Центральный орган власти в бордель превратить удумал? Дамочек своих за ширму приводить?
Добрюха прищурился и удивленно присвистнул:
-- Степан Гаврилович, ты, что ли? Откуда прикидец такой? С курорта приволок?
-- Ты на вопрос, ребром поставленный, отвечай! -- гаркнул участковый. -- Повторяю еще раз, для особо одаренных: что гражданка Лютикова делала на инвентарном топчане номер четыре, да еще с тобой, жеребцом поселковым, на пару в рабочее для всех остальных граждан время?
Васька почесал спину, уставился в потолок, тяжело вздохнул и с сомнением в голосе произнес:
-- Может, свидетельские показания давала? Внештатным агентом является? Ценным осведомителем, то есть. А штору я задернул, чтоб никто не увидел? Мало ли, что могут люди от нечего делать понапридумывать! -- уже более уверенно закончил он свою мысль.
-- Не верю! Не верю, Василий! Тверже, тверже отвечать надо, -- наставнически заметил Дудя. -- Мол, совещались, как показатели статистические улучшить, компанию по упреждению преступности провести, телефон доверия в массы поселковые внедрить... Ты воображение свое включи, представь, что было бы, если б это был не я, а зам по кадрам Рылин? Соображаешь? Потому всегда на своем стой, тогда и промашки не будет, усек?
-- Усек, -- Добрюха отдернул штору и прошлепал босыми ногами к инвентарному топчану. -- А я уже было подумал, Степан Гаврилович, что ты на солнышке перегрелся, на южном, и мозгами чуток двинулся. Сам рассуди - разве можно с самого утра так наезжать на компаньона!
Дудя довольно загоготал:
-- Учись жизни, партнер! Кто же тебе еще совет дельный даст, как не я!
Васька опустился на колени, с головой погрузился под топчан, повозился там и извлек на свет замусоленную тетрадку с вложенным в нее обгрызенным карандашом. На тетрадной обложке виднелась изрядно выцветшая надпись, явно сделанная женской рукой: 'Изменишь - в евнухи пойдешь, Василий!!!' Ниже, уже мужской рукой, было дописано: 'Вас много - я один!!! Не надейся!!!'...
-- Произведем расчеты, Степан Гаврилович, -- по-деловому сказал добровольный помощник, оседлав колченогий стул возле Дуди, и открыл тетрадку. -- Итак, номер первый: десять золотых рублей одна тысяча девятьсот десятого года, Николай II, Император всея Руси, профиль. Ориентировочная стоимость - восемьсот американских долларов. Слушаю.
Дудя съежился и враждебно отрапортовал:
-- В наличии - двести. Остальные деньги ушли на представительские расходы. А так как мы работаем пятьдесят на пятьдесят, то тебе - сотня выходит.
-- Та-а-ак, -- зловеще протянул Васька и уточняюще переспросил: -- Сотня, говоришь?
Участковый поколебался и ответил:
-- Нет, ошибся я. Две. Точно.
-- Четыре отдашь. Точка. Поехали дальше, -- Добрюха снова заглянул в тетрадь: -- Два рубля образца тысяча семьсот двадцать второго года, золото, с одной стороны царь Петр с венком, с другой - мужик какой-то усатый скачет, типа танцует. Ориентировочная стоимость - тысяча американских долларов. Слушаю.
-- Продано. Тебе - три сотни.
-- Пять, и не вздумай мухлевать, Степан Гаврилович. Ты меня знаешь.
-- Знаю, -- нахмурился Дудя и достал из-за околыша фуражки семьсот долларов. -- Двести завтра подвезу, дома чего-то забыл. В расчете?
-- А одна копейка образца тысяча семьсот восемнадцатого года? -- возмутился Василий. -- Дорогущая, между прочим, вещь. За сколько продал барыгам-нумизматам? Не слышу!
Дудя пренебрежительно пожал плечами и достал из-за околыша еще триста долларов:
-- Ну ты и мелочный, Вася. Копейки считаешь. За шестьсот, дешево отдал, считай, подарил.
-- Ладно. Как должок привезешь, подкину тебе еще кое-чего из банки, -- компанейски подморгнул Добрюха, фиксируя бумажки на теле резинкой от трусов.
-- В опасное дело втянул ты меня, Василий, -- заметил Степан Гаврилович, с жалостью глядя на верхушки отданных купюр, спрятанных под резинкой у Добрюхи. -- В последний раз по дворам от погони уходить пришлось, отстреливаться даже от бандитов. Пули вокруг так и свистели, воздух рассекали мощно. Гранаты мельтешили осколочные, АКМы разные постукивали очередями... И вдруг с гранатомета мне прямо в грудь их снайпер попал, точь-в-точь под сердце... Бронежилет казенный помог, иначе до машины не добежал бы, пал героически... Риск оправданным должен быть. Мотивированным основательно. Чтоб уверен был - день этот прожит не даром... Ведь когда-то за родину жизнь отдавали, не торговались! А теперь за что? За бумажки, после черты смертной бесполезные...
-- На больший процент от сделок будущих не рассчитывай, не дам, -- вяло буркнул Добрюха. -- Ты еще скажи, что танк на тебя пер, переехать хотел гусеницами своими беспощадными, а ты еле от него отмазался, в траншее отсиделся! Ну и свистун!..
Зависла неловкая тишина.
-- Чуть не забыл - заказ у меня есть, -- участковый достал свернутый в трубочку газетный лист, развернул его и медленно прочитал: -- Заказ на десять золотых рублей одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года с красно-оранжевым матовым оттенком. Санкт-Петербургский монетный двор. Почти тринадцать грамм весу. Пять тысяч долларов дают, если состояние монеты отличное. В наличии имеется?
-- Пять тысяч дают? -- переспросил Васек. -- Глянуть надо будет на досуге. В баночке секретной монетами побряцать.
-- Так где, ты говоришь, Вася, клад этот ценный нашел? -- как бы между делом спросил Дудя. -- Подзабыл я уже, освежи.
Васька беззаботно заулыбался:
-- Десять раз уже рассказывал! Как дерево выкорчевывали, то, что на втором этаже гостиницы выросло, жестяную банку из-под леденцов 'Монпансье' я в корнях обнаружил. Тяжелая по весу баночка, думаю, дай-ка загляну в нее, может, что спрятано там. Открыл - и чуть мозгами не тронулся. Монеты золотые, старинные, с царями-императорами внутри хранятся, штук тридцать, меня ждут!
Дудя завистливо сглотнул и вопросил:
-- А меня чего ж не позвал? Вдвоем как-то сподручней радоваться было бы.
Добрюха иронично хмыкнул:
-- Чтоб ты, Степан Гаврилович, изъял все в свою пользу? Знаю я тебя!
-- А баночку ты, Василий, где сейчас хранишь? Переживаю, как бы не пропала, -- гнул свою линию Дудя.
-- У меня, Степан Гаврилович, не пропадет. Можешь спать спокойно. Все равно не скажу, куда перепрятал, -- Добрюха подошел к ведру, возвышавшемуся на залитом июльским ласковым солнцем подоконнике и зачерпнул из него воды. -- Жара замучила совсем. -- Он в охотку опустошил литровую эмалированную кружку и довольно потянулся.
Участковый разочарованно нахмурился и решил приступить к прямому выполнению своих обязанностей:
-- Происшествия за время моего отсутствия какие были?
Василий неторопливо одел выгоревшие на солнце шорты, нырнул в большие растоптанные пляжные тапочки и доложил:
-- Отщепенец Митрич и дворник Иван Павлович вчера в стельку упились у фельдшера Панкратова в медпункте. Но не безобразничали, а так, по-тихому. Врачу приезжему плохо чего-то стало, они ждали- ждали, когда другого пришлют анализы брать, не дождались, и напились. Все.
-- Все? -- удивился Дудя. -- А доску бронзовую, раритетную, кто со стены суда спер? Выяснил?
Василий резко покраснел и поспешно переспросил:
-- Какую доску, Степан Гаврилович? Ту, с финтифлюшками разными?
-- Именно, -- участковый подозрительно глянул на Добрюху и шваркнул кулаком по столу: -- В глаза смотреть! Ты своровал?
Василий печально склонил голову:
-- Я. Как искусством старинным интересоваться начал, так на нее глаз и положил. Солидная вещица.
