— Да, я понял.
— Да, мой генерал.
— Очень хорошо.
Валентин был невозмутим как бергер, а бергеры честно готовились выслушать начальство. Арно тоже готовился и пытался казаться спокойным, а казался упрямым. Если б с ним поговорила мать, было бы проще...
— Господа, сперва нам предстоит прояснить некоторые обстоятельства. Теньент Савиньяк, правильно ли мы с генералом Ариго понимаем: вы считаете, что в Лаик под именем Сузы-Музы скрывался господин Придд?
— Да. Я счита...
— У вас имеются доказательства?
— Не те, которые примут законники.
— Тем не менее обоснуйте свое мнение.
— Шутки были слишком хорошо продуманы для большинства из нас, но только не для Придда. В этом доме привыкли действовать исподтишка и прятаться за других. Не у всех из нас есть старшие братья, которые могут рассказать про Лаик, у Придда брат был. Титул графа Медузы подходит ему больше, чем остальным. В Олларии Придд пользовался подлинной печатью Сузы-Музы, а господин Борн — нет. В Лаик граф назвался «благородным и голодным». Борн подписывался «благородный и свободный».
— Откуда вы это узнали?
— От теньента Вардена. Сейчас он у Давенпорта. Вардена взял в королевскую охрану Ли... граф Савиньяк, после мятежа Рокслеев теньент остался во дворце, но...
— И что Варден говорит о Придде? — перебил упрямца Жермон.
— Персона герцога Придда меня не интересует! — взвился Арно. — Я...
— Вы уже получили замечание на сей счет, — не преминул вернуть поводья в свои руки Райнштайнер. — Но мы собрались выяснить личность «графа» из Лаик. Теньент, вы можете что-то добавить?
— Нет!
— Господа Катершванц, что думаете вы?
— Я хочу верить, что это не Валентин, — Норберт в самом деле этого хотел, — но я не знал про печать. Я хочу понять...
— А я нет! — брякнул Йоганн и покраснел. — Суза-Муза в Лаик был свинья, Валентин нет. И еще он не трус... Я не говорил с Фарденом, я говорил с теми, кто шел от Печального Языка. Один человек не может быть таким и таким, значит, это разные люди. И потом, один человек не мог вешать потекс, а Придд в Лаик всегда ходил один...
— Полковник Придд, я не прошу вас отвечать, я приказываю. Вы знаете, кто действовал в Лаик под именем графа Медузы?
— Отвечайте, Валентин, — подтвердил приказ Жермон. — Пора с этим покончить...
— Слушаюсь. В Лаик под именем Сузы-Музы действовало несколько человек.
— Вы были в их числе?
— Да.
— Кто еще?
— Не берусь утверждать. Раньше я думал про господ Колиньяра, Салину и Савиньяка, но ошибся самое малое в отношении последнего. Позже я услышал про подмену шпаги капитана вертелом и пришел к выводу, что Сузе-Музе кто-то помогал.
— Что делали лично вы?
— Дважды выходил ночью из своей комнаты.
— И всё?
— Я предпочел бы не отвечать.
— Вы в армии. Потрудитесь ответить. Когда вы выходили?
— В первый раз — на третью ночь после появления Сузы-Музы.
— Полковник Придд, если вы думаете, что я устану задавать вопросы, вы ошибаетесь. Либо вы расскажете все по порядку, либо я стану спрашивать, пока не получу необходимые мне ответы. Итак, что вы делали оба раза и что видели?
— Закатные твари! — Жермон не выдержал и налил себе полный стакан. — Можно подумать, у нас нет более важных дел! Не знаю, как в Лаик сейчас, но меня вышвырнули из Олларии, когда в ней болтались шестеро моих однокорытников, и что-то никто не бросился меня спасать...
— Сколько из твоих однокорытников остались твоими друзьями? — Ойген тоже счел уместным подойти к столу, но вину предпочел воду. — Сколько, Герман?
— Какое это имеет значение?
— Никакого, но ты помнишь, сколько их было, до сих пор.
— Мало ли какая чушь держится в голове. Валентин, за какими кошками ты выходил?
— Я осматривал здание.
— Сейчас я начну жалеть манриковских дознавателей... Ты можешь сказать, как было, чтобы от тебя отстали раз и навсегда?! Не однокорытники, так хотя бы мы!
— Постой, Герман. Осматривая здание, вы кого-то встретили?
— Я почти столкнулся с Эстебаном Колиньяром, но он меня не заметил. Второй раз я не встретил никого.
— Тогда вы тоже осматривали здание?
— В этом не было необходимости. Я зашел к капитану Арамоне и оставил у него на столе почетный диплом дурака, труса, пьяницы и невежды, а также уведомление о кончине Сузы-Музы.
— Арамона вас не заметил?
— Я рассчитывал, что он пьян и спит, но его не было, иначе я слышал бы храп. Отсутствие капитана меня удивило, тем не менее я сделал то, что намеревался.
— Вы приближались к Старой галерее?
— Я принес туда ужин.
— Что было в корзине?
— Это был мешок.
— Что было в мешке?
— Свечи, огниво, хлеб, сыр, ветчина, пироги и вино.
— Какое?
— Арамона пил дорогую тинту. Бутыли хранились в особом погребе. Я взял одну, но открывать не стал.
— Это была тинта! — хлопнул в ладоши Йоганн. — Отличная тинта, хотя Берто и Паоло хотели своей южной кислятины.
— Господа, — прервал бергерские восторги Ойген, — есть ли у вас сомнения в том, что рассказал полковник Придд?
Арно молчал, Йоганн со счастливой улыбкой проорал: «Нет!», Норберт свел брови, сразу став похожим на своего склочного родича.
— Я не сомневаюсь, что Валентин доказывал нашу невиновность, но я хочу знать про печать, подкинутые Ричарду улики и про то, как вешали штаны капитана Арамоны.
— Да, — поддержал близнеца Йоганн, — хроссе потекс, как ее цепляли?
— Полковник, вы можете ответить на эти вопросы?
— О панталонах я не могу сказать ничего.
— Хорошо. Скажите, откуда у вас печать?
— Я ее нашел. Как справедливо напомнил господин Савиньяк, я — Придд. Лаик мне не казалась дружественным местом. Я в первую же ночь тщательно обыскал свою комнату и обнаружил отмычки, печать с гербом тогда еще неизвестного мне Сузы-Музы, набор грифелей для рисования и настойку кошачьего корня. Мне не хотелось оставлять эти вещи у себя, но и выбрасывать их я счел преждевременным. На следующий день я выбрал в саду дерево с подходящим дуплом и перенес находки туда. Когда появился Суза-Муза, я решил, что кто-то заранее решил обвинить в его проделках меня. Это казалось