– Как ты намерен поступить?
– Что для Куини важнее всего на свете?
– Не знаю. Наверное, деньги.
– Быть женой судьи Блейзера. Деньги этому сопутствуют, но главное – это положение в обществе. Как жена судьи, она важная персона. Куда бы она ни пошла, люди разбиваются в лепешку, чтобы ей угодить. Забери у нее этот статус, и что останется?
– А ты можешь его забрать?
– Думаю, да. После того как она украла ранчо моего отца, думаю, она прошлась ураганом по всему Западу, обчищая всех, кого удавалось.
– Ты сможешь это доказать?
– Пока нет, но сильно подозреваю, что многие еще помнят Куини. В любом случае я знаю достаточно, чтобы сильно ее напугать.
– Так что мы предложим ей молчать о ее прошлом в обмен на то, что она оставит нас в покое?
– Что-то вроде того. Не очень-то на меня похоже... не так ли?
Виктория видела, что он недоволен собой. Может, он и решил пойти на компромисс, но радости ему это не доставляло.
– Нет. Это слишком разумно. Ты считаешь, что она пойдет на это?
– Куини терпеть не может что-либо терять, но сейчас у нее есть практически все, что она хотела. Зачем рисковать потерей всего ради мести? Она молодая женщина. Если судья с ней разведется, ее ждет долгая и бесславная жизнь.
Виктория почувствовала, как уходит напряжение из ее шеи и плеч. Она не знала, сработает ли идея Тринити, но это был шанс провести жизнь вместе, никого не убивая для этого.
Приближаясь к ранчо «Тамблинг-Ти», Виктория была удивлена, увидев во дворе перед домом нескольких лошадей, а вокруг дома даже небольшую толпу людей.
Что-то произошло.
– Что случилось? – спешиваясь, спросил Тринити у одного из работников.
– Жена судьи умерла.
– Что?! – воскликнула Виктория.
– Когда это произошло? И как?
– Я толком не знаю. Нам никто ничего не рассказывает.
Виктория с Тринити поспешили к дому. Никто не встречал их у двери. Они нашли всех собравшимися в гостиной: судью, Керби, шерифа Спрага, доктора Раундтри.
Виктория сразу направилась к Керби и заключила потрясенного юношу в объятия. Горе, которое он долго сдерживал в присутствии мужчин, от ее прикосновения прорвалось, и он душераздирающе разрыдался, уткнувшись ей в плечо.
– Что случилось? – спросил Тринити у шерифа.
– Никто не знает. Служанка нашла ее утром, когда зашла прибраться. Никаких следов борьбы. И никакой раны я не заметил.
– Что же ее убило? – поинтересовался он теперь у доктора.
– Не знаю. Возможно, просто остановка сердца. Судя по виду, у нее перед смертью было что-то вроде судороги. Видите, она сбросила на пол свою кофейную чашку.
Тринити посмотрел на валяющуюся чашку. Он взял в руки кофейник, стоявший на столике рядом с креслом Майры, и поболтал в нем жидкость. Там еще оставалось немного кофе.
– Проверьте это. Я полагаю, что ее отравили.
– Ерунда, – заявил шериф Спраг. – Кто стал бы это делать?
– Не знаю, но все равно проверьте.
Доктор передал кофейник служанке и велел ей перелить остаток кофе в чистую банку.
– Результаты будут у меня к вечеру. Вы полагаете, это тот же яд?
– Вы сможете оценить это лучше меня. Симптомы те же?
– Нет. Если это яд, то больше похоже на мышьяк.
– Но как мог крысиный яд попасть в кофе? – растерянно спросил судья.
– Понятия не имею. Кто-нибудь еще здесь болел недавно?
– Я уже давно болею, – ответил судья и стал подробно описывать свои симптомы.
– Мне хотелось бы вас осмотреть, – сказал доктор Раундтри.
– У меня есть свои врачи в Сан-Антонио и в Остине, – объяснил судья, удивленный желанием полузнакомого врача.
– Тем не менее, если ваша жена отравлена, вас тоже могли отравлять.
– Ну ладно. Мы можем пройти в мой кабинет, но я могу уделить вам лишь немного времени.
– Я займу у вас всего несколько минут, – успокоил его доктор.
– Мне кажется, было бы хорошо рассказать людям снаружи, что произошло, – предложил Тринити шерифу. – Это лучше, чем они станут сочинять свои объяснения.
Шериф кивнул, соглашаясь, и покинул гостиную. Рыдания Керби перешли в усталые всхлипывания.
– Я должен был рассказать шерифу, но не смог. В конце концов, она была моей матерью.
– Рассказать ему что? – осведомился Тринити.
– Она отравляла судью. Я узнал это только вчера вечером. У нас была страшная ссора, когда я привез на ранчо тело Лаймена. Я сказал ей, что знаю, как она пыталась убить Викторию, и если она не остановится, я расскажу об этом судье. Тогда-то она призналась мне, что уже отравила судью и он может умереть в любой день. Я ничего не могу поделать, чтобы это исправить. Наверное, у меня был потрясенный и испуганный вид, потому что она разозлилась еще больше. Она стала попрекать меня, обзывать трусом, который не может пробиться в жизни. Как, по моему мнению, говорила она, ей удалось выбраться из жалкой лачуги, в которой она родилась? Я должен на коленях благодарить ее за то, что она не бросила меня, когда мой отец сбежал. Тогда-то она и рассказала мне обо всех мужчинах, которых она обманула и убила. Это было ужасно. Меня от этого затошнило. А она стала еще безумнее. Именно тогда она объявила, что убила Джеба. Велела Лаймену его убить. Он несколько недель следил за Джебом, пока не выбрал идеальный момент.
– Почему она травила судью?
– Она его ненавидела. Как только она могла... он так хорошо ко мне относился! Иногда он относился ко мне лучше, чем к Джебу. И лучше моей собственной матери.
– Я уверена, что твоя мать любила тебя, – промолвила Виктория.
– Нет, не любила. Она сама мне об этом сказала. Она хотела, чтобы я был с ней, только потому, что судья оставляет все мне.
– А не твоей матери?
– Нет. Но она была бы моей опекуншей до достижения мной восемнадцати лет. Она должна была убить судью до моего дня рождения, если хотела контролировать деньги.
– А когда деньги стали бы твоими, она могла тебя отравить, чтобы наследовать все, – предположил Тринити.
– Мой отец из Чикаго занимался перепродажей скота, – объяснил Керби. – Он обещал жениться на матери и забрать ее с собой. Она меня ненавидела, потому что я олицетворял человека, который ее бросил.
– Каким образом она травила судью? – спросила Виктория.
– Она подсыпала мышьяк ему в кофе.
– Но ведь она пила тот же, – удивилась Виктория.
– Она держала для него специальную жестянку. Говорила, что так лучше для его сердца. Она держала его за банкой с лярдом и не позволяла никому к ней прикасаться. Я отыскал ее прошлым вечером и выбросил.
Виктория побледнела.
– Я переложила часть кофе оттуда в повседневную банку вчера днем, потому что использовала все, что там было раньше, чтобы сварить кофе себе и судье.
