Женщины уговорили меня и на другой день пойти купаться. Говорю: 'Противно, неохота'. - 'Тоже ни за что бы не пошла, да позлить этих сволочей хочется', реагирует Таня.
'Процедура' та же, что в первый раз: за нами стал спускаться (уже другой) охранник. Еще не успели раздеться, он громко по телефону: 'Объект здесь. Остаюсь...' Но на этот раз наверху, у начала тропинки, объявился еще и пограничник с собакой.
Поплыли. Видно, как на даче с балкона Толя и Иришка наблюдают за нами. А внизу, ближе к 'президентскому' пляжу, Генералов и еще человек 5 выстроились, смотрят в бинокль. Потом он 'счел нужным довести' до Ольги - что видел, что мы купались.
М.С. после этого мне сказал: 'Не ходи далеко от дома, во всяком случае без моего ведома'. Что он имел в виду? Может, просто 'заботу проявил'...
В 15.00 21-го ТV-новости. Ельцин заявил в парламенте России: Горбачев в изоляции в Крыму. Решено: направить сюда Руцкого, Силаева и других депутатов. Выступил там Бакатин. Диктор взволнованно и подробно изложил его речь: это государственный переворот, Горбачев, по крайней мере в воскресенье, был совершенно здоров, не считая радикулита (видно, от Примакова узнал). Творится беззаконие. Нужно пригласить в российский парламент депутатов ВС СССР, которых сейчас усиленно обрабатывают.
Парламент почтил минутой молчания павших в эту ночь 'на его подступах'.
Вот, Михаил Сергеевич, где проверяются люди: Бакатин, которого вы отпихнули, боясь всяких Лукьяновых, Янаевых и пр.!
Мое общение с Михаилом Сергеевичем в эти дни. 19-го утром, как только по 'Маяку' услышал о ГКЧП, стал думать, как вести себя с М.С. Ждать, когда позовет, то есть - по прежней субординации? Нет, так нельзя: он должен убедиться в моей верности. И он нуждается в поддержке. Пошел к нему. Долго бродил по дому, пока внучка меня не обнаружила, привела к деду наверх. Он лежал на постели после процедуры: ему еще 'донатирали' радикулит.
'Ты знаешь, Анатолий, - начал с ходу, - когда я разговаривал с этими, ни один мускул у меня не дрогнул. Был совершенно спокоен. И сейчас спокоен. Я убежден в своей правоте. Убежден, что это - авантюра, и не дай бог - с кровью. - Помолчал. - Не удастся им ни навести порядок, ни собрать урожай, ни запустить экономику... Не удастся! Преступная авантюра!.. Думай, что будем делать. Приходи после обеда'.
Я пришел, как договорились. Пошли со всей семьей на пляж, потому что в доме говорить было уже невозможно: кругом 'жучки', о чем панически предупреждала нас все время Раиса Максимовна.
Запомнилось: когда спускались к пляжу, ко мне прильнула меньшая внучка, взяла за руку: 'А у меня - карты (держит в ручонках колоду). Это вот король, а это дама... нет - валет, а это - ох! забыла (это была десятка)'.
Я ей: 'Ну ладно, а какой она масти?' (Не рассчитывал, что она знает это слово.)
'Она - червивая!' Эта детская ошибка резанула, напомнила ситуацию, в которую попала и эта малышка.
Р.М. завела нас с М.С. в маленький павильон, а всех остальных отправила к воде. Лихорадочно вырвала из блокнота несколько чистых листков, подала мне, долго копалась в сумочке и, найдя карандаш, подала мне: 'Я оставляю вас'. 'Да, да, - нетерпеливо (необычно для него в обращении с ней!) бросил М.С., мне надо работать'. Она жалко улыбнулась и 'сделала мне ручкой'.
- Толя! Надо что-то делать. Я буду давить на этого негодяя (он имел в виду генерала Генералова). Буду каждый день предъявлять требования. И наращивать.
- Да, М.С., согласен. Сомневаюсь, чтобы банда в Москве на это отреагировала. Но нельзя, чтоб подумали, что вы смирились...
- Пиши: 'Первое. Требую немедленно восстановить правительственную связь... Второе. Требую немедленно прислать президентский самолет, чтобы я мог вернуться на работу. Если не ответят, завтра потребую, чтобы прислали журналистов - советских и иностранных'.
Я записал. Он:
- Смотри, как бы по дороге у тебя это не отобрали!
- Не отберут! - сказал я уверенно.
20-го я к М.С. пошел сразу после описанного выше купанья. Опять долго ходил по этажам, пока кухарка не показала: там, в кабинете. Он вышел навстречу, тут же - из другой комнаты - Раиса Максимовна. И сразу потащила нас на балкон, показывая руками на лампы, потолок, на мебель - 'жучки'. Постояли, облокотившись на перила. Я говорю: 'Р.М., вот видите эту скалу, над которой пограничная вышка. За ней, за поворотом, - Тесели (это филиал санатория 'Форос', там дача, где в начале 30-х годов жил Максим Горький). До того, как построена была 'Заря', здесь, на ее месте, был дикий пустынный пляж. На самом деле никакой не пляж - по валунам в воду зайти было трудновато. Так вот... Я несколько раз проводил отпуск в Тесели и плавал сюда из-за той скалы. Лежал здесь и потом плыл обратно'.
Р.М. слушала рассеянно. И вся встрепенулась, когда я продолжил: 'Вы, наверное, знаете, что я очень хорошо плаваю? Мне и 5 и, наверное, 10 километров проплыть ничего не стоит. Может, рискнуть?'
Я улыбался, говоря это. А она вся насторожилась. Прямо и долго смотрит на меня, всерьез подумала, что такой 'вариант' возможен. До этого она бурным шепотом мне рассказала, как они в 3 ночи во внутренней комнате Толиной камерой засняли заявление М.С. 'Мы его вырежем из кассеты... - говорила она (но скрыла, что снято было в двух вариантах плюс еще - заявление врача Игоря Анатольевича). - Так вот... Я упакую пленку в маленький 'комочек' и вечером вам отдам. Но вы, ради бога, не держите у себя. Вас могут обыскать. И не прячьте у себя в кабинете'. Тут вмешался М.С. и посоветовал упрятать в плавки. Я их сушу на балкончике при комнате Оли и Томы, где расположены их пишущие машинки и прочая 'канцелярия'.
М.С. отнесся скептически - чтоб я поплыл в Тесели, в Форос и даже в 'Южный': 'Даже если не выловят в воде, выйдет голый - и что дальше? Отправят в ближайшую комендатуру - и пропала пленка'... Но обсуждали всерьез... хотя вариант был явно абсурдный. И я его 'предложил' в шутку, чтоб как-то разрядить их нервное напряжение.
Пленку Р.М. мне дала позже. А пока М.С. попросил ее заняться детьми. Мы с ним перешли на другой балкон, встали у перил и тут же увидели, как повернулись к нам трубы с вышки, и погранпатруль на ближайшей скале взял нас 'в бинокль'... Одновременно - услышали из будки внизу под домом по телефону: 'Объект вышел на балкон, второй справа!..' Мы с М.С. переглянулись, я засмеялся и обозвал 'их' матом... Он посмотрел на меня: раньше я при нем не позволял себе. (Я посожалел: подумает, что теперь, мол, можно!)
Сели за стол. Он положил перед собой блокнот. Предложил мне место напротив, спиной к солнцу и на солнце. Я говорю: 'А можно рядом? Не люблю солнца - в отличие от вас с Бушем... Помните, как он в Ново- Огареве пересел на мое место, когда солнце вышло из-за стены, и я ушел - сел рядом с вами в тени?..'
М.С. улыбнулся, видно, вспомнив о встрече с Бушем, как эпизоде из античной истории, хотя произошла она всего три недели назад.
Стал диктовать 'Обращение к народу и международному сообществу'. Поговорили. Обсудили, отформулировали каждый пункт. Я пошел к себе. Оля напечатала на шершавке*. Вечером я попросил его поставить подпись, число, место. Вверху он подписал, что просит огласить это заявление любыми средствами каждого, кому оно попадет в руки. Когда уходил, Р.М. опять стала меня строго инструктировать, чтоб хорошо спрятал и сумел донести - как бы в дороге не обыскали. Мне эти страхи кажутся плодом нервного перенапряжения. У меня вообще еще с войны несколько атрофировано чувство физической опасности.
Накануне она дала мне свою книжку 'Я надеюсь...', которую прислали ей еще 17-го. Сигнальный экземпляр. Просила прочитать за вечер... Я прочитал и очень хвалил. Это доставило большую радость Михаилу Сергеевичу - у него даже глаза увлажнились. Я уверял их, что книга разойдется по всему свету, расхватают и у нас тоже. 'Замолчать не удастся, что бы ни случилось', - уверенно заявил я. Вообще всем своим видом, поведением старался показать, что 'все обойдется'. Они встречали меня с какой-то обостренной надеждой - не принес ли я какую-нибудь 'хорошую весть'. Расспрашивают, что я слышал по 'Маяку' (по оказавшемуся в комнате Ольги - Тамары допотопному ВЭФу). Как я оцениваю то, что услышал, что я вообще думаю о том, что будет завтра, послезавтра, через неделю. Я 'в свойственной мне манере' отвечаю самоуверенно, бодро. Р.М. все время в крайнем напряжении, хоть бы раз улыбнулась. Зато Ира - вся полна решимости, бесстрашная, резкая, беспощадная в словах и 'эпитетах' по поводу того, 'что с ними