— Нет, им вполне хорошо у телевизора, — ответила Анна. — Зато у нас будет шанс посидеть спокойно.
— А Майя? Она там справится сама?
— Какая же ты наседка, — засмеялась Эрика. — Она вполне в силах немного посидеть самостоятельно. Можешь не сомневаться: если Майя что-нибудь натворит, Эмма сейчас же пожалуется.
Будто в ответ на ее слова, из гостиной послышался тоненький голос:
— Эрика-а-а, Майя трогает видео!
Патрик со смехом встал.
— Я разберусь. Садитесь и начинайте есть.
Они услышали, как он ругает Майю, но затем, воспользовавшись случаем, целует ее. Старшим детям тоже досталось по поцелую, и когда Патрик вернулся и снова сел за стол, на душе у него вроде стало легче.
— Ну, над чем же ты мучился весь день?
Когда Патрик кратко рассказал о случившемся, Анна с Эрикой обе опустили вилки и посмотрели на него с восхищением.
— Но какую ты видишь связь? — Эрика заговорила первой. — И что вы будете делать дальше?
— Всю вторую половину дня мы с Мартином звонили в разные места и собирали информацию, — прожевав, ответил Патрик. — В понедельник мы собираемся заняться этим вплотную.
— А в выходные ты свободен? — с радостным удивлением спросила Эрика. Слишком уж многие выходные дни сводились на нет рабочим графиком Патрика.
— В виде исключения — да. Те, с кем мне надо поговорить, до понедельника, все равно недоступны. Так что, девушки, в эти выходные я в вашем распоряжении! — Он широко улыбнулся, и Эрика не могла не улыбнуться в ответ.
Как быстро на самом деле все произошло. Казалось, что они зажили вместе только вчера, и в то же время будто так всегда и было. Порой она забывала о том, что когда-то жила без Патрика. А через несколько недель они поженятся. Из гостиной доносится воркование их маленькой дочки. Теперь, когда Анна начинает вставать на ноги, она опять могла всему этому радоваться.
Она уже сидела за столиком, когда он вошел, опоздав на десять минут: брюки, которые он разглаживал при помощи диванных подушек, оказалось не так легко отчистить. В частности, сзади приклеился большой кусок использованной жевательной резинки, и ему потребовалось привлечь всю свою целеустремленность и очень острый кухонный нож, чтобы ее отодрать. После того как по ткани прошелся нож, она, конечно, выглядела несколько потрепанной, но если хорошенько потянуть вниз пиджак, то, пожалуй, ничего видно не будет. Он кинул последний взгляд на сверкающую поверхность вставленного в раму зеркала и убедился, что все в порядке. В этот вечер он особенно тщательно уложил на лысине прядь волос: нельзя было допустить, чтобы просвечивал хоть малейший кусочек сверкающей голой черепной коробки. В итоге Мельберг мог с удовлетворением констатировать, что с честью вышел из борьбы со своим возрастом и потерями по части волос.
При виде ее сердце забилось чаще, и это его вновь удивило. По правде говоря, у него давненько так не стучало в груди. Что же в облике этой немолодой полноватой женщины оказывало на него такое воздействие? В голову приходили только глаза — самые голубые из всех, какие ему доводилось видеть, оттененные подкрашенными в рыжеватый цвет волосами, они буквально светились. Он смотрел на нее как зачарованный и поначалу даже не среагировал на протянутую ему руку. Но потом пришел в себя и, словно со стороны, увидел, как на старинный манер склоняется, берет руку и запечатлевает на ней поцелуй. На мгновение он почувствовал себя идиотом и не мог понять, как ему такое пришло в голову. Однако затем он увидел, что приглашенная дама, похоже, оценила его жест, и в животе распространилось теплое и приятное ощущение. Все-таки навыки этикета никуда не делись. Он еще знает, за какой конец тянуть веревочку.
— Как здесь мило. Я тут впервые, — мягко сказала она, пока они тщательно изучали меню.
— Заведение первоклассное, можешь не сомневаться, — заявил Мельберг, выпятив грудь, словно «Постоялый двор» являлся его собственностью.
— Да, это сразу видно. — Ее глаза скользили по означенным в меню лакомствам.
Мельберг тоже взглянул на ассортимент и на мгновение ощутил панику, увидев цены. Но потом он встретился взглядом с Роз-Мари, и беспокойство в желудке улеглось. В такой вечер деньги значения не имеют.
Она посмотрела в окно на краевой клуб.
— Кажется, там сегодня намечается большое веселье?
— Да, все из-за этого реалити-шоу. Обычно нас такие сборища минуют. Окрестная молодежь, как правило, развлекается в Стрёмстаде. С основными последствиями в виде пьянства и прочей мерзости разбираться приходится тамошним коллегам.
— Вы ожидаете, что возникнут проблемы? Тебе правда не надо работать этим вечером? — с озабоченным видом спросила Роз-Мари.
Мельберг приосанился и чуть больше выпятил грудь. Приятно ощущать свою важность в присутствии красивой женщины. С тех пор как его незаслуженно перевели в Танумсхеде, такое случалось слишком редко. Здешний народ почему-то никак не мог оценить его по достоинству.
— Я отправил двух человек приглядывать за этим цирком, — сказал он. — Так что мы спокойно можем поесть и пообщаться. Хороший начальник знает, как распределить обязанности, а я смею утверждать, что это одна из моих сильных сторон.
Улыбка на лице Роз-Мари показывала: она не сомневается в том, что он прекрасный начальник. Вечер обещал быть действительно очень приятным.
Мельберг еще раз взглянул на здание клуба, но потом выбросил тамошнее мероприятие из головы. Пусть им занимаются Мартин с Ханной, а у него есть более приятное занятие.
Перед тем как выйти на сцену, она, насколько позволяли обстоятельства, порепетировала. Конечно, петь ей предстояло под фонограмму, и достаточно было открывать рот, держа в руках микрофон. Но кто знает, как все пойдет: однажды в Эребру фонограмма внезапно остановилась, а поскольку Тина как следует не распелась, пришлось петь вживую хриплым голосом. Попадать в такую ситуацию снова ей не хотелось.
Тина знала, что остальные над ней украдкой посмеиваются. Честно говоря, ей это здорово мешало, но, с другой стороны, большого выбора у нее не было — оставалось только выйти на сцену и показать, на что она способна. Ведь это ее шанс, открывавший путь к карьере певицы, а певицей она мечтала стать с детства: долгими часами простаивала перед зеркалом, подпевая популярным певцам, со скакалкой или тем, что имелось под рукой, вместо микрофона. Благодаря «Бару» она получила возможность доказать, чего стоит. Перед тем как попытать счастья в «Баре», Тина пошла на прослушивание для «Идола», но воспоминание об этом по-прежнему причиняло ей боль. Идиоты из жюри ее безжалостно зарезали, и этот провал вновь и вновь демонстрировался по телевизору. Они, в частности, сказали, что она умеет петь так же плохо, как Свеннис[19] хранить верность. Поначалу она толком не поняла, что они имеют в виду, и продолжала стоять с проклятой нелепой улыбкой. Потом этот старикашка Клаббе[20] заржал и заявил, что ей следует устыдиться, отправляться домой и не чирикать. Не слишком остроумно, но она, по крайней мере, поняла, что он хочет сказать. Унижение продолжилось, когда она, едва не плача, упорно смотрела на них, пытаясь заставить их взять свои слова обратно, объяснить им, что до этого все только и говорили, что у нее прекрасный певческий голос. Ведь папа с мамой всегда слушали ее со слезами на глазах. Они так ею гордились. Вся ее прежняя жизнь никак не предвещала полного провала. Она так радовалась, стоя в очереди тем ранним утром, победоносно посматривала по сторонам, уверенная в том, что непременно окажется среди отобранных, одной из тех, чья песня до глубины души растрогает члена жюри Кишти.[21] Она так старательно выбирала песню — «Без тебя» своего главного идола Мэрайи Кэрри, — чтобы произвести на них впечатление. Она споет ее так, что члены жюри просто описаются от восторга, и потом у нее начнется новая жизнь. Она так ясно себе ее представляла: тусовки знаменитостей и истерия вокруг
