пустой ящик из-под пива и запустил им в меня. Мне даже не пришлось уклоняться, Боря промахнулся на полметра. Но при этом ящик попал по затылку не ожидавшему дурного Володе.
Расправа была короткой.
— Я не хоте!.. — визгнул Боря, после чего левый глаз его заплыл, запечатанный Володиным кулаком.
От смеха я удержался только, чтобы не обидеть Володю, который тоже пострадал в этой истории.
Я думал, что Боря, на время лишившийся глаза, станет осмотрительней. Но не тут-то было. И уже на следующую смену назревавший нарыв прорвался.
У каждого человека есть запретные, табуированные темы, где он не потерпит насмешек, даже вполне безобидных. Есть такие области и у меня. И вот, пьяный Борин язык набрёл на такую тему. Случилось это на эстакаде во время пересменка, на глазах у обеих эстакадниц: Нилки и Мармеладовны. Услышав, что орёт Борик, я подошёл к нему и негромко сказал, чтобы этих слов он не смел произносить.
Наконец-то Подвальщик сумел зацепить меня за живое! Он немедленно завопил с удвоенной силой, и мне ничего не оставалось делать, как вбить ему поганые слова обратно в глотку.
Оказалось, что драться с пьяным дураком — примерно то же, что бить варёную макаронину. Кулак не встретил сопротивления, Боря закачался, нелепо изогнувшись, но продолжал орать своё. Он даже пытался драться! Пришлось стукнуть его второй раз. Макаронина украсилась кетчупом из расквашенного носа, Боря был сбит с ног, но орёж не прекратился. Бить его ногами я не стал; не смог даже в этой ситуации. Пришлось наклониться, сгрести его за грудки, поднять, прислонив к стенке, где было некуда отлетать, и с третьей попытки отправить в нокаут.
Замечательно, что разнимать нас никто не пытался. Женщины даже не подняли визга, заинтересованно наблюдая за расправой.
Боренька очухался и жалобно постанывая, убрался со двора. Перед уходом он грозился, что пойдёт в травму, получит справку о побоях и подаст на меня в суд, за то, что я выбил ему два зуба. Наши сменщики потом рассказывали, что до травмы он добрался, но никакой справки не получил, потому что был пьян. К тому же, врач сказал, что не может отличить свежие побои от позавчерашних. Не знаю, сколько в этом рассказе правды, но придумано красиво.
На следующий день Боря, упившись до полной потери рассудка, наконец изобрёл способ расправиться со мной. Боря объявил, что пожалуется Сережке Баклану.
— Мы с ним кореша, вместе на зоне были. Он за меня заступится!
Возле въезда во двор универсама к стене лепилась большая, обшитая железом пристройка, в которой размещался пункт приёма винных бутылок. Когда-то пристройка была кирпичной, но однажды ночью местные ханыги продолбили стену, влезли внутрь и украли непоименованное количество пустых бутылок. А наутро, поскольку другого пункта поблизости не было, пришли сдавать эти бутылки в обворованный ими пункт. После этого кирпичная сараина оделась в железную броню.
Там и работал грузчиком Серёжка Баклан. В свободную минуту он частенько выходил во двор и сидел вместе с нашей бригадой, так что, все мы его отлично знали.
Это был молодой парень, удивительно красивый и невероятно сильный. За свои неполные тридцать лет он успел трижды попасть на зону, за драки с нанесением тяжких телесных повреждений. Таких драчунов уголовники называют бакланами. Бакланы умеют постоять за себя и потому на зоне пользуются некоторым авторитетом.
Незадолго до того на секции фантастики в Союзе Писателей выступал товарищ из милиции, который рассказывал о нравах зоны и о значении криминальных татуировок. И теперь, глядя на исколотые Серёжкины кулаки, я заметил:
— Три ходки… А сумеешь отчитаться по всем перстням?
Серёжка немедленно стащил рубаху и отчитался не только по перстням, но и по всем наколкам. Было видно, что он гордится своим прошлым, ни о чём не жалеет и завязывать не собирается. С особым тщеславием он показывал наколку, сообщающую, что девятнадцатилетие он встретил в тюрьме, а также полоску на одном из перстней, означавшую, что его владелец не желает подчиняться распорядку зоны.
И к этому человеку, которому понятия заменяли все нравственные категории, явился подвальщик Боря со своей жалобой.
Когда Серёжка сообразил, что его, заслуженного баклана, подписывает на кулачную разборку несомненная шестёрка, он встал и, не сказав дурного слова, вышиб Боре ещё три зуба, сломав при этом челюсть. На этот раз Боря жаловаться не пытался.
Две недели подвальщика не было на работе, и нам приходилось время от времени спускаться в подвал и разгребать скопившуюся макулатуру по углам.
А я думаю, что зря не послушался Толика и сразу не дал Боре по шее. Есть люди, которые не воспринимают других доводов и без посторонней помощи не могут понять, где следует остановиться. Если бы Боренька вовремя получил тумака, то дело, скорей всего, обошлось бы без членовредительства.
А всё моя интеллигентская мягкотелость.
МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
В предыдущих главах рассказывалось, как магазин делал навар на мизерных, два-три грамма недовесах тех продуктов, которые фасовались не на базе, а в прямо в отделах. Но вот вопрос, как эти деньги обналичить? Покупатели, взявшие товар с недовесом, платили в кассу и при этом в кассовом аппарате оставался фискальный чек. Данные кассовых аппаратов снимались ежедневно, и раз в месяц их сверяли с наличием нераспроданных остатков в магазине. Хорошо, если окажется, что выручка совпадает или чуть меньше, нежели стоимость проданных товаров. А если больше? Недостачу легко списать на воров, которых и в самом деле было немало, а вот лишняя выручка означала только одно: в магазине происходят мошеннические операции с товарами. Даже за копейку сверх положенной выручки директора или зав отделом могли снять с должности с крайне тяжёлой формулировкой.
А поскольку мошеннические операции реально проводились, то нужны были и схемы обналичивания лишних денег. Для этого магазинное начальство и держало лоточников. Выручка лоточника не проходила через кассу и на фискальных чеках не учитывалась. В те времена на чеке указывался лишь номер отдела, через который продавали тот или иной товар, и если, предположим, за месяц покупатели были обсчитаны на масле, сыре и колбасе на тысячу рублей, то достаточно было пропустить через лоточника на тысячу рублей столовых яиц или дешёвых кур, а потом отметить эти товары, как проданные через зал. Сейчас фискальный чек отмечает не отдел, а полный ассортимент продуктов. Вот я вернулся из магазина, достал чек и вижу не просто потраченную сумму, а то, что мною куплена свёкла свежая на сумму семнадцать рублей пятьдесят пять копеек, сметана «Снежок» стоимостью шестьдесят один рубль, что для внуков, которых я завтра жду в гости, куплено печенье «Сказочные джунгли» и слойка «Ромашка» — всё с обозначением веса и цены. Как в этих условиях обналичивать обвес покупателей, ума не приложу, но, отчего-то, уверен что схемы обналичивания, простые и верные, существуют и сегодня, что они созданы и работают.
Основные суммы, официальные и неофициальные, шли через гастроном и обналичивались лоточником Володей. Бакалея считалась как бы примкнувшей к гастрономическому отделу, её выручка была в несколько раз меньше. Но и там набегал лишний товар, в основном за счёт фасовки сахарного песка, риса и шоколадных конфет. Чтобы обналичивать их, при магазине существовал табачный киоск. Собственно, сигареты шли через отдел Сергей Саныча, но вместе с ними продавались дорогие конфеты, жевательная резинка, которая тогда только что была разрешена советским людям, а в предновогодние дни — спешно собранные детские подарки: целлофановый кулёк, в котором лежали маленькая пачка вафлей, пригоршня всяко-разных конфет и непременная мандаринка.
Кстати, мандарины во второй половине восьмидесятых не были таким уж дефицитом. Это был сезонный товар: перед Новым Годом он появлялся в свободной продаже, а в остальное время его попросту не было.
Табачница, тихая миловидная женщина, кстати, абсолютно некурящая, приходила после открытия магазина. Сопутствующие бакалейные товары она относила в киоск сама (товары эти обычно умещались в
