тост.
Вот что он сказал:
— Мои дорогие и любимые дамы. — Не сказал господа, заметила Женя, потому что сейчас был, по- видимому, не тот случай, и ирония была неуместна. — Что ж, вот прошел еще один год, и все мы, слава тебе Господи, живы и здоровы. И бодры, надеюсь. Я хочу выпить за то, чтобы, как и всегда, нам хорошо и дружно жилось здесь, в этих стенах, и этим летом. Поверьте, здесь всегда жили очень хорошие люди. Впрочем, это вы знаете. Кроме того, у нас в доме произошло важное событие: прибавление семейства. Закончить тост я предлагаю моей обожаемой внучке Женечке.
— Что тут скажешь, — важно сказала Женя, тоже вставая со стаканом минералки в руке. Потому что дед ей по такому случаю в стакан минеральной воды капнул чуть-чуть кагора. В таких случаях бабушка обычно вопрошала:
— Зачем ты спаиваешь ребенка?
На что дед обычно отвечал, что сделал для внучки шик-мадеру, откуда только взял это слово, сам придумал, наверное.
— А красное вино в ограниченном количестве французы дают даже младенцам, потому что оно очень полезно.
Бабушка замечала обычно:
— Но мы не французы.
И дедушка не находил, что ей возразить.
Но на этот раз бабушка спорить не стала.
— Что тут скажешь, господа, — продолжала Женя. — Дженни повезло, она попала в хорошую интеллигентную семью, где плохому не научат. Надеюсь, все вы будете относиться к моему щенку по- человечески, то есть соблюдать по отношению к ней и ко мне права человека. В противном случае мы никому спуску не дадим, верно, Дженни. Все поняли? За это я и хочу, чтобы вы выпили.
И все выпили, хотя, наверное, чуть перепугались. Потому что Женя была очень строгая девочка. И потому еще, что у Дженни с каждым членом семьи уже сложились свои отношения.
К бабушке Дженни относилась с настойчивой привязанностью, потому что бабушка ее кормила, хоть и гоняла со своего кресла. С тем, что Дженни, сидя на диване, смотрит телевизор, она уже смирилась. Ведь Дженни смотрела исключительно передачи про собак, особенно про Мухтара, потому, наверное, что тот много лаял. Но, к сожалению Дженни и на радость бабушке, про собак у нас показывают нечасто.
Дедушку Дженни использовала для игры. Она любила тянуть его за шнурки ботинок и за шнурки кроссовок. А еще, когда он приходил с работы, хватала один из его домашних тапок, которые приготовила у двери бабушка, и долго носилась по квартире с тапком в зубах. Пока не сдавалась на кроткие уговоры деда и не клала тапочек ему под ноги. Но и этого мало: иногда, коротко лая и показывая носом, она отправляла дедушку искать тенистый мяч, если тот закатился под диван. И было весело смотреть, как дед со шваброй в руке стоя на коленях на ковре пытается этот самый мяч достать. За все это, наверное, она его слушалась. А может быть потому, что понимала: как-никак дедушка единственный мужчина в доме, а мужчины очень доверчивы, и обижать их не стоит. Поэтому она иногда смиренно подходила к нему и подставляла спину, чтобы дедушка погладил ее или почесал.
В отношении Дженни к маме проскальзывала некоторая небрежность. Нет, конечно, она могла лечь перед мамой, перевернувшись на спину, позволяя почесать себе животик, но не более того. С мамой она не играла и целовала ее редко: так, чуть лизнет в нос, если та уж слишком пристанет с ласками. С нежностями, по жениному.
Ну, а Женя — Женя другое дело. Женя была не просто любимая хозяйка, но сестричка и подруга. Дженни клала при случае ей голову на колени, или ложилась у ее ног, или забиралась ночью на подушку, голова к голове. И будила утром ровно в восемь, минута в минуту, как будто смотрела на часы. Будила, покусывая ей ухо, а едва Женя просыпалась с просьбой ну, дай, я посплю еще немножечко и лягалась, ее отпихивая, Дженни начинала скакать по тахте и бешено лизаться в восторге от того, что ее любимая подруга и хозяйка пробудилась.
— Все таки это безобразие — так баловать собаку, — говорила бабушка.
На что Женя сонно отвечала:
— Дженни меня охраняет.
— От кого? — спрашивала бабушка насмешливо.
— Она отрабатывает на мне сторожевые навыки, — отвечала Женя и отправлялась умываться и чистить зубы.
Это сегодня Женю охранять не от кого, но кто знает, как может повернуться жизнь…
После ужина, когда посуда была убрана, а посередине стола появился электрический самовар, дедушка разрезал торт Прага ровными кусками — это тоже была одна из немногих его домашних обязанностей. Достали карты. Играли в дурака, потому что в пьяницу Жене было уже неинтересно, а в преферанс, в который играли субботними вечерами взрослые на веранде, Женя играть еще не умела. А вот в дурака Женя играла лучше всех, натренировалась с Наташкой, и строго следила, чтоб никто не жульничал. Потому что, проигрывая, дед норовил подсунуть бабушке даму вместо валета, и тогда Женя громко кричала:
— Не мухлюй, дед, дамов здесь не было!
— Разве не было дам? — притворно удивлялся дедушка.
— Всегда норовит обжулить, — улыбалась бабушка, потому что подобрела к вечеру. Длинный трудовой день для нее кончился, посуду будут мыть ее дочь и внучка. А так же потому, что ей стало хорошо и тепло от двух рюмок кагора в старом доме, в который когда-то давным-давно, когда она была еще совсем молоденькой красавицей, привез ее дедушка.
Целебный источник
В воскресенье утром, пока не жарко, мама собралась на источник.
Так бывало и раньше. На даче она почти всякое воскресение выводила из сарая свой велосипед, привязывала к раме две большие банки из-под воды Аква минерале с закручивающимися синими крышками и ехала на источник, потому что считала его чудодейственным. Наверное, думала Женя, мама верит, что если она умоется этой водой или будет ее пить, то с ней начнут твориться чудеса. Ну, скажем, она помолодеет. Или вытащит в лотерее счастливый билет и поменяет машину: она все время твердит, что этой машине уже скоро четыре года, и все умные люди в таком автомобильном возрасте машину меняют. Это она говорит дедушке, но не прямо в глаза, а так, вскользь. Или, быть может, она думает, что после этой самой воды хозяин Афони пригласит ее, наконец, в ресторан. Женя так думала, потому что, когда они однажды возвращались с бульвара, мама пробормотала про себя, но Женя слышала:
— Странный все-таки молодой человек. Что, он так и будет… гулять, гулять и разговаривать, даже в ресторан не пригласит?
Наверное, думала Женя, теперь мама хочет исподтишка напоить хозяина Афони своей чудесной водой, и тогда он тут же отведет ее в уютное стеклянное кафе на Мясницкой, где дают кофе, пирожные и вкусное-вкусное шоколадное мороженое.
Впрочем, мама не одна была такой доверчивой. Дамы с других дач тоже ездили на источник, потому что, по-видимому, тоже верили в чудеса и хотели помолодеть. Жени это их желание казалось странным, сама она, напротив, никак не могла дождаться, когда повзрослеет. И будет красить губы, как мама. И носить очки, как бабушка, потому что, когда бабушка надевала очки, то становилась такой домашней и уютной.
Дамы тоже ездили со своими банками кто на велосипеде, а кто даже на машине, за этой таинственной чудесной водой. Например, соседка, которая жила за забором, Ксения Петровна, говорила, что поскольку до Крещенья еще далеко, надо чудесной водой запасаться впрок уже сейчас. Ни велосипеда, ни автомобиля у нее не было, так что она возила воду из источника на садовой тележке — в канистре, в полиэтиленовом бочонке и в большом термосе.
Каким же сильным должен быть этот источник, думала Женя, когда мама уехала на своем велосипеде,
