гораздо прозаичней и страшней. Просто через полвека в холодной нетопленой комнате уснет последний на весь город, на всю страну, на весь континент старик. А на утро с губ его не сорвется облачко пара - колкие льдинки покроют лицо...
- Андрей! - окрик появившегося в дверном проеме Хруста заставил военного отвлечься от печальных мыслей. - Пойдем со мной. Тебя уже ждут.
Капитан оправил форму, снял кепи, провел рукой по волосам, опять надел головной убор и быстрым шагом направился было за 'сторожевиком'.
- Не так быстро, браток, - охранник сделал шаг вперед, - волыну-то разряди.
Андрей не стал пререкаться, молча отсоединил магазин от автомата, передернул затвор. Конечно, почему нет, все-таки он на прием к 'правлению' идет...
Громила, удовлетворенно хмыкнул и уступил дорогу.
Некогда парадная лестница, начинавшаяся сразу за входом, вильнув между грязных стен, с давно осыпавшейся штукатуркой, вывела Андрея с Хрустом на второй этаж, где их уже ожидала гостеприимно распахнутая дверь кабинета.
Игорь посторонился и пропустил капитана вперед.
...Просторная комната; серый уличный свет струится через решетки на четырех больших окнах. Прямо посреди кабинета - длиннющий стол, накрытый красным бархатным полотном, по центру - стеклянный графин с пятеркой граненых стаканов. Вдоль стола, на скрипящих кожаных креслах - пятеро же седых мужчин. Совет старейшин Глубокого. Обычные с виду деды, совсем не ровня тем портретам, которые висели над ними и изображали знаменитых лидеров советского государства и немецких идеологов
