Теперь: что мне в этой ситуации делать? Вернее: могу ли я хоть что-нибудь сделать? А сделать что- нибудь я хочу. Пусть я болван, дурак, паникер, истерик, пусть все это — глупость и суеверие, но я боюсь! Боюсь и все. И не хочу пускать все это на самотек. Если можно хоть что-нибудь сделать, я это сделаю. Любую глупость. Святой водой все окроплю, чеснок перед дверью вывешу — что угодно!! Но что? Что?!
(Виктор почувствовал, что у него начинается паника, что волна вчерашнего ужаса опять его накрывает, и он буквально на глазах теряет способность рассуждать здраво. Он постарался успокоиться.)
Так все-таки: что? Так… Святая вода… Нет у меня никакой святой воды! Нет! Не-ту. Дальше! Хотя, стоп. Можно в церковь сходить, взять. Ладно, запомним. Чеснок… Хотя, постойте, постойте!.. Так, может, вообще пока из квартиры уехать? Хотя бы на ночь? Не ночевать здесь сегодня?
Эта неожиданная мысль настолько захватила Виктора, поразила его своей простотой, что он сразу же отбросил одеяло и рывком сел на кровати.
Точно! Надо сваливать, пока не поздно. Рвать когти. А ночевать где? Да-а… не важно. Хоть на вокзале. Какая разница.
Виктор представил: вокзал, свет, вечная суета, толпы народа днем и ночью, и чуть не засмеялся от радости.
«Правильно! Так и сделаем. Прямо сейчас и уеду. Чего время терять? — лихорадочно бормотал он, натягивая джинсы, не попадая ногой в штанину и подпрыгивая от нетерпения. — А Машке записку оставлю. Что на работе задержусь и ночевать не приду. Не впервой!»
Мысль о жене была неприятна. (Бросать ее, ничего не подозревающую, здесь…) Но он от нее отмахнулся, от этой мысли.
«А-а!.. Ничего с ней не случится! — Виктор уже торопливо застегивал рубашку. — Можно в крайнем случае и у подъезда подождать. Предупредить. Главное, из квартиры сейчас побыстрей уйти!»
Пальцы его прыгали, и маленькие непослушные пуговички никак не желали застегиваться. В конце концов он на них просто плюнул. («На улице остальные застегну!!») и чуть не бегом бросился к входной двери. И тут же остановился как вкопанный.
Лишь только он увидел прихожую, дверь, как тут же понял, что из квартиры он выйти уже не сможет. Не сможет, и всё тут! Открыть дверь, да и вообще просто прикоснуться к ней он не отважится даже под страхом смерти.
Охватившее его было радостное возбуждение тут же бесследно исчезло, уступив место глубочайшей депрессии. Он осознал, что он в ловушке. Ему даже почудился на мгновенье холодный матовый блеск тонких светлых нитей на входной двери. Мертвый блеск паутины.
С этого момента воля к сопротивлению окончательно оставила Виктора. Он принялся безвольно ждать вечера. Он даже и не пытался больше ни о чем думать, что-то соображать, строить какие-то планы. Вообще как-то бороться. Он почувствовал себя попавшей в паутину мухой, которой остается теперь только ждать, когда паук проголодается и решит наконец ее съесть. Выпить её кровь.
Кстати, насчет выпить. У Машки же коньяк должен где-то быть спрятан.
Виктор порылся в гардеробе и нашел стоящую в дальнем углу почти непочатую бутылку коньяка.
«Французский… откуда это у нее деньги?» — мельком подумал он, вытаскивая пробку и делая прямо из горлышка несколько больших глотков. Пить он вообще-то не любил, у него утром потом сильно болела голова, но сейчас все это не имело ровным счетом никакого значения.
«Утром!.. — мрачно он усмехнулся про себя. — До утра еще дожить надо. Что вообще со мной будет утром? Может, у меня и головы-то не будет. Болеть будет нечему. Съест меня проклятый старикан. Кровь всю выпьет и голову оторвет.»
Виктор заметил, что уже слегка опьянел. Он вообще пьянел очень быстро.
«Тем лучше, — он сделал еще пару глотков. — Напиться бы, заснуть сейчас и проснуться уже утром!»
Виктор перешел в соседнюю комнату, сел в кресло, закинул ноги на стол и стал следить за стрелками часов, потягивая коньяк. Ему казалось, что если следить не отрываясь за стрелкой, время будет идти медленней. А больше всего ему хотелось сейчас, чтобы оно тянулось бесконечно. Пусть этот вечер, эта ночь никогда не наступают. Он так и будет сидеть за столом, а стрелки будут ползти еле-еле…
Время, однако, летело стрелой. Отвернулся, казалось бы, на секунду, просто в окно посмотреть — а уже 10 минут прошло! Задумался о чем-то — еще полчаса!
Виктор и оглянуться не успел, как опять наступил вечер. На улице начало темнеть. Коньяк давно кончился…
«Черт! Зря я его выпил-то. Лучше бы на ночь поберег», — запоздало сообразил он.
К 8-и часам Виктор уже был опять абсолютно трезв. Как будто и вообще не пил. Хотя, как ни странно, он почти не боялся. Он устал бояться. Им овладела какая-то тупая апатия. Он сидел, уставясь в монитор, и ни о чем не думал. А-а!.. Что будет, то и будет.
В 10 позвонила Маша и совершенно заплетающимся языком нетвердо сообщила, что домой она сегодня не придет, а останется ночевать у подруги. После чего бросила трубку.
Это вообще было уже что-то новенькое. До этого «ночевать у подруги» она еще все-таки никогда не решалась.
Впрочем, Виктору к этому моменту было уже все это все равно. Да он и сам почему-то с самого начала был практически уверен, что нечто подобное обязательно произойдёт. Вчера она спать вдруг легла ни свет ни заря, чего с ней никогда раньше не случалось; сегодня вообще ночевать домой не явилась…
Всё как будто специально так складывалось, чтобы жена его не путалась под ногами и не мешалась. Она явно была здесь сегодня лишней. Все происходящее касалось только его, Виктора. Именно он был мухой. Паука интересовал только он.
Время между тем близилось к двенадцати.
11…11.10… 11.20…
«Может я опять засну? — равнодушно подумал Виктор. — Хорошо бы».
11.30… 11.40… 11.50… 55, 56, 57, 58, 59…
Старик появился ровно в полночь. Он как будто возник прямо из ниоткуда. Материализовался. Еще мгновение назад никого не было — и вот он уже стоит прямо перед дверью.
Виктор смотрел на него через монитор почти спокойно. Но это было мертвое спокойствие безвольно идущей на заклание жертвы. Он смирился со своей участью, понял, что ему не спастись, и теперь просто безучастно ждал, что с ним будет дальше.
В отличие от прошлых ночей, он даже звук на мониторе не выключил. А зачем? Какая разница? Ему было уже все безразлично. Он как будто уже умер.
Неожиданно старик вдруг громко, нараспев произнес какую-то фразу, протянул руку и коснулся его двери. В следующее мгновенье глаза его широко раскрылись, и он в упор взглянул на Виктора. Виктор отшатнулся. Когда же он снова посмотрел на экран, там уже никого не было. Никого и ничего. Все кончилось.
Как Виктор добрался до постели, он не помнил. Глаза его слипались, веки были, как свинцовые. Он рухнул не раздеваясь в постель и тут же заснул, как убитый. Спал он крепко и счастливо улыбался во сне. Как человек, которому снится что-то очень, очень приятное.
На следующий день была суббота. Выходной. Спешить было некуда. Проснувшись, Виктор долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, что же ему снилось. Он смутно помнил только, что что-то очень, чрезвычайно простое радостное и хорошее! Но вот, что именно, всё никак не вспоминалось.
«Ребенок!» — внезапно мелькнуло у него в голове. Ему снилось, что у них с Машей родился ребенок! Ну, конечно же! Он не помнил подробностей, но прекрасно помнил зато, какая счастливая была Маша, как радовался он сам, как вообще все у них сразу изменилось и наладилось. Как по волшебству! По мановению волшебной палочки. Ребенок сразу перевернул всю их жизнь.
Виктор даже пожалел, что проснулся. Ему хотелось, чтобы этот сон все продолжался и продолжался. Всё длился и длился…
«А может, и правда еще наладится? Чем черт не шутит… Бывают же чудеса!..» — к своему собственному удивлению Виктор вдруг ощутил, что он действительно почти в это верит! Верит, несмотря ни