— У себя в комнате, — ответила Элизабет.
— Ну так пусть там и остается. Я должен съездить в больницу, но скоро вернусь.
Она не ответила, даже не взглянула в его сторону. Он привился завязывать галстук, а сам весь кипел при мысли о вмешательстве директора. А он-то думал, что они с ван Рином хотя бы с этим вопросом покончили. Когда он начал оперировать в детской клинике, там нашлось место только для одной послеоперационной палаты. Естественно, им почти сразу же пришлось столкнуться с расовой проблемой, от которой невозможно уйти в этой несчастной, ханжеской, совсем запутавшейся стране. И вот чтобы не допустить смешения рас, он был вынужден одну неделю оперировать только белых, а в следующую — только цветных и черных. Но разумеется, из этого ничего путного не вышло. Болезни не признают расовых запретов. Нередко ребенок с темным цветом кожи к концу недели не успевал настолько оправиться, чтобы его можно было перевести в обычную палату. Или же в «белую» неделю приходилось срочно оперировать черного больного. Он объяснил все это директору как мог тактичнее:
— Из этого ничего не выходит, да и никогда не выйдет. В будущем я не намерен морочить себе голову цветом кожи моих пациентов. Я буду оперировать и выхаживать всех детей вместе, и к черту остальное!
Доктор ван Рин прекрасно понимал положение, но боялся взять на себя ответственность.
— Все это очень хорошо, Деон. Но мы обязаны подчиняться законам страны. Вы же знаете.
— Ну, если вы намерены столь строго соблюдать закон, так должны запретить мне оперировать белых и черных в одной операционной, используя один и тот же наркозный аппарат, а также с помощью одной бригады. Это фарс и больше ничего. С тем же я столкнулся в главном корпусе. Там допускают небелых сестер к работе в операционной для белых, а в палаты для белых — тех же самых сестер к тем же пациентам — ни-ни… Вы знаете, что мне ответила старшая сестра, когда я спросил ее, где же тут логика? «Да, но ведь в операционной белый больной спит». Вам приходилось слышать что-нибудь подобное?
Доктор ван Рин развел руками.
— Деон, моя обязанность — следить, чтобы в больнице все делалось в соответствии с правилами.
— К черту правила! Вы прекрасно знаете, что они никуда не годятся. И в будущем я не намерен тратить время на соблюдение их.
Директор вздохнул и стал смотреть в окно.
— Поступайте, как знаете. Я на вас доносить не собираюсь. Но рано или поздно родители какого-нибудь белого ребенка устроят скандал!
— Я переведу тогда этого ребенка обратно в палату. И я уж постараюсь, чтобы родители поняли, что из-за их предрассудков ребенок лишается нужного ухода.
Доктор ван Рин вздохнул еще раз.
Директор разговаривал со старшей сестрой у дверей послеоперационной палаты. Тот факт, что без четверти шесть он был еще в больнице, хотя официально рабочий день давно окончился, заставил Деона насмешливо улыбнуться. Надвигается решительное объяснение. Ну и прекрасно.
Он коротко кивнул обоим и прошел мимо.
— Профессор ван дер Риет! — окликнул его ван Рин.
Деон остановился у стеклянных дверей палаты и обернулся.
— Не могли бы вы уделить мне минуту-другую? — спросил ван Рин.
А не броситься ли в нападение самому, пока не прошла злость? Может быть, высказать все, что он собирался, сейчас? Но прежде — самое важное.
— Немного погодя, — он взялся за ручку двери. — Вы подождете? Я должен взглянуть на своих больных.
Гидравлическая дверь закрылась за ним со вздохом.
Мулмен, Том Мортон-Браун и сестра стояли, наклонившись над кроватью в углу. Анестезиолог уже ввел в легкое малыша трубку с тонким резиновым катетером. Он взглянул на подошедшего Деона и продолжал отсасывать.
Мулмен тоже посмотрел на него. Он силился сохранять спокойное лицо, но Деон заметил мольбу в его глазах. Молодой врач нарушил правила и нуждался в поддержке.
— Очень хорошо, — сказал Деон.
Мулмен судорожно дернулся, точно марионетка в руках неопытного кукольника. И робко улыбнулся.
Мортон-Браун вывел катетер.
— Вот в чем дело, — сказал он. И показал кончик катетера, с которого свисал большой комок мокроты.
Черный малыш с ужасом смотрел по сторонам. Он выгибался, стараясь вырваться из рук сестры. Том закрепил маску на конце трубки.
— Это из бронха?
— Точно не скажу, — ответил анестезиолог. — Но в любом случае этого там быть не должно. Через минуту я еще отсосу, только сначала дам ему кислород.
У ребенка был уже не такой синюшный вид. Деон кивнул.
— Отлично, Том. Я вернусь через несколько минут.
Он остановился возле Мариетт. Девочка лежала спокойно, и суета у соседней кровати ей нисколько не мешала. Вот ее присутствие в палате черного ребенка совершенно не трогает, подумал Деон. В отличие от всех остальных.
Директор стоял в коридоре один. Увидев Деона, он направился на лестничную площадку, где можно было не опасаться, что их услышат.
Эта забота о декорациях вывела Деона из себя.
— В чем дело? — спросил он сухо. — Возможно, вы не знаете, что мне есть чем здесь заняться?
Ван Рин покачал головой.
— Право, Деон, вам не следовало этого делать.
— О чем вы говорите?
— Подбрасывать сюда этого черного малыша. Так не делают. Вы же подрываете мой авторитет.
Деона душил гнев. Этот бюрократ, этот врач, отсиживающий свое время от сих до сих. Когда он в последний раз лечил кого-то? Администратор! Что он знает? Разве он способен понять, что это такое: спасти жизнь и потом смотреть, как она угасает? Смотреть, как ее поглощает бездонная пучина, а ты стоишь на безопасном расстоянии и зовешь, но твой голос тонет в реве волн…
Ему надо было сказать так много, что он не знал, с чего начать.
— Во-первых, откуда вам об этом известно? — спросил он и не узнал собственного голоса, прозвучавшего слабо и глухо, точно он и в самом деле пытался перекричать шум разбушевавшихся стихий.
— Я обязан знать обо всем, что происходит в моей больнице, — сказал ван Рин, словно оправдываясь.
— Сестры в послеоперационной палате —
