Здесь оказалось явным упрямство Людовика XV. Предшественник Шуазеля на посту секретаря иностранных дел кардинал де Берни пытался в 1758 г. поднять перед королем вопрос относительно разумности или целесообразности упорного продолжения войны на континенте, если Франции угрожала неизбежная потеря ее колониальных владений за рубежом. Людовик резко прервал его: «Ты, подобно всем остальным, враг королевы Венгрии!»
Вызывает удивление лишь то, как Людовик, зная, что все думающие люди настроены против войны в Европе, оказался решительно нацеленным на ее продолжение.
Британия одержала окончательную победу, но сама заплатила за нее огромную цену. Отчасти эта цена позволила Франции нанести ответный удар возмездия в 1770-е гг. Но она так и не сумела вернуть свое мировое господство. Питт эффективно ручался перед будущими поколениями, что 1759 год будет годом его победы.
Якобиты, возможно, не были сильны в кредитах и в финансах, но они практически не ошиблись, когда без конца твердили о непосильном бремени государственного долга. В восемнадцатом столетии британские министры финансировали свои частые войны долгосрочными займами, которые приводили к потрясающим увеличениям годового бюджета. Дополнительные расходы, вызванные Войной за испанское наследство, выросли до 74 процентов, по Войне за австрийское наследство они составили 79 процентов, а по Семилетней войне — около 100 процентов.
Другими словами, британское правительство должно было удвоить свой бюджет, чтобы оплатить войну. А это оказалось возможным сделать только путем новых займов и новым выпуском облигаций. Государственный долг увеличился с 74 миллионов фунтов стерлингов в 1756 г. до 132,6 миллионов в 1763 г. Это потрясающий, а с точки зрения некоторых экспертов, катастрофический рост.
Бремя военных расходов, предстоящих после войны для обслуживания долга, заставило правительство изобретать новые налоги, часто — с катастрофическими результатами. Министры начали мягко, вводя налог на сидр (и спровоцировав волнения и беспорядки на западе Англии). Но вскоре они ввели массу новых налогов, большинство из которых предназначалось, чтобы заставить колонии Северной Америки оплачивать свою собственную безопасность: закон о сахаре, закон о расквартировании и т. д.
Эти налоги оказались на удивление плохо продуманными, так как они в результате предполагали подтверждение контроля метрополии над Северной Америкой. И это последовало после щедрого и даже заботливого и нежного обращения Питта с колониями!
И вслед за снятием угрозы Франции для Северной Америки в результате Семилетней войны, при ретроспективном взгляде становится совершенно понятно: в конце такого пути следует ожидать восстания колоний в Новом Свете. Но даже без кризиса, охватившего Северную Америку в результате нового налогообложения, британские министры должны были упразднить закон о деликатном финансовом балансировании. К 1760 г. акцизные и таможенные сборы составляли 68 процентов всех государственных доходов. В связи с тем, что британские рабочие могли потреблять обремененный огромным налогом импорт сахара, табака и чая, если у них имелась постоянная работа, британский экспорт оказался чрезвычайно важным. Поэтому правительство вынужденно проводило политику меркантилизма в противоположность основным экономическим направлениям столетия.
Итоги просты: нет 1759 года — нет победы в Семилетней войне, нет победы в Северной Америке, нет экспансионизма Британской Империи, нет отделившихся колоний, а значит, что вполне понятно, нет и Соединенных Штатов Америки. Последствия 1759 г. имеют важное значение. Этот год действительно стал стержнем, вокруг которого вращалась вся мировая история. Следовательно, хотя в ходе остальной части столетия произошли серьезные изменения, которые позволили Наполеону организовать частичное восстановление Франции после 1798 г. (в результате, Британская Империя оказалась не в самом безопасном положении до 1815 г.), легко понять национальное настроение в конце года побед.
В восемнадцатом столетии существовала традиция рождественских пантомим или фарсов. В декабре 1759 г. самым ярким хитом стала пьеса «Вторжение Арлекина» Дэвида Гаррика — смесь откровенного фарса и ура-патриотизма. В одном из эпизодов представления певец Ричард Чемпнесс выходил к рампе, чтобы исполнить новую песню на слова Гаррика, положенную на музыку Уильямом Бойсом под названием «Моряки британского флота». Ее исполняют и сейчас оркестры Королевского ВМФ, она имеет множество версий (как и в восемнадцатом столетии). Эти версии бесконечно адаптировались почти к любым обстоятельствам, будь то восстание колонистов Северной Америки или угроза вторжения Наполеона.
Это шовинистический и триумфальный гимн. Но в первоначальной версии в нем совершенно ясно прослеживается связь между морским могуществом, отраженным вторжением и зарождением настоящей империи. Его стоит процитировать хотя бы только для того, чтобы показать, как воспринимали год побед британские мужчины и женщины, почти опьяненные звоном колоколов и праздничными кострами:
(Стихи — в переводе Э.Дейнорова. —
Первоисточники: неопубликованные
1. Англия
Royal Archives, Windsor Castle, Stuart Papers, т. 350–400;
Additional MSS, British Library, 32, 850-32,900;
Admiralty Records, PRO, 1/84, 89,92,93; 2/883, 84, 526,1331.
2. Франция
Ministere des Affaires Etrangeres, Quai d'Orsay. Archives Etrangeres, Correspondance Politique:
Angleterre 428, 441,442;
Amerique 10, 11,21,24;
Espagne 523–526;
Hollande 501–502;
Russie 59–61; Suede 237.