не прогонялось. Сотни, тысячи обычных, лесных, в большинстве своем не очень ярких цветов сплошным ковром увивали ограду. Они свисали гирляндами, переплетались, образовывали сложные узоры: на фоне светлой кислички, темных фиалок и медуницы выделялись солнечные одуванчики и яркие цветы Иван-Чая. Завершали картину несколько распустившихся бутонов 'северной розы' - жарки. Выглядело, конечно, впечатляюще красиво, но вот только о красоте последние лет десять все люди, которых знал капитан, думали в последнюю очередь. Главное - выжить, пусть и по колено в грязи.
Андрей искоса взглянул на своего провожатого. Тот неспешно шагал по посыпанной янтарным песком (где только взяли!) тропинке, ведущей внутрь огороженной территории, туда, где в сгущающейся вечерней темноте приветливыми огнями манил поселок. Эмиль беззаботно посматривал по сторонам, размахивая в такт шагам взятым у стражника фонарем. Простак-простаком. Неужели... Капитан старался отогнать назойливую мысль, но ему не удалось это сделать. Неужели в поселке таких чудиков, как эти Альберт и Эмиль, могли выжить женщины? Иначе - для кого все эти цветы... А как же бессвязная болтовня сталкера? Он же говорил что-то о большой реке на западе. Ведь до первой большой реки - Иртыша - капитан еще не дошел...
Стемнело окончательно. Эмиль зажег фонарь. Горящее масло давало немного света, но Андрей уже успел разглядеть поселок. Дома. Приземистые, сложенные из бревен, поросшие мхом - они казались продолжением окружающей их тайги. И сейчас
