Первым значительным событием XX века в изучении канона стали труды египтолога Иоганна Лейпольдта (J. Leipoldt). В 1907–1908 гг. он издает двухтомную историю новозаветного канона[59], в которой описывает его развитие от начала до конца XIX века. Он исходит из предположения, что основу новозаветного канона составили первые христианские апокалипсисы, поскольку пророки и их послания пользовались особым уважением.
Затем стоит упомянуть Каспара Рене Грегори (С. R. Gregory), американца по рождению, который был учеником и помощником Чарльза Ходжа, известного богослова из Принстонской богословской семинарии. В 1907 г., будучи профессором кафедры Нового Завета в Лейпцигском университете, он опубликовал в «Международной богословской библиотеке» (International Theological Library) труд под названием «Канон Нового Завета» (Canon of the New Testament)[60]. Написан он в популярном стиле, диссонируя, по мнению некоторых, с другими работами такого характера, однако носит научный характер и в целом справедливо подходит к спорным темам. Через несколько лет по тем же двум аспектам, но в обратном порядке, высказался Александер Соутер (A. Souter)[61], преподаватель латыни в Абердине. Хотя размер его книги не давал возможности провести подробное обсуждение, почти все основные вопросы в ней затронуты, и даже нашлось место для приложения — 20 “Избранных документов” на греческом и латинском языках, иллюстрирующих развитие канона. Более обширные подборки текстов по истории древней Церкви и истории канона опубликовали Эрвин Пройшен и Дэниэл Тирон (Е. Preu-schen[62], D. Theron[63]).
В первой половине нашего века в Англии и Германии появились более краткие и менее специальные работы. Среди них «Возникновение Нового Завета» Дэвида Маззи (The Rise of the New Testament, D. S. Muzzey)[64] и «Формирование Нового Завета» Джорджа X. Ферриса (The Formation of the New Testament, G. H. Ferris)[65]; в последней ставится под вопрос идея письменного канона. Более глубокими кажутся две другие монографии. Одна написана Эдвардом Муром (Е. С. Moore)[66], профессором богословия в Гарварде, который соотнес развитие канона и эволюцию форм церковной организации в толковании Рудольфа Сомма (R. Sohm). Автор другой — Генри Веддер (Н. С. Vedder)[67], профессор церковной истории в Кроузеровской богословской семинарии (Crozer Theological Seminary), который пылко возражает Гарнаку и Феррису.
Уместно вспомнить здесь и «Формирование Нового Завета», которую прочитал в Страсбурге, в церкви Св. Николая, Генрих Хольтцман (H. J. Holtzmann)[68], ведущий в своем поколении специалист по Новому Завету, а также цикл из пяти лекций под общим названием «Как книги Нового Завета стали Св. Писанием?»[69]. Их прочитал в Бонне группе учителей из Рейнланда и Вестфалии многообещающий ученый из Йены Ганс Лиц-ман (Lietzmann). В обоих случаях весьма доступно дан серьезный обзор имеющегося исследовательского материала.
Менее привычен подход Иоганна Бестмана (J. Bestmann), который в основном сосредоточился на том, как писались поздние книги Нового Завета и как они связаны с Песнями Соломона, 4-й Книгой Ездры и Заветами 12 патриархов[70]. Более традиционны публикации Пауля Эвальда (P. Ewald)[71], Пауля Дауша (P. Dausch)[72] и Натана Бонвеча (N. Bonwetsch)[73].
Продолжал заниматься каноном и Гарнак (см. окончание предыдущей главы). Наиболее значимой стала его книга «Возникновение Нового Завета и важнейшие последствия нового творения» (Die Entstehungdes Neue Testament und die wichtigsten Folgen der neuen Schopfung, Leipzig, 1914)[74]. В ней среди прочего он отстаивал такие мнения: а) текст Нового Завета обязан своим происхождением пророческо-апокалиптической литературе; б) создателем христианской Библии был Маркион; в) канон Муратори — официальный документ Римской церкви.
Среди книг, рассчитанных на широкого читателя, стоит упомянуть «Формирование Нового Завета» Эдгара Гудспида (The Formation of the New Testament [75]); «Какие книги включаются в Библию? Изучение канона» Флойда Филсона (Which Books Belong to the Bible? A Study of the Canon, F. V. Filson[76]); «Как делалась Библия» Уильяма Баркли (The Making of the Bible[77], W. Barclay). Ясными и бескомпромиссными суждениями, независимой критической позицией отличается книга Роберта Гранта «Формирование Нового Завета» (R. M. Grant, The Formation of the New Testament)[78]. Книга Р. Л. Xapриса (R. L. Harris)[79], напротив, выдержана в консервативном, апологетическом духе. Во введении Моула (Moule) к комментариям Блэка (Black) на Новый Завет рассматриваются факторы, определившие становление Нового Завета. К ним относятся древнецерковное богослужение, рост самосознания Церкви и богословские нападки на нее[80]. В живой диалогической форме Моул пишет о потребности в “авторитете”, которая содействовала формированию канона Писания; в авторитете, который опирался бы на свидетельства очевидцев.
Широкий спектр работ о каноне, посвященных как историческому, так и богословскому аспекту проблемы, появился в Голландии. Из ранних отметим докторскую диссертацию Нэда Стоунхауза (N. В. Stonehouse) о каноничности Откровения св. Иоанна Богослова[81], выполненную под руководством Гросхайде (Grosheide) в Свободном университете Амстердама. Де Зван из Лейдена заключает размышления о каноне таким признанием: “Среди различных документов раннехристианской литературы Новый Завет выделяется тем, что представляет собой единство особого характера”[82]. Безвременно скончавшийся Ван Юнник из Утрехта касался различных проблем, связанных с каноном, придерживаясь филологического подхода. В своем анализе отрывка из книги Евсевия (Церковная история, V. 16. 3) он со свойственной ему скрупулезностью всесторонне рассматривает вопрос о возможности отнести фразу “ничего не убавить и не прибавить”, принадлежащую анонимному автору II века, к фиксированному корпусу писаний, составляющих Новый Завет. Сам Ван Унник отвечает на него положительно[83]. В другой, более краткой, работе он настаивает на том, что тот же аноним впервые назвал известное собрание книг Новым Заветом[84]. Будучи проректором Утрехтского университета, Ван Юнник прочитал актовую речь, в которой говорил о том, как важны очевидцы (и те, кто слышал) для оценки достоверности текстов, включавшихся в ранние собрания новозаветных книг [85]. Гросхайде, рассуждая в богословском ключе, отвел первую часть своего очерка «Канон и текст Нового Завета»[86] полномасштабному анализу такого мнения: “Понятие канона связано с представлением о Боге, ибо Бог есть ???????”[87]. Некоторые авторы — Грайданус[88], Риддербос[89], Арнтцен[90], Кампхаус писали о каноне в связи с вопросом об авторитете Писания. Кампхаус выпустил в свет книгу под названием «Свидетельства церковной истории о будущем и о каноне»[91]. В глубокой работе о том, как и почему определенные книги стали каноническими и ныне признаны частью Св. Писания, Ф. И. Тенис (F. J. Theunis) [92] исследует употребление выражений “вера как канон” и “истина как канон” у Отцов Церкви. При этом он обращается не только к доктринам, но и к “конкретной церковной действительности” (“живому” канону), прототипу канона письменного. Перу доктора Вербурга (J. Verburg)[93], ученого пастора из Гааги, принадлежит серьезный труд «Канон или символ веры». Он содержит широкий и при этом исчерпывающий анализ взаимодействия устной традиции с формирующимся каноном Писания (в принципе открытым) и его влияния на экзегетику, этические представления и церковную жизнь.
Южноафриканские исследователи уделяли незначительное внимание этим проблемам. Вспоминаются имена Груневальда[94], Юберта[95], Дювенажа[96], Боты[97], чья ина- угурационная лекция при назначении на должность профессора Нового Завета в Южноафриканский университет затрагивает все возможные грани вопроса о каноне, и, наконец, Рикерта (Riekert)[98], который, оппонируя Сандбергу (Sundberg), настаивает на несостоятельности различения между каноном и Писанием. Дю Туа (А. В. Du Toit) из Претории утверждал на страницах объемистого учебного пособия по канону, что внутреннее свидетельство Св. Духа еще не создает
