало мрачным. Конечно, Шульце был совершенно прав. На их родину и в самом деле крепко навалились иностранные воздушные бандиты. Огромный урон в результате непрерывных бомбардировок был нанесен за последние месяцы Берлину. А его отец, старый генерал фон Доденбург, был вынужден уйти в отставку, чтобы срочно заниматься созданием системы местной обороны в районе их поместья в Восточной Пруссии — на случай, если туда придут русские. Однако больше всего Куно тревожили даже не бомбежки, а общий упадок духа в Германии. С тех пор как два года назад их батальон отправился воевать в Россию, настроения немцев изменились самым драматичным образом. Распространилось чувство всеобщей безнадежности и бесперспективности. Люди стали лихорадочно гнаться за удовольствиями, точно смерть уже поджидала их за ближайшим углом.
Неожиданно фон Доденбург вспомнил женщину, которую встретил на одной вечеринке в Берлине во время своего последнего отпуска. На ней была одежда скромного покроя и темной расцветки — несмотря на то, что в Германии официально было запрещено носить одежду черного цвета в знак траура по погибшим.
