пышные кусты с огромными перламутровыми цветами и он, слегка склоняя перед ней голову, сказал:
- Руфь, не волнуйся, нам дано почувствовать все твои страхи и внутреннюю боль. После моего магического преображения к тебе не только вернется молодость и все твое юное очарование, но ты обретешь, к тому же, абсолютное здоровье и станешь практически неуязвима. Магические знания тебе и всем тем людям, которые уже пришли и еще придут ко мне, даст этот лодырь, Олежек, то есть Создатель Ольгерд.
С этими словами он вынул из внутреннего кармана маленькую, плоскую золотую фляжку, отвинтил крышку и поднял её вверх. Из золотой фляжки тотчас стала вытекать золотистая, приятно пахнущая жидкость, но текла она не вниз, а горизонтально, образуя золотистый, вибрирующий шар. Руфь тотчас подняла руки и сделала попытку расстегнуть у себя на спине застежку молнию, но в ту же секунду одежда сама покинула её тело и она осталась нагой перед этим мужчиной с добрыми серыми глазами и его двумя подругами. В воздухе уже висел большой, золотистый водяной шар, по поверхности которого пробегали голубые и золотые искорки. Айрис положила ей руку на плечо и, подталкивая её вперед, тихо шепнула:
- Ну, же, Руфь, иди смелее и ты станешь так же молода, как и Гельмут, который так влюбился в тебя, что сразу же почти обо всем тебе рассказал...
Плотно зажмурив глаза, Руфь Доницетти как-то безотчетно шагнула вперед и тотчас почувствовала, как по всему её телу прошла горячая, шипучая и пенистая волна, словно на неё хлынули тысячи струй шампанского. Она открыла глаза и не увидела ничего, кроме волшебного золотого сияния перед своими глазами. У неё возникло такое ощущение, что тысячи мужчин целуют её тело и ласкают его своими нежными руками, от чего она тихо застонала. Вместе с тем к ней внезапно пришло ощущение силы, молодости, здоровья и просто какое-то невероятное желание близости.
Она не помнила, сколько это все длилось, но когда золотая, сверкающая пелена спала с её глаз, то первое, что она увидела перед собой, была ехидно ухмыляющаяся, бородатая физиономия Создателя Алекса. Руфь машинально коснулась рукой своего живота и её пальцы не нащупали никакого шрама. Она посмотрела вниз и увидела, что кожа её сделалась какой-то невообразимо гладкой и в то же время матово-бархатистой, и, оставаясь по прежнему смуглой, она приобрела золотистый, волшебный оттенок, но больше всего женщину поразило то, что соски её груди, которые были до этого почти коричневые, сделались по-девичьи ярко-розовыми. А еще её поразила реакция Эллис, которая восхищенно воскликнула:
- Господи, Алекс, ты просто невероятен! Твоя магическая воздушная купель уже второй женщине возвращает девственность, совсем как Русалочье озеро, только без какого-либо требования с её стороны, просто так. Ты специально так делаешь?
Руфь от этих слов стыдливо зарделась и опустила глаза еще ниже и совсем покраснела, когда услышала насмешливые слова этого странного мужчины в черном смокинге:
- Ну, милая моя, вашему Евиному племени никак не угодить! - Уже серьезнее он добавил - Право же, я не знаю как такое выходит, но мне, кажется, что ни нашу Оленьку, ни Руфь, теперь невозможно взять силой. Для этого их возлюбленным нужно быть особенно ласковыми и нежными, чтобы добиться полной взаимности.
Айрис, в ответ на это заметила:
- Алекс, любовь моя, поскольку теперь мы не рискуем сделать тебя свои братом, ведь ты подлинный Создатель и тебе не страшны никакие магические уловки, то мы тоже были бы не прочь принять твою воздушную магическую купель.
- О, это будет с вашей стороны просто божественный подарок, мои любимые! Только давайте сделаем это в другом месте и оставим Руфь и Гельмута наедине, чтобы они смогли узнать, чего они хотят друг от друга. - Сказал Создатель Алекс и, озорно подмигнув юной поэтессе, внучке вождя племени черокки, подхватил своих подруг на руки и, весело смеясь от счастья, побежал прочь из этого волшебного сада.
Как только они удалились, Руфь огляделась вокруг, ища глазами Гельмута, к которому её тянуло с каждой секундой все больше и больше, но он не спешил к ней. Тогда она сама пошла в том направлении, куда его увели Сидония и Регина. Этого парня, который так увлек её своей пылкостью и обещаниями ввести в мир волшебства и сказочных существ, она нашла сидящим в напряженной позе на просторной золотой кушетке, обитой белоснежной. Юноша, одетый в черный смокинг, который казался теперь ей не рыжим, а золотоволосым, смотрел на неё одновременно с обожанием и каким-то испугом.
В душе у Руфь появилось от этого взгляда какое-то странное, щемящее чувство, она, словно бы боялась испугать Гельмута словом или жестом, и потому, медленно подойдя вплотную, осторожно присела к нему на колени и нежно обняла его, прижимаясь всем телом и дрожа от желания. Тот робко обнял её и прикоснулся к ней горячими, сухими губами. Еще раз взглянув на белоснежную кушетку, Руфь, продолжая крепко обнимать этого парня с мощными плечами, резко откинулась назад, увлекая его вслед за собой на мягкую, шелковистую траву. О лучшем ложе она сейчас даже и не мечтала.
Проведя в Нью-Йорке еще сутки с небольшим, поздно вечером Алекс вернулся вместе со своими подругами, Гельмутом и Руфь в Москву. Во дворце князя Головина его ждала масса новостей, но все они сводились только к тому, что народу в их команде значительно прибыло и это были те люди, которых он искренне любил и уважал. Поэтому, дав своим спутникам провести небольшую разъяснительную беседу с ними, он первым делом проделал с ними то же самое, что с Гельмутом и Руфь. Поскольку никаких других дел у него в этот день больше не было, то он смог спокойно продолжить чтение книги своего друга и его подруги составили ему компанию. На больших золотых часах, висевших на стене в его спальной комнате было десять часов тридцать пять минут ночи.
Первые три дня полета, после того, как мы покинули Голубой замок, прошли, как в сказке, при тихой, ясной погоде и без малейших проблем. Мы летели вдоль яркого, алого путеводного луча, который испускал мощный лазер, установленный на крыше самой высокой из башен Голубого замка. Таким образом я надеялся избежать неприятностей с определением курса, и, признаться, это помогало. Мы летели на высоте пятидесяти километров и развивали огромную скорость, преодолевая примерно пятнадцать тысяч километров в день.
Светило Парадиз Ланда пока что не доставляло нам особых хлопот, хотя ближе к концу дня температура воздуха в этих местах заметно повышалась с каждым днем по мере нашего приближения к самому краю этого огромного мира, а на закате, когда солнце, спускаясь к горизонту, проплывало справа от нас, становилось и вовсе жарко. Однако, это меня не останавливало хотя бы потому, что мне было очень интересно узнать о том, каким же все-таки образом Создатель решил проблему с освещением Парадиз Ланда.
Поскольку Голубой замок стоял, как бы на линии экватора этого мира, то отправляясь в путь, мы отклонились градусов на десять в сторону, чтобы обогнуть край гигантской линзы примерно в семи тысячах километров от того места, где светило опускалось за горизонт. Таким образом я надеялся увидеть тот момент, когда здешнее солнце в полном соответствии с древнегреческими представлениями об огненной колеснице Гелиоса спускается к самому краю мира. Правда, я не хотел повторить судьбу Фаэтона и потому выбрал для этого максимально безопасную дистанцию.
Одним из самых неожиданных итогов нашего длительного полета для меня явилось то, что линза Парадиз Ланда, похоже, была все-таки не круглой, а эллиптической. Впрочем, об этом я мог бы догадаться и раньше, наблюдая за температурой тех мест, где уже успел побывать. Так, вблизи горы Обитель Бога, под зонтиком трех облачных линз, было ощутимо прохладнее, и чем ближе мы приближались к Голубому замку,
