Далберг оттолкнулся сильным толчком, согнув колени и подлетел вперед практически перпендикулярно. Затем он поспешил длинными прыжками к ракете.
Веккер последовал за ним, покачивая головой — спустя несколько мгновений растерянно уставился туда, где он еще тридцать минут назад видел посадочную маркировку. Она исчезла! Но ему сразу же пришли на ум подпрыгивающие колонны, и он звучно рассмеялся.
— Вихрь, понимаете? Здесь прошел смерч! Они разнесут наш алый порошочек как факел по всему спутнику.
Он похлопал по плечу Далберга, который стоял рядом с ним словно изваяние.
— Давайте честно, не было ли это так и так излишне? «Пацифика» найдет нас и без посадочной полосы, я прав?
Пилот бросил на него странный взгляд.
— Без посадочной полосы — может быть. Но не без передатчика!
Передатчик, установленный перед шлюзовой камерой, в двух метрах от люка, тоже пропал. Должно быть смерч смел его с его места и швырнул в воздух. Вероятно он пронесся вместе с циклоном на север, возможно разбился где-нибудь там на равнине. Во всяком случае было бесполезно искать его.
Не было связи с «Пацификой», это означало…
— На сколько хватит наших запасов кислорода? — спросил Веккер.
— Самое большее на двенадцать часов, — сказал Далберг.
II
Леонид Бронстайн мерил мостик «Пацифики» длинными, спокойными шагами. Он скрестил руки за спиной и немного склонил массивную голову. Его лицо с мясистыми щеками и седыми усами было расслаблено, кристально чистые глаза были наполовину закрыты веками.
Он был доволен. Десять минут назад бортовой приемник принял первые сигналы посадочной команды; с этого момента зеленые синусоидальные колебания танцевали на матовом диске оптического индикатора. Космический корабль все еще двигался на орбите спутника. Но скоро он, Бронстайн, отключит автопилот и настроится на источник передачи. Менее чем через два часа «Пацифика» совершит посадку на поверхности луны.
Итак, первый этап экспедиции был почти завершен, и то что он прошел без всяких инцидентов, показалось ему хорошим знаком для следующего, собственно этапа исследования. Все же он принимал в расчет некоторые трудности, правда не технического, а личного характера. Он прекрасно помнил: когда ему был задан вопрос, готов ли он руководить первой интернациональной группой космонавтов, он не решался.
Возглавлять команду, которая состояла из ученых из разных стран? Это было нелегкой задачей. Он выпросил время на раздумья и прежде всего ознакомился с личными делами. Результат не совсем вдохновил его. У астрохимика Роберта Вестинга была репутация хладнокровного практика, идущего к цели непоколебимо, следуя только законам логики. Четвертая американская, одна из самых успешных национальных экспедиций на Марс, находилась под его руководством. Но ценой успеха были тяжелые нервные кризисы некоторые участники экспедиции.
В то время как продвигался Роберт Вестинг исключительно в области астрохимии, Фрол Веккер уже попробовал свои силы в полудюжине геологических профессий. Он производил впечатление восприимчивого, талантливого и сообразительного человека, но без надлежащей выдержки. Его анкетные данные были превосходными. У него было две научные степени и орден «Активист Якутии». С другой стороны, в его личном деле была отметка, что он, будучи бригадиром группы комсомольцев недостаточно заботился о соблюдении инструкций безопасности в подземных сооружениях термального города и, вероятно, даже приложил свою руку к тому, когда инспектор по охране труда в шахте IV… «был схвачен созданиями, завернутыми в простыни, связан и до пересменки не был в состоянии выполнять свои служебные обязанности».
О бортвраче Анне Месме Бронстайн узнал, в основном, что она работала во французском исследовательском центре медицинских и психологических проблем астронавтики и должна была быть превосходным аналитиком отношений. В дополнительном замечании, которое все же его скорее сбило с толку, чем прояснила, значилось, что у мадмуазель Месме помимо острого ума аналитика была на удивление высокая степень чувствительности. Только на борту он узнал, чего касалось это замечание. Анне относилась к чувствительным людям, которые могли видеть пальцами. Она могла различать цвета и разбирать печатные тексты голыми руками.
Яснее всех вырисовывался образ Гарри Далберга. Он был пилотом первой-восьмой категории, следовательно познакомился со всеми космическими линиями и большинством типов кораблей, любил точные приказы и имел привычку выполнять их с точностью компьютера. За все время службы в ЕВРОКОСМОСЕ он не дал ни малейшего повода упрекнуть себя в халатности.
Бронстайн до этого момента редко задавался вопросом о своих педагогических способностях, но после изучения личных дел они показались ему более чем сомнительными. Было ли у него вообще достаточно чуткости, чтобы свести воедино различные характеры, темпераменты и образ жизни? Наконец, недостаточно было того, что он командовал будущей командой «Пацифики». Она должна была стать коллективом. Это не в последнюю очередь имело также и политическое значение. Ведь тенденция международного сотрудничества в пилотируемом исследовании космоса была еще молодой, и были люди, которые смотрели на нее косо. Они утверждали, что Советский союз стремится к тому, чтобы занять монопольное положение в космонавтике и не заинтересован в плодотворном сотрудничестве. Некоторые даже потребовали контраргументов. Ну, хорошо, они у них будут. Уже вместе с первой международной экспедицией. Она продемонстрирует пользу коллективного исследования. А его результаты будут предоставлены в распоряжение всех стран.
Одним словом, перед командой «Пацифики» стояли большие задачи. Поэтому им был нужен способный руководитель. И Бронстайн не знал, есть у него способности к этому.
Бронстайн засмеялся. Напрасно он думал об этом. Прежде всего он недооценил работу отборочной комиссии и ломал голову над проблемами, которые уже были решены перед стартом. Какими бы, собственно, различными ни были черты характера спутников, они были до того согласованы, что в точности дополняли друг друга. Это выяснилось уже после первых недель полета. Если Веккер склонялся к тому, чтобы расценивать экспедицию как безобидную прогулку, то Далберг строже наблюдал за соблюдением регламента на борту; если компанейский вклад Вестинга исчерпывался через две шахматные партии, то Анне уделяла больше внимания беседе. Правда, было необоснованно делать выводы для будущей практической работы на спутнике Сатурна из обоюдного дополнения на борту, но оно все же было основанием для определенного оптимизма.
Еще полтора часа до посадки. Было самое время снизить высоту полета. Бронстайн включил телевизионный экран, чтобы поговорить с Вестингом, который с самого старта вспомогательной ракеты проводил атмосферные измерения в шлюзовой камере.
Астрохимик сидел перед открытой диафрагмой. У него на коленях был газоанализатор и заносил значения в таблицу. Он поднялся, словно ждал оклика, и подошел ближе к передающей камере. Ему было пятьдесят с хвостиком, он был тонким и рослым и едва отличался от Веккера в облегающем скафандре.
— Приемник работает нормально? — сразу же спросил он.
Бронстайн кивнул. «В противном случае я бы…»
— Тогда я хочу попросить Вас пока что держать высоту полете постоянной.
Бронстайн покачал головой.
— Нас ожидает посадочная команда.
— Но я напал на след чрезвычайно интересного открытия!
— И о чем идет речь?
Астрохимик нежно рассмеялся.
— Дайте мне десять минут, и я гарантирую Вам научную сенсацию.
— Ну, хорошо… но ни секундой больше.
