океан, сочинил философскую повесть, в которой таитянин Ору яростно нападает на пороки и амбиции европейцев. Он требует, чтобы каждый европеец убирался из Полинезии.
Философ меньшего масштаба Бернардин де Сен-Пьер присоединился к этому мнению: «Буду считать, что сослужу хорошую службу своей стране, если мне удастся не допустить эмиграции ни одного честного человека».
Но из всех объектов для такой антиколониальной мысли самым крупным и настоящим черным зверем для философов стала Канада. Менее суровые критики просто полностью игнорировали Новую Францию. В «Энциклопедии» Дидро ей посвящено всего несколько непоследовательных строк.
Но Вольтер был просто одержим ею, в его письмах более сотни упоминаний Канады, в работах «Век Людовика XIV», «Фрагментах истории Индии», «Опыте о нравах и духе наций», и, естественно, в «Кандиде».
Похоже, что Канада упоминалась им в самых неподходящих контекстах. Когда Вольтер в 1755 г. писал Руссо, подтверждая получение работы «Рассуждение о начале неравенства», его отвращение к Канаде можно сравнить с тем, насколько ему не понравилась работа Руссо: «Я получил Вашу новую книгу, направленную против человеческой расы, и благодарю Вас за это. Никогда еще не было проявлено столько ума для того, чтобы сделать всех нас глупцами. При чтении Вашей книги хочется встать на четвереньки. Но так как я утратил эту способность за последние шестьдесят лет, то, к своему огорчению, чувствую, что не смогу снова приобрести ее. Не могу я подняться и на борт корабля, чтобы отправиться в Канаду на поиски дикарей, потому что мою болезнь, которой я страдаю, может лечить только европейский хирург. К тому же, в тех местах идет война, а своим собственным примером мы превратили дикарей в таких же лишенцев, как сами».
Вольтер так и не смог понять, почему кого-то можно отправить в бесполезный регион, стоимость которого увеличивалась каждые десять лет. В 1712 г. Франция потратила 300 000 ливров на Канаду, но к 1730-м гг. эта цифра составляла уже 500 000 ливров. К 1740 г. Новая Франция обходилась более чем в миллион ливров. Когда в 1754 г. разразилась война, эта цифра стала еще больше. И все расходы приходились на «замерзшие пустыни, океаны снега, на стерильные земли и дикие просторы». Столетний труд и столетнее вооруженное столкновение с Британией не дало в результате ничего стоящего. Франция угодила в ловушку колонизации просто потому, что «два или три нормандских купца, в слабой надежде сделать состояние на пушной торговле, снарядили несколько кораблей и захватили колонию в Канаде, стране, покрытой льдом и снегом восемь месяцев в году, населенной дикарями, медведями и бобрами. Нас втянули в бесконечную войну либо с туземцами, либо с англичанами… Расходы на подобную войну значительно больше того, что Канада может создать за сотни лет… Возможно, однажды, если численность населения превысит миллион человек, нам станет целесообразнее заселить Луизиану. Но значительно вероятнее, что придется покинуть ее».
Когда премьер-министром был маркиз де Шовелин, Вольтер говорил: если он осмелился бы, то готов был бы умолять его на коленях освободиться от Канады.
Двух других высказываний Вольтера, возможно, окажется достаточно, чтобы продемонстрировать его ненависть к смой идее Новой Франции: «Хотел бы, чтобы Канада была на дне ледовитого моря». А также: «Франция может быть счастливой и успешной без Квебека».
В основном Вольтер обвинял Людовика в том, что ситуация в Канаде для Франции оказалась такой безнадежной, поскольку произошло прямое столкновение между королем и «республикой писем». Именно монарх помогал и содействовал заморским империям и грандиозным колониальным замыслам. Работа «республики» заключалась в том, чтобы дать ему бой и выиграть сражение для общественного мнения, без которого Людовик не мог поддерживать свой химерический колониализм. Всегда было ясно, что королю будет трудно организовать массовую эмиграцию в Канаду, если самые знаменитые ученые и лучшие умы королевства единодушно заявят: Канада — земля, которая не представляет никакой ценности и не имеет будущего. Людовику будет трудно собрать даже деньги, необходимые для обороны Канады, если философы завоюют сердца и умы денежных классов по этому вопросу. Интересно, что сомнения в ценности Канады не возникали у англоязычной интеллигенции в течение значительно большего периода времени. В 1782 г. Томас Пейн писал аббату Рейналю в выражениях, которые почти сверхъестественным образом перекликались с Вольтером: «Относительно Канады, произойдет то или другое из двух следующих вариантов событий, а именно: если Канада будет населена, то она восстанет. Если она не будет населена, то не стоит того, чтобы ее сохранять… Но Канада никогда не будет заселена. Также нет необходимости в планах с одной и с другой стороны, так как сама природа сделает все необходимое… Будь я европейской державой, никогда не взял бы Канаду на тех условиях, предусматривающих ее сохранение Британией, если ее дали бы мне. Она относится к тем видам владений, которые постоянно сражаются (и будут сражаться всегда) с любым иностранным завоевателем».
Но даже если с обеих сторон были такие, кто думал, что борьба за Канаду является пустой тратой времени, то ни Монкальм, ни Вульф так не думали. Человек, командовавший британскими войсками, которые вошли в июне 1759 г. в реку Св. Лаврентия, представляет одну из тех загадочных фигур, которых постоянно выделяют и всегда будут выделять историки.
Для поколений детей эпохи Виктории и Эдуарда, не говоря уже о сэре Уинстоне Черчилле и его последователях, Джеймс Вульф был почти реальным воплощением имперского рыцаря. Это человек огромной силы, отваги и абсолютной целостности, идеальный тип имперского солдата, обладающий такими качествами, как самопожертвование и почти что святость Христа.
Более трезвые критики видели в нем дутую фигуру, своенравную личность, ищущую дешевой популярности, человека, продвинутого выше его подлинных заслуг могущественными связями и влиятельными группировками, любимца Фортуны, удачливого во всем, «примадонну» и, по стандартам нынешнего времени, военного преступника. Важно не преувеличить реальные качества генерал-майора Вульфа, не умолчать о его самой темной реальной стороне. Война всегда ад, ей нет дела до того, чтобы заниматься разыгрыванием невинности или следить за моральной щепетильностью. Но даже при всем этом Вульф уступает с точки зрения морали своему великому сопернику Монкальму.
Несмотря на искушение восхищаться «величием этого человека», нам следует помнить: когда Вульф прибыл в Луисбург в начале лета 1759 г. он получил в наследство крайне эффективную военную машину, к которой лично не имел никакого отношения. Питт в своем желании завоевать Северную Америку для англоговорящих народов, поставил главный приоритет на завоевании Канады, предоставив Вульфу все инструменты для завершения работы.
Тридцатидвухлетний Вульф был старшим сыном генерала Эдварда Вульфа, который умер в возрасте семидесяти четырех лет, когда его сын находился на просторах Атлантики. Несмотря на то, что Паркмен с напыщенностью, присущей типичному бостонскому «брахману», называет его «выдающимся офицером», истина заключается в том, что Вульф-старший был малоизвестным и безденежным офицером- карьеристом.
Джеймс Вульф, который, безусловно, оставался образцом сыновней почтительности, упрямо носил траурную креповую ленту, повязав ее, когда сошел на берег в Луисбурге и узнал о смерти отца.
Но еще более крепкие узы связывали его с матерью, которая наделила его своей собственной физической хрупкостью, но не красотой. Одной из самых потрясающих особенностей Вульфа стало его физическое безобразие. Он был высок и худощав, обладал нескладной походкой и неуклюжими движениями. Срезанный подбородок, покатый лоб и заостренный вздернутый нос (слишком крупный для его лица) создавали впечатление, о котором один из его современников отозвался как о «центре тупоугольного треугольника». Рот небольшой, губы тонкие (стереотипные особенности жестокого деспота). Его внешность стала образцом для карикатуристов, одним из которых был его собственный бригадир Джордж Таунсхенд.
Призрачная бледность Вульфа и длинные пальцы каким-то образом смягчали впечатление от его рыжих волос, длинных и постоянно распущенных. Он не носил военный парик, от которого не могло отказаться большинство офицеров даже на полях сражений. Глаза казались яркими и чистыми, взгляд — проницательным, свидетельствующим о решительности. Таковы были лучшие особенности его лица.
С раннего возраста Вульф отличался плохим здоровьем. Он страдал рядом заболеваний одновременно, включая хронический ревматизм, цингу, заболевания почек и мочевого пузыря (современная
