«Жарко. Чёрт! Почему так жарко? Что это за место? Зачем я тут?»
Стас попытался встать, но не смог. Руки и ноги не слушались. Он попробовал оглядеться, однако и это простое действие выполнить оказалось не под силу. Тело не отвечало на приказы мозга.
«Да что за херня?»
— Подсоли чуток, — донеслось откуда-то сзади.
— Ничего, — басовито возразили левее, — и так сожрут.
— Кто это? Кто здесь?! — крикнул Стас, но себя не услышал, лишь тупое ватное «ух-ух, ух-ух» в голове. И жужжание. Нет, жужжание не в голове. Сверху.
Жирная зелёная муха заложила вираж под чёрным дощатым потолком и начала снижаться. Один круг, второй. Маленькие полупрозрачные крылья бьют по воздуху в бешеном темпе, заставляя его гудеть, тонко и мерзко. Третий. Гул усиливается, приближаясь. Настырно, монотонно. Четвёртый. Всё ближе и ближе. Перламутрово-зелёное брюшко блестит в скупом подрагивающем свете керосиновой лампы. «Ж-ж-ж-ж-ж» — словно миниатюрный дизель-генератор на крыльях. Муха пролетает возле лица. Близко-близко. Так, что колебания воздуха ощущаются кожей. Последний вираж. Села. Шесть грязных лапок приземлились Стасу на лоб. Задняя пара приподнялась, и лапки начали тереться друг о друга, издавая сухое отвратительное шуршание.
«Пошла прочь!»
Но муха не реагировала.
Стас попытался наморщить лоб. Не вышло.
Мохнатые лапки пришли в движение. Потоптались немного на месте и засеменили в сторону лица.
«Тварь!»
Грязное насекомое пробежалось до переносицы, запустило хоботок в набухшую капельку пота и повернуло к брови.
Раз-два-три, раз-два-три — перебирают лапки, оставляя за собой зудящий след. И вот они уже взбираются по волосам. Чёрная мохнатая тушка с зелёным брюшком ползёт дальше, через заросли к новой поляне. Она ползёт к глазу. Она уже на веке. Мерзкие крошечные лапы карабкаются по ресницам. Муха переваливается и падает прямо на глазное яблоко. Бум!
«Твою мать! Да что же это такое?!»
Стас изо всех сил зажмуривается, но… веки, будто каменные. Они неподвижны. И глаз неподвижен. Всё так же пялится в потолок, наполовину закрытый теперь мутным подёргивающимся пятном.
Муха устраивается поудобнее. Она чувствует себя вольготно. Немного влажная слизистая оболочка — то, что нужно сейчас. Вот здесь, в самом уголке скопилось чуть больше влаги и маленькое нагноение, очень кстати. Чудесное место. Муха пристраивается брюшком к слёзному мясцу, и перламутрово-зелёная плоть начинает конвульсивно сокращаться, производя на свет микроскопические, покрытые слизью яйца. Они, переваливаясь в желтоватых сгустках, растекаются, заполняют бреши между глазом и веками. Проскальзывают в глазницу, под яблоко, туда, где им будет безопасно и сытно, когда станут личинками. Залезут поглубже, зароются и будут жрать, откусывая частички подгнившей мякоти своими аморфными рыльцами. Жрать…
— У тебя готово? — зычный голос отвлекает Стаса от наблюдения за копошащимся пятном.
— Нет ещё, — отвечает второй.
— Так чего ж ты телишься?
— Сейчас-сейчас, не шуми.
Стук подошв по скрипучему полу возникает сзади и неспешно приближается. Лязг металла о металл звучит уже совсем близко, словно надфиль ходит по лезвию. Вжи-и-ик, вжи-и-ик.
«Блядь! Это ещё зачем?»
Тёмное пятно резко дёргается и, вновь обернувшись жирной зелёной мухой, с пронзительным жужжанием взмывает к потолку.
— Ну, что тут у нас?
В поле зрения появляется человек. Круглая, блестящая лысиной голова, жирная харя, раскрасневшаяся от стоящей вокруг духоты, борода лопатой, широкие плечи под влажной холщёвой рубахой и лямками кожаного фартука.
Человек обходит Стаса справа и, остановившись, внимательно осматривает.
— Мясистый.
«Да какого хуя?!»
Правая рука бородача поднимает топор с тяжёлым широким лезвием. Он на секунду замирает в верхней точке и резко опускается.
Тук!
Стаса легонько встряхивает, и потолок перед глазами сдвигается.
Бородач левой рукой упирается Стасу в бок и дёргает правым плечом назад. Слышно чавканье выходящей из мяса стали. Топор снова поднимается. И падает.
Хрясь!
Треск ломаемой кости дополняется влажным шлепком лезвия о разваленную надвое плоть. Сочащиеся вязкой багровой жижей края липнут к металлу и нехотя отпускают его, издавая жадное хлюпанье.
«Не может быть. Этого, блядь, просто не может быть!»
Бородач снова поднимает топор, но замирает и медленно переводит взгляд на лицо Стаса. Он смотрит прямо в его немигающие остекленевшие глаза.
«Неужели слышит? Чёрт! Он услышал! Эй! Эй, мужик, слышишь меня?!»
— Подъём! — орёт бородач и замахивается топором уже в сторону лица. Раскатистый металлический гул вторит его голосу.
«Что?!»
— Оглох, едрить твою? Вставай!
Стас, пытаясь уберечь лицо от нависшего топора, дёрнулся всем телом и с удивлением обнаружил, что это ему удалось. Он перекатился набок, упал, и стремительно кружащаяся перед глазами картинка с бородатым мясником исчезла, уступив место расплывчатым желтоватым пятнам на чёрном фоне. Под ладонями что-то захрустело.
«Солома, — Стас быстро огляделся. — Клетка. Вот чёрт. Я в клетке. Слава богу!»
— Задремал что ли? Язвительно поинтересовался разбудивший его голос.
Стас поднялся на ноги и посмотрел в сторону источника звука.
Возле камеры, держа керосиновый светильник, стоял брат Николай, а за его плечом из полутьмы коридора проступал силуэт покрытой капюшоном головы с двумя янтарными точками, поблёскивающими в свете пламени.
Силуэт чуть дёрнулся, и недолгая тишина нарушилась гаденьким хриплым смешком.
— Коллекционер?! — Стас даже пошатнулся от удивления.
— Здравствуй, дружище! — охотник расплылся в улыбке, подошёл и протянул через решётку ладонь для приветственного рукопожатия. — А я уж и не чаял.
Стас чисто рефлекторно сделал шаг назад и с подозрением глянул на протянутую руку, не спеша отвечать взаимностью. Но охотник продолжал настойчиво тянуть пятерню, активно показывая мимикой, что не время сейчас ломаться и демонстрировать рудиментарную принципиальность.
С этим Стас был согласен. Положение действительно не располагало к капризам, а столь необычное поведение Коллекционера хоть и удивляло вплоть до лёгкого ступора, но всё же было лучше, чем поведение обычное. По крайней мере, его появление здесь давало шанс на… Неизвестно на что. Однако отсутствие всяких шансов делу тоже не помогало.
— Рад видеть в целости, — Стас радушно улыбнулся и пожал протянутую руку, добавив про себя: «А вот сохранность не на высоте».
Вид у арзамасского головореза действительно чуть изменился с момента последней встречи: плащ внизу разодран, красная пыль, покрывающая высокую худую фигуру с ног до головы, облепила правый рукав многочисленными шершавыми кляксами, костяшки пальцев содраны в кровь, на левой скуле даже в тени капюшона видна длинная подсохшая ссадина, но ехидная ухмылка не пострадала и как всегда радовала окружающих, а из-под полы выглядывает ствол «Бизона» — точь-в-точь как у муромских безопасников.
— Что со мной сделается? — продолжил Коллекционер разыгрывать сцену встречи двух старых друзей. — Сам-то как? Нечего пока не откусили? А то ведь народ здесь ушлый, только зазеваешься и — цап! — он расплылся в плотоядном оскале и хлопнул Николая по плечу. — Ну ладно, открывай давай. Так и будем, что ли через решётку разговаривать?
— Не-не, — помотал головой бородач, — без приказа нельзя.
— Да ты чего, Колян? Это ж друг мой, Стас, — охотник развернулся вполоборота к собеседнику и указал на объект притязаний. — Мы ж с ним вместе пуд соли сожрали, он мне жизнь спасал, а ты его как скотину в клетке…
Обитатели барака, разбуженные посторонними звуками, зашевелились и скоро уже в полном составе с интересом наблюдали за развитием событий.
…какой шпион? Ты чего говоришь-то такое? — Коллекционер продолжал усиливать натиск. — Чтоб мой кореш под муромских прогнулся? Ну бля… — он развёл руками с выражением полного недоумения.
— Да я им объяснял уже, что в Арзамас иду, что у меня там дела, — подключился Стас. — Они не слушают.
Но брат Николай был непреклонен.
— Без приказа нельзя, — отрезал он. — Иди и разговаривай с отцом Фомой.
— Ночью? — спросил Коллекционер.
— Жди утра.
— Ну что ты будешь делать, — охотник повернулся к Стасу и виновато пожал плечами. — Такие вот порядки.
— Ничего, — ответил тот, — я подожду.
— Ага. Не уходи никуда, — погрозил пальцем Коллекционер и направился в сторону выхода. — Упрямый ты человек, Николай Михалыч, — посетовал он бородачу.
