Его взгляд на пару секунд уткнулся в точку где-то поблизости от моей головы. Я видел, как он прокручивает то, что я только что сказал, через свою систему проверки данных, и приходит к выводу, что я прав: что важнее, решал действительно я. Без меня – ни планов, ни ЧНЗ-диаграмм, ничего. Он склонил голову набок, сунул руку в карман, вытащил мобильный и сказал:
- Они нашли похожие слова, но не это. Смотрели в полном двенадцатитомном словаре. Зачитать Вам, что они нашли?
- Конечно!
- Реципиент - государство, физическое или юридическое лицо, получающее к.-л. платежи, доходы. Рецидив – возврат, повторение после прекращения болезни, преступления...
- Мэттью Янгер считает, что я подвергаюсь слишком высокому риску, - сказал я. – Но риск – это хорошо. Как вообще все это могло бы произойти, не подвергнись я риску?
- Рецидивист – тот, кто совершает повторное преступление. Рецидивный – относящийся к... и так далее. Но это все. «Рецидуала» нет. - Наз положил мобильный обратно в карман и начал снова: - Мне нужно обсудить дело чрезвычайной...
- По-моему, это может быть что-то, связанное с музыкой. Рецидуал. А! Позвоните моему пианисту. Он должен знать.
- Позвоню после того, как мы покончим с этим делом, которое я должен с вами обсудить. Это жизненно важный вопрос. Я понял, что есть только один способ наверняка...
- Нет. Сейчас позвоните!
Наз снова помедлил, понял, что у него нет другого выхода, кроме как подчиниться, встал и позвонил, куда требовалось. Через пять минут мой пианист был в моей гостиной. Один пучок волос у него был примят, а другой торчал из виска вбок. Глаза у него были припухшие; один запекся спросонья. Он медленно прошаркал вперед, потом остановился в трех-четырех ярдах от меня.
- Что такое «рецидуал»? – спросил я у него.
Он мрачно уставился на ковер и ничего не сказал. Однако я видел, что он расслышал мой вопрос, поскольку его лысая макушка побелела сверху.
- Рецидуал, - повторил я. – Это наверняка что-то, связанное с музыкой.
Он продолжал молчать.
- Вроде всяких capriccioso, - продолжал я, - con allegro – знаете, как на полях пишут. Композиторы. Или тип произведения, название, как бывает концерт, соната – а тут рецидуал.
- Бываед ресидадиф, - печально пробормотал мой пианист.
- Что?
- Бывает речитатив, - произнес он своим нудным, монотонным голосом. – В опере. Recitatif. Recitativo. Когда наполовину поют, наполовину говорят.
- Это хорошо, но...
- Или резонанс, - продолжал он, и его лысая макушка побелела еще больше.
- Резонанс, - повторил я. – Да.
Я поразмышлял об этом. В конце концов мой пианист спросил:
- Мне можно идти?
- Нет. Останьтесь.
Я продолжал неотрывно смотреть на его макушку, дожидаясь, пока все вокруг сольется с ее белизной. Смотрел я долго. Как долго, не знаю – я потерял счет времени. В конце концов его не стало; моим вниманием пытался завладеть Наз.
- Что? Где мой пианист?
- Послушайте, - сказал Наз. – Есть только один способ.
- Какой один способ?
- Один способ добиться наверняка, чтобы утечки информации не было.
- А, опять...
- Единственный способ, - голос Наза стал тихим, начал подрагивать, - это устранить каналы, по которым она может утечь.
- В каком смысле – устранить?
- Устранить, - снова сказал он.
Голос его дрожал так сильно, что напомнил мне ложки в этой игре, бег с яйцом, как они дрожат и гремят, - так, словно задача донести то, что он хотел сказать, была непосильной. Он все еще дрожал, когда Наз опять заговорил:
- Убрать, изъять, заставить испариться.
- А, испариться. Легкое облачко, да. Это мне нравится.
Теперь Наз смотрел на меня в упор. Казалось, его глаза вот-вот лопнут.
- Я могу это устроить, - теперь его голос хрипел.
- Ну и отлично, давайте.
- Вы понимаете?
Я посмотрел на него, силясь понять. Он может устроить так, чтобы каналы испарились. Каналы – значит, люди. Он снова заговорил, более медленно.
- Я... могу... это... устроить, - прохрипел он снова.
Капли пота у него на висках увеличивались. Испариться, подумал я – Наз хочет заставить этих людей испариться. Я снова представил себе, как их пропускают через трубку и подбрасывают кверху, как они становятся облаком, сливаются с небом. Сперва я подумал о тех реконструкторах, которые будут со мной в банке, представил себе, как они дематериализуются, делаются голубыми, невидимыми, пропадают. Они испарятся первыми. Но дальше идут другие, те, кого отстранили – им тоже придется испариться. А дальше...
- Сколько каналов вам понадобится заставить испариться? – спросил я.
Он посмотрел на меня в ответ, бледный, возбужденный, больной, и прохрипел:
- Все. Всю пирамиду.
Я снова взглянул на него, попытался понять и это. Вся пирамида – сюда входили не только реконструкторы, сюда входили и все ассистенты: Энни, Фрэнк, их люди и люди, которые осуществляли связь между их людьми и людьми других людей. И второстепенные ассистенты тоже: электрики, плотники и поставщики питания.
- Всех их! – воскликнул я. – Каждого! А как же вы...
- Когда они будут в воздухе, - голос Наза по-прежнему хрипел. – Мы поднимем их всех в воздух – всех, до последнего члена вашего персонала, - и тогда...
- До последнего члена! Это значит, мою хозяйку печенки и моего пианиста! И моего мотоциклиста- любителя, и мою неинтересную пару, и мою консьержку тоже!
- Это единственный способ, - повторил Наз.- Мы поднимем их всех на самолете, и тогда...
Он замолчал, но глаза его по-прежнему смотрели на меня в упор, пытаясь удостовериться, что я понимаю то, что он мне говорит. Я отвернулся от них и мысленно увидел, как самолет взрывается и преобразуется в облако.
- Ух ты! – произнес я. – Красота.
Я снова мысленно увидел эту картину: самолет стал подушкой, которая распоролась, и наружу, сливаясь с воздухом, хлынула ее начинка из перьев.
- Ух ты! – прошептал я.
Я увидел самолет в третий раз: на это раз он раздулся, раскрылся, словно цветок, который прорывается через свою внешнюю оболочку и разлетается миллионами крохотных брызг пыльцы, превращаясь в свет.
- Ух ты! Вот это красота, – произнес я.
Какое-то время мы сидели молча, Наз потел, его распирало, я снова и снова и снова прокручивал в голове эту картину. Наконец я повернулся к нему со словами:
- Да, отлично. Давайте.
Наз поднялся и пошел к двери. Я велел ему перевести дом в режим включено; он ушел; я забрался в ванну.