отправили эстафеты во все порты. Как раз успевали добраться.
— Кошки с две! — Юхан щелкнул по своей фляге. — До Ротфогеля, может, и успели, только оттуда до Китов при нынешних ветрах раньше завтрашнего вечера покойный Бюнц и тот бы не доскакал, а он эти места облазил — не чета другим. Не знают они про вас и знать не могут. Скорее уж какому-то болвану в башку стукнуло всех проверять.
— Тогда причина не важна... Неважно, почему повернул Альмейда, он повернул. Неважно, почему за нами гонятся, они гонятся.
— И на здоровье, — хмыкнул шкипер. — Мы — обычные торговцы, идем с грузом, все честь по чести. Кораблик у меня не маленький, пара-другая укромных местечек найдется. Если пальнет на досмотр, я вас вниз сведу. Посидите с Лёффером, выпьете... У меня там кэналлийское, только чур не петь, пока за вами не приду.
— Разумно, — коротко согласился Ледяной. — Мародеров на кесарской службе, хвала Создателю, пока нет.
А хоть бы и были — солонина и сухари не меха, тащить же за собой «купца» вояка не станет, разве что припугнет фрошерами и велит идти в Ротфогель, беды-то! Юхану явно не впервой, выкрутится, а потом намекнет на прибавку.
Что Добряк — малый ушлый, Руппи понял еще при первой встрече, а военные моряки всяко не таможенники — пробегутся по палубам, сунут нос в трюмы, посчитают пушки, и до свиданья!
Линеал приближался, хоть и не слишком быстро. Несколько минут, и можно будет различить какие-то характерные детали. «Селезень» смиренно полз своим курсом, готовый по первому требованью предъявить охотничью снасть и припасы. У кого в голове хоть что-то имеется, сразу поймет: с таким грузом — лишь в Полуночное море. Подошел Лёффер, поздоровался. Руппи ответил и в очередной раз запнулся о кошку. Раздался укоризненный писк. Пушнина на «Селезне» все-таки была, хоть и живая, а вот кто после дезертирства Гудрун проверяет вернувшихся из города в Адрианклостер?
— Странная рыба, — заметил Лёффер, щурясь на чужие паруса, — и странное место.
— А то! — откликнулся шкипер. — Где-где, а у Китов ловить нечего... Если что, составите господам компанию? В кладовушке?
— Почту за честь. Господа играют в кости?
— Не имею обыкновения. — Олаф, позаимствовав у шкипера его трубу, внимательно вглядывался в непонятный линеал. — Трехпалубный... Ну-ка, Руперт...
Лейтенант послушно поднес окуляр к глазу. Светло-коричневый цвет бортов теперь был ясно различим.
Да, трехпалубный, светло-коричневый, такой... знакомый! Корабли Северного флота красят в серый и зеленоватый... Еще взгляд: на мачты, на невысокий по обычным меркам ют... Ах ты ж, тварь паскудная!
— Господин адмирал, это «Верная звезда».
— Мне тоже так кажется.
3
Бермессер собственной персоной, чтоб его четыре дня крабы жрали. Ну удача, ну удружила!
— Это так, господин адмирал? — Лёффер посерел, но о субординации не забыл. — Ваш лейтенант не ошибся?
— Корабль мы узнали. — Ледяного, надо думать, тоже корчи бьют, но хоть говорит спокойно. — Адмиральский флаг на грот-мачте поднят. Будем считать, что адмирал на борту есть и адмирал этот нам известен.
Уж известнее не бывает! И что у Китов делает, тоже ясно — от фрошеров прячется, урод. Вроде и в море, а что, как тот сторож, у соседки под забором топчется, так свидетелей нет, и это хуже всего...
— Тогда, господа, прятаться вам смысла нет. Не поможет.
— Объясните.
А молодец Ледяной! Коротко, спокойно, а что щека дергается, так по голове же получил.
— Дело не в вас, а во мне. — Пусть знают, одна голова хорошо, а две в запас не помешают. — Я с чего во фрахт ваш вцепился? Слух прошел. Дескать, свидетелей того, что у Хексберг творилось, судейские ищут, а по мне лучше четыре шторма, чем один крючкотвор. Дальше вот господин Лёффер соврать не даст: бумажку про вашего покорного слугу соорудили. Вранье сплошное, ну да не вам рассказывать! Я как узнал, так якоря и поднял, даже отвальную зажал, думал, потом, как вернемся, за все выставлю, а оно вон как повернулось! Бермессеру-то теперь любая килька свидетель, а уж целый корабль... Короче, не выпустят они меня, а со мной и вас.
— Вашего «Селезня» они узнать могут?
— А почему нет? Когда мы из Ардоры пришли, весь Метхенберг сбежался. Шутка ли, вернулись, да еще и при барышах. Холера Бермессерова как раз в порту под арестом торчала, а вояк на пирсе было немеряно, даже шаутбенахт один болтался... Начальство начальством, а глаза и мозги у офицеров со «Звезды» в порядке.
Молчат. Переваривают. Вроде и лишнего не сболтнул, и не наврал. Так все и есть, аж противно. Сдохни интендантская морда своей смертью, ничего б не поменялось — не в покойнике дело, господа селедки, а в Бермессере. Хоть сейчас рыбий потрох и выкрутился, но понимает, что до конца далеко, вот и принялся за свидетелей, а свидетель сам ему в пасть полез.
— Значит, можем не ждать, что господин Бермессер раздумает терять время и отвернет? — Ледяной смотрел только на Китов. — Тогда мы загоняем себя в ловушку. Еще полчаса этим курсом, и нас прижмут к камням. Там, помнится, даже на шлюпке до берега добраться вряд ли получится.
— Точно.
— Но вы, шкипер, курс менять не собираетесь. И, мне кажется, вы знаете, что делаете. Так?
4
Добряк несколько раз перевел взгляд туда-сюда, явно оценивая расстояние, и ухмыльнулся. Такого Юхана Руппи еще не видел: вместо пусть дошлого и рискового, но все ж торгаша нюхал ветер готовый к драке матерый волчара, чуть ли не из тех, кого гонял в молодости Бюнц.
— Правильно, господин адмирал, думаете. — И голос у Добряка тоже изменился. — Еще немного, и справа проливчик откроется, Китам под хвост. Вот мы и туда. В сильную волну страшновато, узкий он и пара поворотов хитрых... Сейчас риска меньше. Получится — вернемся туда, откуда пришли, только быстрее. Линеал не пройдет, не по туше норка. Придется им вокруг Китов тащиться, это раза в три дальше... Потом он, конечно, нагонять начнет, только до темноты не догонит, а там уж...
Шкипер столь выразительно хмыкнул, что Руппи едва не полюбопытствовал, всегда ли господину Клюгкатеру так везет с «норками». Вовремя вспомнилось, как вел себя Юхан во время плавания, как жался к берегу, выбирая курс... От одной такой заботливо присмотренной «норки» к другой, надо полагать.
Вякнула взгромоздившаяся на установленные вдоль борта коечные сетки позабытая Гудрун, и тут же нос «Звезды» окутало белое облачко. Грохнуло. Пущенное по носу ядро плюхнулось в воду в трех сотнях бье от левой скулы «Селезня», намекая, что лучше бы лечь в дрейф. Как же, так мы и послушались... Если Юхан не ошибается с проливом, плевать на эти приказы. А вдруг ошибается? Спросить тянуло страшно, но Руппи молчал, как и Олаф. Они гости, а шкипер знает, что делает. По-хорошему, Добряка надо оставить в покое, но уйти сейчас?! На это лейтенантского здравого смысла не хватало; конечно, если Олаф прикажет...
— Не будем вам мешать. — Олаф знакомо и четко повернулся на каблуках. — Руперт, оставайся со шкипером, если он не возражает. Потом доложишь. Я буду у себя.
— Слушаюсь.
Олаф кивнул шкиперу и ушел, как на веревке потянув за собой Лёффера. Гудрун, выгнув спину, таращилась на врага и то хрипло орала, то принималась мурчать. Линеал приближался, но приближался и берег.
— Сударь, — не удержался-таки Руперт, — где же ваш пролив?
