правдивой и ложной клятвой, а гораздо раньше - между истиной Божией и истиной человеческой. Как может человек, содержащий в себе всю ложь, становиться со своими высказываниями рядом со святым Богом? Он должен вообще избегать клятвы и так высоко нести в своем сердце Божие величие, чтобы простое «да» или «нет» было бы равносильным присяге. Таким образом, заповедь не давать ложной клятвы заменяется более глубокой правдивостью, которой чужды любые клятвы, потому что она познает Божию святость и любит с такой чистотой, что уже не включает Его Имя в свои собственные утверждения, но именно этим каждое высказывание опирается на новую и совсем иную внутреннюю совестливость.
Читаем также: «Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака» (глупец), подлежит синедриону (Верховному судилищу), а кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной. Итак, если ты приносишь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф 5.21-24).
Древняя заповедь - пятая из десяти синайских - гласила: «не убивай». Иисус оценивает то зло, которое выражается в убийстве и прослеживает его до самой глубины человеческой души. То, что завершается убийством, заложено уже в злом слове и даже уже в злой направленности. Точнее говоря, из этой направленности все и выходит. Она, а не поступок, является решающей. И показательно, что Иисус говорит даже не о настоящей ненависти, а о том, что «брат твой имеет что-нибудь против тебя», т.е. о «недовольстве», как это удачно переводили, о раздраженности, содержащей в себе зародыш всякого зла. Раздраженность порождает гнев, гнев порождает слово и действие.
«Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф 5.38-42).
Древний закон считал справедливость мерилом поведения по отношению к другим. Как другой поступает со мной, так и я должен поступать с ним. На насилие я имею право отвечать насилием, на зло - злом. Справедливость заключается в том, чтобы я не делал больше того, что делают мне. И само собой разумеется, что я имею право сопротивляться всему, что грозит принести мне вред. А Христос говорит: этого недостаточно. Пока ты придерживаешься «справедливого» соответствия, ты не можешь вырваться из несправедливости. Пока ты остаешься в плену неправоты и отмщения, удара и контрудара, нападения и обороны, ты все время втягиваешься опять в несправедливость, потому что чувство неизбежно побуждает преступать меру, - не говоря о том, что само притязание на отмщение скорее всего несправедливо, ибо превышает меру прав человека. Тот, кто хочет отомстить, никогда не восстанавливает справедливости. Как только начинается сведение счетов с неправдой, неправда пробуждается в собственном сердце и творит новую несправедливость.
Если ты действительно хочешь продвинуться вперед, то нужно высвободиться из этих пут и постараться стать выше всей этой мелкой борьбы. Нужно опереться на новую силу: не самоутверждения, а самоотречения, не так называемой справедливости, а творческой свободы. Подлинно справедливым человек может стать только, если он ищет чего-то большего, чем простая справедливость. И «большего» не только по степени, но и по существу. Он должен искать такую силу, которая разрывает заколдованный круг неправды и насилия, силу, достигающую таких пределов, куда нет доступа разрушительному насилию. Эта сила -любовь.
«Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего, и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших... и молитесь за... гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?» (Мф 5.43-47). Это еще раз подчеркивается словами: «И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же» (Лк 6.34).
Здесь опять та же мысль, только еще более глубокая в своих истоках. В старом учении говорилось: отвечай любовью на любовь и ненавистью на ненависть. Заповедь основывалась на соответствии чувств, - можно сказать, на справедливости сердца. Но само сопоставление этих чувств показывает, что упомянутая там «любовь» еще не была свободной. Она представляла собой лишь часть внутренней сущности человека и противопоставлялась ненависти как другой, столь же законной части его существа. Эта любовь жила тем, что другая любовь шла ей навстречу. Она была еще только одним из непосредственных проявлений человеческого «я», слагающегося из расположения и отпора. И вот Господь говорит: та мнимая справедливость сердца, не может осуществляться сама собою. Ненависть, считающая себя законной в своем противостоянии ненависти, неминуемо станет больше той, на которую отвечает; поэтому она будет несправедливой, а тем самым будет давать право на новую ненависть. Любовь же, ставящая себя в зависимость от любви других, всегда будет стесненной, неуверенной, нетворческой. Это еще не настоящая любовь, ибо подлинная любовь не терпит рядом с собой ненависти, а представляет собой силу и меру всего существования.
Подлинная справедливость чувств становится возможной лишь тогда, когда она охвачена направленностью сердца, которая не ищет больше взаимной меры воздаяния, а основывается только на свободной творческой силе сердца. Только в этом пробуждается настоящая любовь. Она уже не зависит от настроения другого и поэтому свободна для проявления во всей чистоте своей сущности. Она стоит выше напряженности чувств, и способна любить даже там, где другой как будто дает ей право ненавидеть. Она приобретает силу лишать ненависть корней и затем преодолевать ее, осознавать, какова подлинная суть другого, и что есть его «неправота», и в какой мере она «неправота», и в какой мере она, быть может, в сущности, и не неправота вовсе, а наследственность, рок, нужда, что побуждает признать перед Богом его право разделять общую вину и общую беду.
«Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя: ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф 5.27- I 30).
Шестая из десяти заповедей повелевает: «Не прелюбодействуй». Она защищает честь и порядок семейной жизни. Иисус же говорит: смысл этой заповеди глубже. Она требует бережного отношения к человеку другого пола, который - тоже чадо Отца небесного - и вместе с тем к своей собственной чистоте, которая принадлежит не себе, а тайне любви между искупленным человеком и Богом. Из внутренней направленности рождается действие; поэтому брак может быть нарушен уже одним только взглядом, даже затаенною мыслью. Пока ты считаешь свои действия правильными только потому, что они не переступают известных пределов, ты не предохраняешь себя от злого поступка. Исключить его можно, лишь обратившись к тому, в чем корень всякого действия, - к настроенности сердца, проявляющейся уже во взгляде и слове.
Суть дела, таким образом, не во внешнем порядке, а в чистоте и благоговении, А эти последние означают дисциплину настроений и осторожность по отношению к первому движению души.
Если продумать все это, то мы увидим, чего хочет Иисус: создать такого человека, какого замыслил Бог. Иисус призывает человека возвыситься над преходящими различиями между заповедью и запретом, правом и отрицанием права. Но именно в этом и находит себе выражение старый закон различий... То же самое можно выразить и по-другому: святая воля Бо- жия нисходит к человеку, требует исполнения и тем самым несет человеку обетование его собственного совершенства. Человек же отступает перед величием требования, и защищается от него тем, что ограничивает его. Человек делает это, во-первых, проводя различие между внешним и внутренним: согласно этому различию, действительным созревшим злом представляется лишь внешнее действие, вполне конкретное, осязаемое и целенаправленное. Тем же, что остается скрытым внутри, можно не так уж тяготиться. В противоположность этому Господь говорит: человек есть нечто цельное, он неделим. Действие рождается не вдруг. В конечном итоге оно возникает из
