англичане и американцы боятся влияния партизан, завоевавших в народе большую любовь. «Да, именно из этих соображений нас отправляют во Францию, — размышлял он. — Там мы люди новые, связей у нас нет…»
В тот же день во Францию, в Сент-Аман, выехали Кучеренко и Зенков, назначенный помощником командира бригады по хозяйственной части. Вернувшись, они сообщили, что бригаде отведен курорт, находящийся недалеко от города. Бригада может с комфортом разместиться в большом отеле.
— Смотри-ка! — удивился Шукшин. — Даже курорт отдали, лишь бы быстрее убрались отсюда
Во Франции
Отдыхать начальство не дает. Распорядок дня зело жесткий. Отрядов у нас больше нет. Дядькин объявил: «С партизанщиной кончено». Сформировали три батальона. Я оказался во втором, у Тюрморезова. «Нажимает» Тюрморезов крепко. А поначалу показался мягковатым…
Живем мы тут роскошно, только вот с «харчишками» туговато. Хлопцы под любым предлогом стараются съездить в Бельгию, «к теще на блины». Бельгийцы угощают их знатно, да еще с собой продуктов дают. Настоящие у нас друзья там, в Бельгии!
Жалко, что не вел в лесу дневника, сейчас бы пригодилось. Теперь буду записывать все подробно. А наша жизнь тут дьявольски интересная! С кем только не сталкиваемся — и с французами, и с англичанами, и с американцами, и с чехами, и с поляками. Чужая страна, чужая жизнь…
Но друзья у нас появились и тут. Вчера приезжала делегация французских шахтеров. Были у нас в гостях французские партизаны. Боевой народ!
Сегодня явился с визитом бургомистр Сент-Амана. Наш порядок ему понравился. Обещал помочь продовольствием.
Утром неожиданно объявили построение бригады. Построились мы на улице, на асфальтовой дорожке возле отеля (даже день сегодня выдался необыкновенный: было солнечно и тепло, будто летом). Смотрим, появляются Дядькин и Воронков. Как только я увидел их, так сразу понял, что случилось что-то важное.
Дядькин остановился посередине строя, как раз против меня, и объявил, что получено письмо из Советского посольства в Англии. Он прочитал это письмо. Что тут было — никакими словами не описать! Ребята бросились обнимать друг друга, давай качать Дядькина, Воронкова… А у меня от радости — слезы. Ничего поделать с собой не могу… Коля Щукин глядит на меня, смеется, а у самого тоже слезы в глазах.
Это письмо сейчас лежит передо мною. Маринов мне его дал, чтобы занести в Историю бригады. Но прежде я занесу его в свой дневник.
Посольство СССР в Англии, получило Ваше письмо, из которого узнало о существовании вашей бригады и об организованной борьбе советских людей с оружием в руках в тылу врага на территории Бельгии. В этой борьбе в тылу противника вы следовали лучшим традициям советских патриотов: советские патриоты в Отечественной войне бьют врага там, где они его находят. Как и подобает советским людям, вы в трудных условиях немецкого плена нашли в себе силу и мужество продолжать борьбу с фашистскими варварами.
Советское посольство приняло меры к вашему возвращению на Родину, как организованной воинской части.
Да здравствует наша Родина!
Да здравствуют советские патриоты!
Поверенный в делах СССР в Англии
Понять чувства, которые вызвало в наших сердцах это письмо, могут только люди, познавшие несчастье плена, горькую участь пленных. Мы прошли в плену через кошмарные, нечеловеческие муки и страдания. Нас обрекали на голодную смерть, истязали, живыми закапывали в землю. И все-таки самым страшным для нас было не это. День и ночь мы думали: что мы скажем своим родным, своим женам, детям, братьям, товарищам, если суждено будет вернуться домой? Ведь пленный — изменник, предатель… Как это несправедливо, как чудовищно несправедливо! Я пишу эти строки, а перед глазами моими проходят мои товарищи по плену, по партизанской борьбе. Нет, и здесь, в плену, они остались советскими людьми. Ничто не сломило их! Ничто…
Я не хочу сказать, что не было малодушных или подлецов. Я видел полицаев, видел власовцев — немцы не раз бросали эту сволочь против нас, партизан. Они были беспощаднее, чем эсэсовцы. Но сколько их, этих мерзазцев? Разве отвечают за них тысячи, десятки тысяч пленных, которые попали в руки врага не по своей воле?
Каждый из нас думал: оправдают ли нас там, дома. Простят ли нам плен? Не поставят ли нас, партизан, рядом с изменниками, предателями?
Нет, Родина справедлива. Родина примет своих сынов…
Полпред пишет, что мы скоро вернемся в Советский Союз. В Советский Союз! Неужели это сбудется, неужели я увижу тебя, родная земля?
У нас открылась собственная сапожная мастерская. Заведует ею Гужов. Нашего Ивана Семеновича теперь не узнать: с таким важным видом ходит… Сдается мне, что никогда раньше сапожником он не был. Но латает башмаки здорово. Говорит, что может сработать сапоги «хоть самому генералу». Возможно, что и «сработает».
Еще одно событие! Начали работать курсы шоферов. Это по инициативе Дядькина. Надо, говорит, думать о завтрашнем дне. Если достанем трактор, то откроем курсы трактористов.
Нашего полку прибыло! Приняли в бригаду двадцать восемь советских женщин, освобожденных союзниками в немецком городе Аахене. Событие это внесло в нашу жизнь большое оживление. Ребят будто подменили! Бывало, комбат Тюрморезов все совестит: почему штаны не выглажены, почему рубашка помята. «На тебя вся Европа смотрит, а ты, сукин сын, в неглаженых штанах!» Теперь эта «протирка» уже не требуется. Наши «лесники» вырядились, как настоящие кавалеры.
Больше всех, конечно, доволен помкомхоз Тихон Зенков: у него теперь будет прачечная, или, как он
