Сутрой.
У Хуэйнэна мудрец (чжи жэнь) противопоставлен «глупцу» (юй жэнь), причем этот глупец может порою быть более образованным и внешне более «правильным в поступках», чем мудрец. Он лишь не знает истинного пути к просветлению, не способен узреть путь внутри себя и старается достичь всего лишь чтением сутр или дисциплинарными уставами.
Мудрость здесь равна только и исключительно знанию самого себя, своей внутренней природы. Остальные же – бесконечные «глупцы» в чаньской традиции.
Неграмотность Хуэйнэна в позднем Чань приобретает вообще символический оттенок, поскольку явным образом подчеркивает «внеписьменный» характер передачи истины Чань «от сердца к сердцу». И с течением времени указания на эту неграмотность становятся все более и более явственными. Если дунхуанский текст не склонен выпячивать эту подробность, то юаньский вариант XIII в. буквально переполнен упоминаниями о том, что Шестой патриарх «и иероглифа не знал». Особенность эту объяснить несложно: в VIII–IX веках, т. е. во время создания первых вариантов Сутры, чань-буддизм еще не противопоставлялся всем другим школам буддизма и в этом смысле был вполне «ортодоксален». Однако в эпоху Сун, а особенно в XII в. он уже выступает как некий «буддизм за пределами буддизма», действует шокирующим и эпатирующим образом по отношению к другим буддийским школам. Именно в это время появляется большинство историй о том, как великие чаньские патриархи сжигали сутры, топили печь деревянными изваяниями Будды, требовали отказаться вообще от какой-либо письменной передачи «истины Чань». Заметную популярность приобретает принцип, якобы оставленный самим Бодхидхармой, «не опираться на письмена». Именно в это время история о неграмотном, но великом в своем просветлении Хуэйнэне приходится как нельзя кстати.
И здесь, в школе Хуэйнэна, Чань выступает как противовес глобальной имперской культуре – культуре начетничества, поклонения письменным трудам, формальны объяснениям. И привлекательным он становиться именно как «нечто другое», противоположное этому «поклонению письменам». В своей глубинной сути, он не революционен, он вполне традиционен, поскольку говорит именно об изначальной мудрости», «мудрости возвращения к истоку».
Здесь мы видим особый мотив «необразованности», отсутствия знания, потенциальной непереносимости всякого книжного слова. В определенной мере он соотносится с даосскими мотивами истинного знания как «анти-знания», истинной мудрости – как противоположности обыденным человеческим знаниям: «Устрани мудрецов и не будет больше глупости», «Знающий не говорит, говорящий не знает» («Дао дэ цзин»). И здесь перед нами предстает весьма необычный пантеон патриархов Чань, которые либо были абсолютно безграмотны, либо принципиально не признавали никакие «письмена». Версия о «безграмотности» всех великих патриархов Чань сложилась, безусловно, под воздействием народной и даосской традиции, где незнание приравнивалось к истинному и окончательному знанию. Так фольклорная версия, позже перекочевавшая в ряд письменных источников, утверждает, что Второй патриарх Чань Хуэйкэ был безграмотным дровосеком, в то время как он вышел из образованной конфуцианской среды. Традиционные картины изображают шестого патриарха Хуэйнэна рвущим сутры, а в народных историях и в окончательном варианте «Сутры Помоста» он фигурирует как абсолютно безграмотный человек, так и не выучивший до конца жизни ни одного иероглифа. Вместе с этим многие историки высказывали доказательное предположение о том, что на самом деле Хуэйнэн был человеком замечательно образованным. Не случайно его речи наполнены дословными цитатами из сутр и аллюзиями многих классических буддийских изречений.
Хуэйнэн исторический и мифологический
Несмотря на обширность работ о Хуэйнэне и его школе, лишь крайне небольшое их количество можно отнести к сравнительно полным историческим источникам, и то с большой долей условности, учитывая по большей степени их малую надежность. Прежде всего, эта сама «Сутра Помоста», особенно ее первая глава, собственно посвященная жизнеописанию Хуэйнэна, а также седьмая глава, касающаяся встреч Хуэйнэна с учениками и небольшая часть десятой главы.
Одним из первых относительно надежных источников о жизни Шестого патриарха является «Лэнцзя ши цзы цзи» («Хроники учителей и учеников Ланкаватары», 720 г.), оставленные монахом Цзинцзюэ [20, 1283–1291]. Никакой биографии Хуэйнэна, особенно столь яркой и привлекательной, подобно той, что содержится в «Сутре Помоста», здесь мы не находим. Однако в трактате встречается список десяти учеников Пятого патриарха Хунжэня, и среди них – имя Хуэйнэна. Можно ли доверять такому источнику и не является ли он еще одним более поздним вариантом «дописывания» истории Чань? Представляется, что «Лэнцзя ши цзы цзи» в этом плане достаточно объективен, в частности, в качестве доказательства его надежности Ямпольский приводит тот факт, что он составлен школой, которая относилась достаточно враждебно как к Хуэйнэну, так и к его ближайшему последователю Шэньхуэю, и как следствие авторам трактата не было смысла приукрашать действительность [139, 64].
Особенно интересно в плане создания версии жизни Хуэйнэна как Шестого патриарха предисловие к «Сутре Помоста», написанное монахом Фахаем, одним из учеников Хуэйнэна. Вероятно, в изначальном тексте сутры его не существовало, во всяком случае, оно не встречается в маваньдуйском варианте. Нам это предисловие известно в двух вариантах, оба принадлежат к эпохе Юань и, в общем, идентичны. В первом варианте сутры, составителем которого являлся Дэи (именно это издание взято за основу настоящего перевода), текст Фахая идет перед самой сутрой, непосредственно после краткого предисловия Дэи и служит своеобразной преамбулой и одновременно указывает на те моменты в сутре, на которые читатель должен обратить внимание. В другом же варианте текст Фахая идет после самой сутры, то есть в конце всего произведения, служа с одной стороны, неким заключением и обобщением (по сути, Фахай повторяет с небольшими вариациями содержание биографии Хуэйнэна, изложенное в самой сутре), с другой стороны, явным образом выступает как самостоятельный, самодостаточный текст. На это указывает и название, под которым идет текст Фахая «Неофициальная биография Шестого патриарха» («Люцзу даши юаньши вайши»), что, вероятно, подразумевает, что официальная биография изложена в самой сутре, в ее первой главе.
Как уже говорилось, оба варианта текста Фахая практически идентичны, за исключением нескольких мест, носящих чисто текстологические различия, которых набирается около сорока [139, 63]. Различия в этих вариантах несущественны, за исключением одного, о котором мы еще скажем ниже. Значительно более интересно то, что изложение некоторых фактов в предисловии Фахая расходится с «официальной» биографией Хуэйнэна в самой сутре.
Прежде всего, в предисловии приводится точная дата рождения Хуэйнэна вплоть до точного часа его появления на свет: в третью стражу, между 11 и 1 часом ночи – такого точного указания мы более не встречаем нигде, включая и саму «Сутру Помоста». Этот период ночной стражи не случаен – он считается священным временем в чань-буддизма, именно в это время, обычно к 12 ночи, в момент, когда одни день переходит в другой, чаньские учителя вызывали к себе учеников в келью для тайных наставлений. Именно в это время, например, Пятый патриарх передал Хуэйнэну патру и рясу и сделал своим наследником. Таким образом, уже это одно должно указать на особый момент появления Хуэйнэна на свет.
Другая подробность в предисловии Фахая, которая не встречается более нигде – это рассказ о посещении двумя таинственными монахами родителей Хуэйнэна сразу же после его рождения. Именно эти монахи дают Хуэйнэну его имя. В основном тексте «Сутры Помоста» этого эпизода нет. Существует еще несколько разночтений между текстом Фахая и «Сутрой Помоста», который косвенно свидетельствуют о том, что, во-первых, сам Фахай не был составителем Сутры, во-вторых, он пользовался какими-то другими источниками о жизни Хуэйнэна, возможно распространенными внутри его школы.
Предисловие Фахая призвано показать неслучайность, абсолютную священную логику в том, что именно Хуэйнэн становится Шестым чаньским патриархом. Например, в предисловии добавлен важный момент, который отсутствует в основном тексте сутры – как Хуэйнэн получил буддийское посвящение, и кто конкретно его проводил.
Напомним, что, обучаясь у Пятого патриарха Хунжэня, Хуэйнэн не был монахом, но лишь послушником, и Пятый патриарх передал свои патру и рясу именно послушнику, что было нарушением
