Божьих); суфийское приветствие.
Тут у Руми повсюду трудно-переводимая игра слов.
Меснави (6, 3306 - 3322)
ЦЕНТР
Вникая в тело в трепетной надежде,
Влюблённый Центр Мира ищет, прежде
Чем выхватить в отчаяньи свой меч
И телo пустотелoе рассечь.
Рубайат # 0167
ВИХРЬ
Мне света зёрнышко посеяно внутри,
В душе горит.
Пока его моё питает естество,
Оно живо.
Вихрь ум унёс, укутав душу красотой.
То локон Твой!
Все хладнокровные невольники ума
Сошли с ума!
Рубайат # 0667
ПЕРО
О том, что делать поутру, не ведаю, Бог даст - помру.
Перо, послушное руке, бежит, не зная о строке.
Шар, брошенный рукой вперёд,
Не знает, где покой найдёт.
Рубайат # 1359
Глава 03, 'Опустошённость и Молчанье'
'Дыханье свежести ночной' - Руми
O МОЛЧАНИИ
В Персидской поэзии существует древняя традиция: упоминание поэтом собственного имени в конце поэмы служит своего рода авторской подписью, копирайтом. Руми выделяется и тут, большую часть своих поэм он подписал псевдонимами – именами своих друзей и духовных наставников.
Более тысячи газелей - именем таинственного Шамса Тебризи; после гибели Шамса, Руми начал подписываться именем своего ученика Саладина Заркуба, ставшего ему новым духовником; а потом именем другого ученика - Хусама Челеби, заменившего покойного Саладина.
Кроме того, более 500 газелей Руми подписал псевдонимом 'Хамуш' (молчанье по-фарси).
Руми постоянно интересуется вопросом об эзотерическом источнике своей поэзии, куда более, чем чисто лингвистическими вопросами и технической изощренностью стиха, столь важными у персов, которыми он, разумеется, владел в совершенстве. В стихах много раз встречается фраза: 'Кто создаёт эту музыку?' Порою Руми даже перестаёт произносить слова и полностью отдаётся самой мелодии стиха, давая невидимому флейтисту вести перформанс: 'Пусть музыкант тот завершит поэму.'
Слова не столь важны для Руми сами по себе, они лишь инструменты-резонаторы для передачи 'вибраций источника смысла'. Руми разработал целую теорию языка, основанную на мелодиях камышовой свирели (нея). За каждым звуком и каждой мелодией свирели лежит её ностальгия по потеряной родине - камышовому болоту. Нежная музыка свирели сделалась возможной лишь потому, что камыш много страдал - его живьём отрезали от корня, засушили и выдолбили изнутри, освободив от ненужной трухи, сделали полым резонатором. Согласно Руми, мы подобно свирели, наделены языком только потому, что оторваны от нашего корня и опустошены изнутри. Любая разумная речь - это моление, тоска по дому.
Руми спрашивает, почему у свирели нет обертонов, которые воспели бы искусство сделавшего её мастера-резчика, превратившего простой камыш в элегантный ней с гладкой поверхностью и девятью (как в теле человека) отверстиями, удобными для музыканта.
ПЕСНЯ СВИРЕЛИ
Свирели почему печальны звуки*?
Она, как мы, страдает от разлуки.
Послушай же о чём поет она:
- 'Я с камышом родным разлучена.
И потому вы плачете от боли,
Заслышав песню о моей недоле.
Печалуюсь я с теми, кто вдали
От корня своего, родной земли.
Я принимаю в судьбах всех участье,
Кто счастье знал, и кто познал несчастье.
И я особенно тому близка,
В душе которого царит тоска.
Вам не дано постичь моё страданье:
Душа чужая - тайна для познанья.
Плоть ваша от души отделена,
Меж ними непрозрачна пелена.
Мой звук не ветр, но огонь. И всякий раз
Он не морозит, а сжигает вас.
И если друг далек, болит душа,
То я - ваш друг: свирель из камыша.
Мне устранять дано, посредством пенья,
Меж Господом и вами разделенье.
Коль духом слабые в меня дудят,
Я не противоядие, но яд.
Лишь тем, кто следует стезёй неложной,
Могу я быть опорою надёжной.
Я плачу, чтобы вы постичь могли,
Сколь пламенно Меджнун любил Лейли.
Но разуму невнятно откровенье:
Людское сердце - вот ценитель пенья'.
Не будь изранена моя душа,
Я бы не понял горя камыша.
Ведь ныне стали скорби да тревоги
Попутчиками и моей дороги.
Ушла пора моих счастливых лет,
Но благодарно я гляжу им вслед.
В воде рыбешки пропитанья ищут,
И нам на суше тяжек день без пищи.
Но жизни для того на свете нет,
Кто жрёт и только, в суете сует.
Кто ищет лишь для плоти пропитанья,
Пренебрегая пищею познанья.
Весьма различны меж собою тот,
Кто истину познал и идиот.
Порвите ж цепь, свободу обретая,
Пусть даже эта цепь и золотая.
И ты умерь свою, учёный, прыть,
Ведь всей реки в кувшин не перелить.
А жадных глаз транжиры и скупца
Ничем нельзя наполнить до конца.
Лишь раб любви, что рвет одежды в клочья,
Чужд и корысти, и пороков прочих.
Любовь честна, и потому она
Для исцеления души дана.
Вернее Эфлатуна** и Лукмана***
Она врачует дух и лечит раны.
Ее дыхание земную плоть
Возносит в небо, где царит Господь.
Любовью движим, Моисей с Синая
Принес и даровал ключи от рая.
Любовь способна даровать нам речь,
Заставить петь и немоте обречь.
Коль Господу поют твои уста,
Старайся, чтобы песнь была чиста.
Кого на веки покидает друг,
Тот, как ни голосист, умолкнет вдруг.
Хотя напевов знает он немало,
Нем соловей в саду, где роз не стало.
Влюбленный - труп, но словно небо днём,
Горит душа его невидимым огнём.
И всякий, светом тем не озаренный,
Как бедный сокол, крыл своих лишенный.
Темно вокруг и холодно в груди.
Как знать, что позади, что впереди?
Для истины иного нет зерцала -
Лишь сердце, что любовью воспылало.
Коль нет в нём отраженья - поспеши
Очистить зеркало своей души.
И то постигни, что свирель пропела,
Чтоб твой отринул дух оковы тела.
________________________
* Перевод Наума Гребнева. - Прим. перев. на русск.
** Эфлатун - арабская форма имени греческого философа Платона. - Прим. перев. на русск.
*** Лукман - легендарный арабский мудрец, аналог Эзопа. - Прим. перев. на русск.
Меснави (1, 0001 - 0018)
