своим поступкам, неспособность оценить последствия своих действий со стороны подсудимых заставляет нас усомниться в их разумности. Я прошу суд снять все обвинения и оправдать подсудимых, поскольку они не являются разумными существами и не способны отвечать за свои поступки.
— Победа! — В первый миг путешественники не поверили своим ушам, а потом кинулись обниматься.
— Подсудимые! — повысил голос судья. — Вы согласны быть оправданными на этих основаниях?
— Да хоть тараканами называйте, — махнул рукой Атлантида, — лишь бы из клетки выпустили.
— Да, ваша честь, согласны, — более спокойно произнес миллионер.
— Прекрасно, — кивнул председательствующий. — Поскольку стороны пришли к соглашению, суд считает возможным утвердить их договор. Подсудимые более не считаются разумными существами и ответственности за причиненный вред не понесут. Слушание дела о нападении на космодром Дубль закончено.
Судья ударил в гонг, символизируя этим жестом окончательность принятого решения. Миллионер и археолог закричали от радости и запрыгали на месте, размахивая над головой руками.
— В соответствии с Гражданским Кодексом Ершбика, статьей двести четырнадцать об обращении с безнадзорными животными, — уже совсем другим, обыденным тоном продолжил председательствующий, — оба зверя должны быть отправлены на живодерню города Вереха. Если в течение двух недель владелец животных объявится, они будут переданы владельцу, с которого надлежит взыскать причиненный космопорту ущерб. В том случае если владелец не объявится, животных надлежит забить, а стоимость выработанного из них мыла перечислить в городскую казну. Судебное заседание объявляю закрытым!
Председательствующий ударил в гонг. Дверь за спинами осужденных распахнулась, ворвавшиеся в зал полицейские с привычной ловкостью застегнули на шеях археолога и миллионера строгие ошейники с направленными внутрь шипами, на лица нахлобучили намордники и, не церемонясь, поволокли путешественников за собой.
В общем-то, если смотреть беспристрастно, живодерня содержалась в безукоризненном состоянии. Собой она представляла длинный дощатый сарай метров двадцати в ширину и пяти в высоту, в котором в два ряда стояли клетки из стальных прутьев. Пол клеток также набирался из прутьев, в щели между ними экскременты без задержек падали вниз, в алюминиевый короб, откуда тут же смывались водой. Все остальное пространство покрывал толстый, ежедневно обновляемый слой свежих опилок. Благодаря этому на живодерне пахло не застарелой грязью и дерьмом, а свежеструганым деревом. Чистенькая, опрятная, ухоженная живодерня — если только осматривать ее снаружи, а не изнутри клетки.
Особенный «оптимизм» внушал пластиковый трос с крюками, медленно ползущий над головами узников. Время от времени к нему подвешивали за задние ноги кого-то из отсидевших свой срок обитателей, и несчастный, визжа и извиваясь, начинал свой неторопливый путь к мясницкому столу.
Если прижаться к прутьям у центрального прохода и встать на цыпочки, то виден и стоящий спиной к зверью живодер, и его стол. Когда очередная жертва подъезжает ближе, он сильным ударом ножа в шею вскрывает ей вену и отталкивает бедолагу немного в сторону, чтобы кровь стекла в желоб. Затем ударами тяжелого мясницкого тесака перебивает конечности, прижимает их к туше кусками проволоки и сбивает получившееся в горловину измельчителя. По сараю вкрадчиво расползается сытое чавканье, от которого по коже бегут мурашки. Живодер прикидывает по весам количество произведенного фарша, после чего дает помощникам команду или цеплять к тросу очередную жертву, или отправляться на перерыв.
В пищу местное зверье не годилось, зато на мыло — вполне, и живодерня работала каждый день, производя нужный всем и каждому, продукт личной гигиены.
Осужденных привезли сюда сразу же после заседания. Четверо полицейских чуть не волоком дотащили их до ближайшей клетки, сняли намордники, расстегнули ошейники и грубыми пинками загнали «подопечных» внутрь.
— Привет братьям нашим меньшим, — не удержался от прощания один из них.
— Ты совсем сбрендил? — с усмешкой пихнул его в бок другой. — Со скотиной разговариваешь!
Конвоиры расхохотались и ушли.
— Значит, смертной казни здесь нет, сэр? — Потер ушибленный бок толстяк, направился к дверце и подергал навесной замок. — Крепкая штуковина. С кодировкой и магнитной щелью. Если мы животные, то почему они нас просто на щеколду не заперли?
— Адвокат, сволочь, мог бы и предупредить, — поморщился Атлантида. Во время этапирования строгий ошейник довольно сильно разодрал ему шею. Вдобавок от конвоирского пинка Платон ощутимо врезался плечом в прутья.
— Интересно, сэр, — миллионер, отошел от дверцы и полюбовался своим перстнем с парольным декодером, — а почему они у нас ничего не отобрали? Ни драгоценности, ни экипировку, ни обычную одежду. Даже ваша трость, и та при вас осталась.
— Если вспомнить средние века, сэр, — устало сел на пол археолог, — то личные вещи и драгоценности казненных считались законной добычей палача. Думаю, тут примерно тот же обычай. Оружие наверняка бы отобрали, а вот всякие перстенечки-тросточки — это уже чужое. Собственность живодера.
— И что нам теперь делать, сэр? — Толстяк уселся рядом. — Я так подозреваю, что никаких жалоб или встречных исков от нас никто не примет. Мы ведь животные. Кассация от нас — это все равно что мои аквариумные рыбки донос в прокуратуру накатают.
— Надеюсь, нас хотя бы покормят, сэр, — похлопал себя по животу Атлантида. — Наша голодовка чересчур затянулась.
— Знаете, о чем я жалею, сэр Платон? — повернулся к нему Вайт.
— О чем, сэр?
— Что не догадался ни одного шара в сторону города запустить. Как бы великолепно он горел — вместе с судами, полицейскими участками и живодернями!
Корм принесли где-то через час: полуголый мужчина в клеенчатом фартуке швырнул в откидной ящик охапку плодов, часть которых напоминала с виду бананы, а часть — яблоки. Путешественники, проглотив унижение, забрали еду из ящика и хоть немного заморили червячка.
После этого Рассольников включил браслет и попытался идентифицировать соседей по живодерне. Ближе к разделочному столу ждал своего часа большой рыжий бупнос — спокойное травоядное животное с большим горбом на загривке и головой, невероятно похожей на голову саблезубого тигра. Большие ступни позволяли бродить по болотам, а огромные кривые клыки, направленные вниз, предназначались отнюдь не для смертоубийства, а для выкапывания сочных корешков.
Зато две милые обезьяноподобные малютки с длинными хвостами и большими грустными глазами оказались самыми настоящими вампирами. Они имели складную суставчатую челюсть с единственным зубом. По ночам малышки подкрадывались к своим жертвам, запускали зуб, извините за подробность, в задний проход, пробивали стенку кишечника и сосали кровь. Поскольку местная живность болевых рецепторов в кишечнике не имела, то подобные выходки легко сходили обезьянкам с рук.
— Все ясно, — отключил компьютер археолог. — Спать будем у этой стенки. А то челюсти у вампиров больно длинные.
— Что, лежа прямо на этом железном полу, сэр Платон?
— А разве вы, сэр Теплер, предпочитаете спать стоя?
Впрочем, препирательства незадачливых путешественников не могли изменить ровным счетом ничего. Им пришлось укладываться на толстые, врезающиеся в тело прутья, а вместо постельных принадлежностей довольствоваться только собственной одеждой.
Утро началось с радостного гвалта обитателей живодерни, многие из которых всю жизнь провели среди ветвей, и сон на жестких стальных палках только придал им свежих сил. Мартышковампиры и вовсе провели ночь на потолках клеток, зацепившись за перекладины гибкими хвостами; покрытые фиолетовыми пятнами древесные крокодилы, что обитали по ту сторону центрального прохода, все еще дрыхли, плотно обняв вертикальные прутья и вытянувшись вдоль них, а блаженник в соседней клетухе распластался по полу, свисая вниз гнилыми ошметками. Глядя на эту груду мусора, трудно было поверить, что где-то в ней скрываются две когтистые лапы и пасть с четырьмя длинными спаренными клыками.
— Счастливые, — вздохнул Атлантида. Все его тело болело так, словно его ночь напролет били
