В чужой стране

отличается от других американских офицеров? Ничем. Спекулирует не меньше других. Вчера видел его в городе — стоит на углу, торгует барахлом — на руках висят ожерелья, цепочки, часы. Фишеров родился в России, но вырос в Америке…

Еще об их психологии. Сегодня с помощью Фишерова беседовал с одним американцем, сержантом. Он спросил меня, сколько у нас, в Союзе, зарабатывает слесарь средней квалификации. Я ему ответил, что около тысячи рублей. Тогда он начал меня расспрашивать: сколько у нас стоит костюм, квартира, почем мясо, молоко. Прикинул все это в уме и говорит: если дадите мне две тысячи в месяц — поеду в Россию. Мне, говорит, все равно где жить: лишь бы хорошо платили.

Да, трудно все это понять…

Американские солдаты к нам относятся очень хорошо. Особенная дружба у нас с неграми. Чудесные парни! Офицеры к нам относятся по-разному. Некоторые с открытой неприязнью, даже злобой. А вот начальник лагеря, майор, добрый, душевный человек. Нас он по-настоящему уважает. Есть американцы и американцы. Так, наверное, у каждого народа, только в разной пропорции… Или я ошибаюсь?

28 января. Уже глубокая ночь, а я никак не могу уснуть. Вот поднялся, взял свой дневник… Взволнован до глубины души. Будто это не их, а меня самого оскорбили. О том, что янки плохо относятся к неграм, я знал, нагляделся тут достаточно. Для негров другая столовая, другой клуб, негр не имеет права спать в одном помещении с белыми, если даже он офицер. Все это я уже знаю. И все-таки то, что произошло сегодня, — поразило меня, перевернуло всю душу.

Наш самодеятельный ансамбль выступал с концертом в помещении городского кинотеатра. Дядькин велел пригласить американцев. Начальник клуба передал это приглашение «белым» и «черным». Командир «белого» полка заявил, что если на концерте будут присутствовать негры, то «американцы не придут» (как будто негры — жители США — не американцы!) Начальник клуба доложил об этом Трефилову. Трефилов вскипел: ну и ладно, пусть катятся ко всем чертям! Дядькин, поразмыслив, сказал, что мы все-таки должны считаться с существующим у американцев положением и «не идти на конфликт». Надо, говорит, сделать так, чтобы и негров не обидеть и чтобы «белые» на концерт пришли. Начальник клуба нашел выход. Он решил сначала впустить в зал «белых», а потом, когда погаснет свет, пустить «черных». Дядькин эту идею поддержал.

Но начальник клуба допустил промашку — он забыл об антракте. И на кой черт надо было делать этот антракт! Когда в зале зажегся свет, «белые» увидели негров, сидевших в задних рядах. Поднялся шум. Американский капитан схватил негра, сидевшего с краю, за шиворот и ударил в лицо. Наши ребята вскочили со своих мест… Хорошо, что в это время появился начальник лагеря, остановил капитана. Все американцы демонстративно покинули зал. Когда они уходили, в зале вдруг стало так тихо, что слышен был только топот башмаков. Я смотрел в эту минуту на негра, которого ударил офицер. Из его рассеченных губ текла кровь. Но на лице негра я не видел гнева. Он стоял неподвижно, повернув курчавую голову, печально смотрел вслед уходившим «белым». Я глядел на этого парня, и мне было стыдно. Да, стыдно перед ним за этих белых зверей.

Американцы уже ушли, а наши ребята еще несколько минут стояли молча, подавленные случившимся. Потом окружили негров. Негры как-то растерянно, извиняюще улыбались. Я понял, что у них невыносимо тяжело на душе.

Привыкнуть к этому нельзя!

2 февраля. Начальника лагеря, майора, сняли… за слишком хорошее отношение к нам, русским. Новый начальник лагеря старается нас «прижать», где только может. До этого мы питались в одной столовой с американцами. Теперь нас отделили.

10 февраля. Сегодня получилась интересная перепалка с лейтенантом Фишеровым. С этим Фишеровым мы разговариваем часто, и каждый раз беседа наша кончается схваткой. Не знаю почему, но Фишерова тянет к нам, он ищет повода потолковать с нами, поспорить.

Свою враждебность к советскому строю Фишеров не скрывает, расхваливает американский образ жизни. Если верить этому Фишерову, так в Америке всем людям открыта дорога к благоденствию. Конечно, ему самому повезло: имеет собственную фабрику по производству «молний». Но от американских солдат, простых парней, я что-то не слышу разговоров о «благоденствии». У меня тут есть друг, Ричард. Скромный парень, без этого нахальства, которым отличаются его некоторые собратья. Ричард мне как-то сказал: «Война — дело плохое, и все-таки это лучше, чем сидеть без работы… Что будет после войны? Я год ходил без дела, целый год, пока не попал в армию…». Ричард говорил, а в глазах его были тревога, страх. Будто в бездну человек смотрел…

Сегодня Фишеров пригласил меня сыграть партию в шахматы. Играет он неплохо, я согласился. За шахматами зашел разговор о политике. Фишеров начал доказывать, что только в Америке существует настоящая свобода и каждый, кто этого хочет, может жить обеспеченно: равные возможности для всех! Я его спросил, какие у него доходы, сколько он зарабатывает.

Он не понял, к чему я веду разговор, и начал хвастать своими доходами, виллой, автомобилями.

— А сколько у вас в среднем зарабатывает рабочий? — спросил я его.

Фишеров сразу осекся. Попался, любезный! Давай мы тут подсчитывать. Конечно, хозяин кладет в карман в тысячу раз больше, чем рабочий! Старший лейтенант Ольшевский, присутствовавший при этой беседе, с усмешкой сказал Фишерову: «Вот вам и равноправие, господин лейтенант. Это все равно, что ехать на осле, погонять его палкой и приговаривать: это не ты меня везешь, осел, а я тебя. Я сено даю да еще палкой тебя погоняю…»

Слова Ольшевского взбесили Фишерова. Он бросил шахматы, забегал по комнате. Вы, говорит, ничего не понимаете, вас напичкали пропагандой, и вы это повторяете, как попугаи, а сами вы мыслить не в состоянии. Ну, и пошел опять доказывать. «Если хотите знать, говорит, то в Америке рабочий является таким же хозяином предприятия, как его владелец». А я ему опять вопрос: почему бы вам в таком случае не передать фабрику в распоряжение рабочих? Раз они хозяева… Он, конечно, вытаращил глаза: «Как это, говорит, передать? Фабрика-то моя, мой капитал в нее вложен! Пускай вкладывают свои деньги в предприятие и получают проценты…» Хорошо, отвечаю я ему, а где им взять деньги? Они же едва концы с концами сводят… Фишеров не сдается: «Но я-то смог нажить капитал, я-то стал богатым!»

Ольшевский тут ему вопрос: «А рабочие фабрики согласны с тем, что это он сам, своим трудом нажил капитал? Был бы у вас, господин Фишеров, капитал, работай вы на своей фабрике один, без рабочих?»

В общем досталось Фишерову на орехи. «Политбой», как мы называем такие разговоры с американцами, закончился полным разгромом противника.

14 февраля. Новый начальник лагеря открыто проявляет свое враждебное отношение к русским. Глядя на начальство, изменили к нам отношение и другие американские офицеры. Фишеров больше не приходит играть в шахматы. Начальник лагеря боится нашего общения с американскими солдатами, нашего влияния. Он даже запретил своим солдатам петь советские песни. Но солдаты все-таки поют. Особенно хорошо у них получаются «Москва моя» и «Катюша».

25 февраля. Сегодня я был свидетелем такой сцены, что до сих пор не могу прийти в себя.

Мы были в бане. Мы и «белые» американцы. Баня у нас небольшая, приходится долго ждать, пока подойдет очередь мыться. День был теплый, мы ждали своей очереди на улице. Американцы от нечего делать играли в кости. К ним подошел негр — шофер с машины, на которой мы приехали. Он стал играть с сержантом, рыжим верзилой. Негру везло, он выигрывал раз за разом; рыжий спустил все свои наличные деньги, часы, а потом и серебряный портсигар. Американцы и наши, окружив играющих, весело гоготали, «подзуживали» рыжего. Негр тоже добродушно смеялся. Желая, видимо, подшутить над своим «противником», он вытащил из кармана выигранный портсигар и со смехом протянул рыжему: «На, закури, сержант… Из такого портсигара одно удовольствие закурить!» Рыжий, вспыхнув, выхватил пистолет и разрядил его в лицо негра.

Все это было так неожиданно, что мы растерялись, недоуменно смотрели друг на друга и на окровавленного, неподвижно лежавшего на земле негра.

Из бани вышел капрал. Взглянув на убитого негра, сердито спросил:

— Что тут произошло? Кто это его?

— Я! — ответил рыжий. — Вздумал надо мной смеяться, черная скотина!

— Так что же он тут валяется? Бросьте его в машину!