особая статья. То ли 82-я, то ли 86-я. Что, если заключенный обращается к администрации лагеря с просьбой его защитить (ну, скажем, угрожают ему или еще что), те обязаны это сделать. Обычно в таких случаях просто сажают в карцер.
В одиночку. Изолируют. Фуфлыжники часто по этой статье обращаются.
Те, кто карточные долги не отдают. Проиграл, а отдавать нечем. Он к мусорам бежит за защитой.
А Муравей говорил, что у них на зоне пидоры вообще на деревьях жили. Больше им нигде не разрешали. Пиздец, в общем. Вилы! Кирдык.
Пидоров, кстати, в тюрьме довольно много. Да вот даже в соседней хате (два-три-три) сейчас один есть. Так, говорят, прямо в хату на днях и заехал. В платье, в туфлях и в косметике. Да и Витя, мне помнится, в свое время рассказывал, как он на Бутырке одного такого видел. Иду, говорит, от адвоката, смотрю, телка у сборки стоит.
Самая настоящая. Платье, туфли на шпильках, косметика, все дела…
Вся такая расфуфыренная. Я, говорит, думаю: откуда здесь такой телке-то взяться? Потом начала она с кем-то разговаривать — я слушаю, чувствую, что-то не то! А что — понять никак сначала не могу. А потом вдруг въехал: да это же пидор! Их два брата-близнеца было. Один успел себе операцию сделать — его в женскую тюрьму. А этот не успел. Его на Бутырку. «И куда?» — «На общак. А там к нему уже очередь выстраивается. Из желающих. Их там много». В общем, повторяю, о пидорах разговор особый.
Конечно, «козлы» — это в тюремно-лагерной иерархии еще не пидоры, но уже и не нормальные, полноценные зэки. Нечто промежуточное.
Ситуация усугублялась тем, что сам Андрей скрыл, что он «козел».
Причем, не просто скрыл, умолчал, а прямо-таки всех обманул. Его, оказывается, уже спрашивали в камере про лагерь: «Что ты на зоне делал?» — «Ничего не делал. Жрал, да спал». — «А кем был?» — «Обычным мужиком». («Мужик» — это обычный, рядовой зэк. Не блатной, но и не «козел». Масса…)
Этим обманом он фактически подставил всю нашу камеру. А Костю, как смотрящего, в первую очередь. Его спрашивали: «Как же так? Ты же говорил, что у вас хата нормальная!» (Имеется в виду, что вам доверяли, через вас воровские прогоны шли и пр., и пр., а у вас, оказывается, в хате козел? Может, он куму все сливает? Ты смотрящий — с тебя и спрос!)
Более того! Как нарочно, именно Андрей все это время стоял у нас на решке. Работал на дороге. А козлам это категорически запрещено!
Считается, что это люди «морально ненадежные».
В общем, каша заварилась нешуточная! Вот, между прочим, прекраснейший образчик того, как один, с виду совершенно незначительный проступок с какой-то фатальной неизбежностью влечет потом за собой все последующие. И, в конечном итоге, увлекает человека в бездну. Как будто сразу запускается какой-то невидимый механизм. Неумолимый и неотвратимый. Маленький камушек, порождающий лавину. Маленькая ложь, порождающая большую.
Ясно ведь, что поначалу Андрей просто не решился сам объявить сразу в камере, что он «козел». Просто испугался! (Да и кто бы на его месте не испугался?) Авось, пронесет! Потом, когда через некоторое время его вдруг об этом прямо спросили («Кем ты был в лагере?»), отступать было уже поздно. («Почему же ты сразу не сказал? Значит, мы все это время…») Дальше — больше! Дальше ему поручили следить за дорогой. Как человеку достаточно опытному (уже сидел) и в то же время самому в камере молодому. Ведь дорога — это дело ответственное и одновременно тяжелое. Тут нужны и сила, и опыт.
Ну, и как же, интересно, он мог бы отказаться? Пришлось соглашаться.
А это уже очень серьезный проступок. За это здесь уже «спрашивают».
В общем, если бы тот же кум действительно потребовал бы от него «сотрудничества» (а проще говоря, стучать на сокамерников), пригрозив в случае отказа разоблачением, ему было бы уже просто некуда деваться. Вот уж действительно: «Коготок увяз — всей птичке пропасть!»
«Ну, и чем же все закончилось?» — «Он все признал. Мы здесь все с него уже получили (каждый ударил слегка, чисто символически, по лицу) и отписали обо всем смотрящему за тюрьмой. А тот уж сам пусть дальше решает, что с ним делать. Может, с него еще и на этапе спросят. Или в лагере. Это уже не наше дело. Ему еще повезло, что хата у нас мирная. В другой хате все могло гораздо хуже кончиться…
Но вообще, Серег, не вникай ты во все это! Зачем тебе это надо!?»
Таким образом, все разъяснилось. В чисто практическом же плане крайними в этой ситуации оказались Костя и Витя. Да!.. Им теперь не позавидуешь! Место здесь оживленное, дорог много. Во все стороны.
Цинкуют непрерывно и сбоку, и сверху, и снизу. Движуха практически круглосуточная. Ночью вообще караул! Но Андрея ставить нельзя.
Муравей же (Олег) постоянно на суд сейчас ездит. Чуть ли не ежедневно. (По крайней мере, до сих пор ездил. До приговора. Теперь — не знаю.) Значит, вся нагрузка теперь исключительно на них двоих ложится. (Я пытался было предложить свои услуги — отказались. «Если ты по неопытности ошибешься и что-то случится — нам на этапе головы поотшибают!») Им, бедным, теперь и спать-то некогда будет! Только заснул — опять стучат («цинкуют»)! Будишь, к примеру, того же Костю.
Он спросонья вскакивает, отцинковывает (сообщает соседям, что все понял). И в одних трусах в любую погоду бежит на решку. «Браток, давай наладимся!» Срочно налаживают дорогу (протягивают веревки, днем они спрятаны). Он затягивает груз, точкует (фиксирует в специальном листке время и исходные данные: откуда-куда) и отправляет его потом дальше, соседям. Цинкует им, налаживает новую дорогу и пр. Потом опять все убирает и прячет. И так по сто раз на дню.
«И что? Было что-то действительно важное?» — «Да в том-то и дело, что нет!» — «А почему тогда такая срочность? Почему вечера нельзя было дождаться? Когда дороги наладят. Зачем днем-то всех будить?»
(Ведь те, кто стоят на дорогах, днем обычно спят. Так во всех хатах.) — «А никто у себя в хате держать не хочет. Вдруг шмон? С них потом спросят. Никто не хочет брать на себя ответственность».
В общем, повторяю, Косте и Вите можно теперь только посочувствовать.
Хотя, с другой стороны, решена проблема ежедневных уборок, мытья посуды и т. п. Этим будет заниматься в камере отныне только Андрей.
(Молодой парень лет двадцати пяти. Физически очень крепкий. Имеет, кажется, даже какой-то разряд по джиу-джитсу. Первый срок сидел за убийство в целях самообороны. Драка. Двое с ножами. У одного он отнял нож и убил.)
Впрочем, и по ночам отдыхать Андрею особо не придется. Он теперь будет дежурить у тормозов. Закрывать собой шнифт и слушать, что на продоле. Чтобы в случае чего у Кости с Витей было время что-то спрятать или выбросить. (Через глазок охраннику ничего не видно — у двери Андрей стоит, а чтобы открыть саму дверь, нужно время.)
Вечером, а точнее уже под утро («вечером» я называю здесь примерно пять утра, когда движение по решке несколько затихает, и все, кроме дежурного, ложатся спать), пьем чай и доедаем последние баранки. (Мой ларек не несут уже две недели. Да какие две недели!
Больше.) Читаю сокамерникам на сон грядущий краткую лекцию по греко-римской мифологии (не помню уж, с чего все началось).
«… Крон серпом отсек своему отцу Урану его, как указано у Аполлодора, детородный орган и зашвырнул его в Океан. Он упал у Кипра. Из образовавшейся пены вышла Афродита — богиня любви и красоты. Киприда… Рожденная на Кипре».
Все зачарованно слушают. Потом Костя с напряженным любопытством переспрашивает: «Детородный орган»… Это хуй, что ли?» — Да, блядь, хуй! Крон отрезал Урану хуй и выкинул его на хуй в море! Все!
Лекция окончена. Я спать пошел».
9 апреля, среда
