— Крымский сердолик.
— Смотри ты мне, — удивился он, возвращая мне перстень, — а кто подарил?
— Да так, клиент один, — не рассказывать же ему про стрельбу в пятницу.
— Клиент, говоришь, — он немного подумал. — Сашка, избавься ты от этого кольца, ну их на фиг, такие подарки! С чужими кольцами можно такое на душу принять, не обрадуешься. Продай от греха подальше — и отдыхай, а то на тебе лица нет.
— Ладно, спасибо за консультацию.
— Не за что! Съезди лучше в Середжяй, постреляй, развеешься.
Перстень, перстень… Нет, не может быть, чтобы из-за него начались галлюцинации, причем такие яркие, чтобы я контроль потерял и стрелять начал. Мне доводилось читать про разные проклятые кольца и украшения, но все эти мистические истории больше подходят для голливудских фильмов, нежели для современного мира.
Я машинально надел перстень на руку и поехал в магазин, который расположился рядом с моим домом. Если уж отпуск, то придется готовить самому, освежая забытые поварские навыки. Да и коту надо что-нибудь вкусное купить. Загрузил под завязку тележку, чтобы, в крайнем случае, можно было неделю не вылезать, и направился к кассе. Отстоял небольшую очередь, и тут меня словно под дых ударили. По торговому залу шел человек без лица. Нет, лицо было, но вот глаза… Глаз не было! Опять этот темный провал глазниц, который я видел вчера в парке, опять эта мгла, покрывающая его лицо. Господи… С трудом обернулся к продавщице, уловив лишь конец ее фразы.
— Простите, что вы сказали?
— Перстень у вас красивый, — девушка кивнула на мою руку.
— Д-да, спасибо, — я посмотрел на свою руку, машинально расплатился и почти выбежал на улицу, срывая на ходу кольцо с пальца.
Загрузил покупки в машину, но никуда не уехал, ожидая, когда человек, так напугавший меня, выйдет из магазина. Вот он! Без всяких сомнений — та же яркая рубашка, те же черные классические джинсы. Не скажу, чтобы парень обладал модельной внешностью, но детей его лицом не испугаешь. Обычное мужское лицо, чуть прищуренные от яркого солнца глаза, легкая небритость, в общем, обычный местечковый мачо. Проводил его взглядом, пока он не уселся в машину и уехал. Господи, что происходит?
III
Перстень я выбросил. Прямо там, у магазина, зашвырнул в сторону кустов. Может, найдет какой- нибудь бомж, сдаст в ломбард, хоть погуляет несколько дней от души. Хватит с мне этой мистики. Отпуск всегда проходит быстро; несколько дней я просто отсыпался, готовил еду, читал и отлеживал бока на диване, дразня Тишку. Даже в Дубовую рощу съездил. Да, говорят, что преступника всегда тянет на место преступления, пусть это и была самозащита. В парке ничего особенного не заметил; памятник Зубру не огораживали желто-красные пластиковые ленты с надписями «Стоп! Полиция!», и не сверкали вспышки фоторепортеров. Ничего похожего на то, что убитый мной человек остался здесь в виде трупа, который, я, в состоянии аффекта, мог принять за груду одежды. Прошедшей ночью прошел дождь, который наверняка смыл все следы, и я ничего на этом месте не нашел, даже праха…
На следующий день, я стоял на набережной, сжимая в ладони это проклятое кольцо. Не спрашивайте, как оно ко мне вернулось — и так тошно… Прогуливаясь по городу, дошел до реки, где оперся на парапет, чтобы выкурить сигарету и все спокойно обдумать. За спиной шумел город, наполненный людьми, которые суетятся в тщетной попытке все успеть, все сделать, достичь цели любым способом. Только ради чего? Или это тот самый случай, когда цель ничто по сравнению с дорогой? Может, люди просто играют? Играют в жизнь, играют в любовь.
— О смысле Бытия рассуждаешь?
Я даже вздрогнул — так неожиданно прозвучала эта фраза. Обернулся и увидел Петра Васильевича, который стоял в нескольких шагах от меня и смотрел на реку.
— Что вы здесь делаете?
— Ничего, — пожал плечами он, — прогуливался по городу и вот вижу — стоит Александр собственной персоной и смотрит на воду. Как говорят, есть три вещи, на которые можно смотреть вечно — горящий огонь, бегущую воду и человека, который работает.
— Следите за мной? Что вам от меня нужно?
— Что за обвинения, Саша!
— Извините, устал немного. Наверное, от переутомления такой нервный.
— Думаешь, перстень — это просто так? — Петр ехидно ухмыльнулся, словно уже знал, что со мной случилось за эти последние дни. — Ты еще не пытался от него избавиться?
— А можно попробовать?
— Вижу, что пытался. Как он к тебе вернулся?
— Лучше не спрашивайте…
— Один раз выбрасывал? — продолжал интересоваться он. — Или к реке пришел с теми же мыслями?
— Была мысль швырнуть его в Неман, но вспомнил Поликрата.
— Ты начал думать, это уже хорошо…
— Знаете, о чем сейчас думаю? — я подошел к нему вплотную. — О том, чтобы взять тебя за горло и хорошенько потрясти — в надежде, что ты сдохнешь раньше, чем закончу экзекуцию. Как полагаешь, твой почтенный возраст выдержит хорошую встряску? Что это за перстень, мать твою так?!
— Александр, ну что за мысли? — с наигранной веселостью возмутился он. — Ведь почти на этом самом месте, меньше недели назад, можно сказать, спас мне жизнь и вдруг — «потрясти, сдохнешь». Многие это хотели сделать, но увы — как видишь, живой. А знаешь, что этот перстень не так прост, как кажется? Вот скажи, ведь ты носишь при себе оружие?
— Оружие?
— Говорю про железку на твоем боку, которая слегка выпирает под рубашкой.
— И что в этом необычного?
— Конечно ничего в этом необычного нет. Законопослушный и свободный человек, имеет право носить огнестрельное оружие. Так вот, перстень — это тоже оружие. Просто ты еще и Охотник…
— Кто?!
— Охотник за ведьмами, — Петр Васильевич посмотрел на закат, пылающий над рекой, и продолжил: — Если быть точным, за нежитью, одними ведьмами мир зла не ограничивается, он широк и многогранен. Ведьмаки, оборотни, вампиры. Мало? Есть еще вурдалаки и волколаки. И ведьмы, конечно, куда же без них, век бы их не видеть…
— Один мой сосед, наверное, из таких же, свою жену и тещу иначе как «мои ведьмы» не называет, но при этом никого не убивает. Может, лучше без жертв? — пытаюсь усмехнуться, но смотрю на него, и улыбка примерзает к лицу.
— А как же прочая нечисть? Как их там — водяные, домовые, русалки, наконец.
— Твои цели, — строго посмотрев на меня, сказал Петр, — нежить в человеческом образе, а не порождение потусторонних сил этого мира.
— Что значит «этого мира»? Что, есть еще?
— Конечно, — кивает он. — Земля, на которой мы живем, это на самом деле не более чем описанное в католическом вероучении Чистилище. Здесь, люди отбывают наказание. Это, как бы тебе объяснить, камера предварительного заключения, понимаешь? Люди своей жизнью и своими страданиями искупают грехи, совершенные в прошлом. Бытие, в полном понимании этого слова — это длинная череда миров; в каждом из них живем определенный срок, чтобы после смерти физической оболочки идти дальше, в следующий. Но такое возможно лишь в одном случае — если ты не натворил ничего ужасного. Иначе есть риск, что тебя оставят в Чистилище, куда будут возвращать вновь и вновь.
— Бред какой-то. И надолго здесь можно застрять? Имею в виду Землю. Нет, я особо никуда не
