– Да нет, ты – хороший парень, но твоя голова вечно занята чем-то другим. В конце концов Лене это надоело. Понимаешь?
У Мари снова ласковый голос. Она хочет сделать мне комплимент. Неудачный.
– Успокойся, мы часто говорим с ней о тебе. Она тебя очень ценит, – продолжает Мари.
Я завожусь еще больше. Ценит… Какое противное словечко! Какое-то ничтожное. Отреагировать? Задушить ее? Стукнуть головой о стенку? Расколоть стакан об ее лоб? Разбить ей череп? Выпустить ее мозги и перелить в стакан? Посмотреть на дыру в ее черепе?
Я как раз в полной медитации, когда врываются два типа в белой одежде. Они бегут к мужской раздевалке. Выходят с носилками, на которых лежит маленький толстяк. Вытянувшийся, с открытым ртом.
– Он умер? – спрашиваю я.
– Нет, получил серьезный тепловой удар, – просветил меня врач. – Его нашли на полу в сауне. Он не мог открыть дверь.
Спрашиваю у Мари телефон Лены. Она уверяет, что не знает. Лжет, конечно.
– Если она захочет, чтобы мы как-нибудь вечерком посидели, просто как старые друзья, я согласен.
– Я передам, – говорит Мари, улыбаясь.
Целуемся на прощание. Идем к нашим машинам. Она – к своей «чероки», я – к своей. Мне надоела моя машина. Я мечтаю о «ягуаре». Я заплачу за нее сразу. У продавца будет обалдевший вид. Он подумает: «Как такой молодой парень может заплатить за столь дорогую машину?» А я буду по-королевски щедр. Витаю в облаках. Светофор переключился на красный. «Мерседес» впереди резко тормозит. Я – нет. Разъяренный тип выскакивает из машины, но в это время я теряю сознание.
В больнице рентгенолог ставит диагноз: перелом правого запястья и легкая травма черепа. Он оставляет меня на ночь в госпитале в палате рядом с забинтованной мумией. Первое, что я слышу, когда эта мумия просыпается:
– Подонок!
Делаю вид, что не слышу, но он повторяет:
– Подонок, я убью тебя!
Под повязками я узнаю маленького толстяка, красного, очень красного… Он изрыгает:
– Ты разом поднял температуру и заблокировал дверь.
– Не понимаю, – бормочу я. – Вы ошибаетесь.
Ложусь. Толстяк ругается. Всю ночь он ругается. Я с трудом засыпаю. Даже в своем несчастье толстяку повезло. Его боль физическая, поверхностная и излечимая.
Он под капельницей, так что я ничем не рискую…
XII
На следующий день, рано утром, меня разыскал Габи. Маленький толстяк спит. Мы сразу пошли в гараж посмотреть мою машину. Перед у нее похож на аккордеон. Я застрахован на треть. Хозяин гаража приветливо улыбается и сообщает:
– Я бы с удовольствием ее починил, но это будет стоить денег.
– Сколько?
– Что-то около тридцати тысяч.
– Я могу одолжить тебе мою «панду», – предлагает Габи.
– Можно сделать и по-другому. Я забираю вашу развалину, а на распродаже вы покупаете у меня другую машину в кредит, – говорит хозяин гаража. – Могу вам предложить за нее десять тысяч.
– Десять тысяч! Ей только два года!
Но у этого старого мошенника есть обезоруживающий аргумент. Он бросает жалостливый взгляд на мою машину и говорит:
– Было…
Мы соглашаемся на десяти тысячах пятистах франках. Я забираю с собой радиоприемник, колонки, маршрутную карту, чехлы от сидений и чековую книжку. Писателю, чтобы излечиться, надо обязательно столкнуться с такими приключениями. Габи доставляет меня домой.
– А сейчас я должен тебя оставить, у меня свидание с Клэр. Она возвращается сегодня из Парижа, – говорит Габи, обняв меня щуплой рукой за плечи.
Клэр – единственная его любовь. Они вместе учились в лицее, а затем она уехала в Париж заниматься танцами. Она хотела, чтобы Габи последовал за ней, но он предпочел остаться здесь. Габи – истинный провинциал. Клэр не понимает этого. Они встречались по выходным между гастролями. Потом Клэр стала приезжать все реже и реже, а гастроли стали все длиннее и длиннее. Однажды она призналась Габи, что у нее роман с одним типом из их труппы. Габи тяжело пережил это.
По его вымученной улыбке я понял, что он все еще привязан к ней. Раньше я обязательно бы отпустил пару шуток по этому поводу. Сейчас же я накидываю покрывало на плечи. Забираю конверт из почтового ящика. Письмо из Парижа. С письмом в зубах я поднимаюсь к себе на седьмой этаж. Моя соседка, мадам Безар, помогает мне открыть дверь. С ней маленькая белокурая девочка лет пяти-шести. Малышка прячется в юбках своей бабушки. Ее родители развелись, и каникулы она проводит у мадам Безар. Ее зовут Гаэль.
– Бедный мальчик, – всхлипывает моя соседка, – и надо же такому случиться, когда вы совсем один. Вам действительно не везет. Как все это произошло?
– Я боролся с одним чемпионом по боксу, но он был слишком силен для меня.
Я хочу выглядеть героем в ее глазах.
– Вы когда-нибудь плохо кончите с этими глупостями, вам стоило бы вернуться к прежней работе. Это более надежно. И вам надо иметь женщину, она будет готовить вам, пока вы заняты книгами.
– Вы свободны? – спрашиваю я шутки ради.
Замечание нравится. Даже Гаэль смеется.
– Вы все шутите, – говорит мадам Безар. – Даже забываешь, что однажды все взорвется.
– Что должно взорваться?
– Как что? Атомная станция…
Я не протестую. На следующей неделе, когда станция будет вновь пущена, на нас может упасть спутник.
– Вечером я вам принесу вкусный суп, – говорит мадам Безар.
– Не стоит, – отнекиваюсь я.
Но она настаивает.
Посуда громоздится в раковине. Пылесос покрыт тонким слоем пыли. Выпиваю полную чашку воды и распечатываю конверт. Маленький голубой прямоугольник. Чек. Мой чек. Мой первый чек в двадцать пять тысяч франков – аванс, который мне прислал издатель.
Звоню хозяину гаража.
Этот мошенник уже продал мою колымагу.
Не могу выносить тишину в квартире. Включаю телевизор только затем, чтобы выключить его через пять минут, потом вновь включаю. Там говорят об амнистии политических деятелей. Журналисты слушают, затаив дыхание. Бывший министр тянет резину:
– Вы не должны путать. Может быть, среди нас и есть одна-две паршивых овцы, но в подавляющем большинстве мы – честные, порядочные люди, избранники народа, работающие совершенно бескорыстно во славу Франции.
Чувствуется, что они все заодно. Министр поучает:
– Время от времени надо давать поблажку. Правосудие должно исполнять свой долг.
Журналисты боятся кашлянуть.
Я думаю об Этьене. Он бы сказал: «Спустись ненадолго на землю, не принимай меня за дурака. У тебя больше обязанностей, чем прав». Почему Этьен погиб? Меня все мучает этот вопрос. Звоню его жене:
– Спасибо за книгу.
– Не за что. Это не от меня. От него…
– Как он умер? Пожалуйста, расскажите мне.
– Он был болен. Врачи, может, и могли бы его спасти, но он не хотел. Он не желал умирать в постели,
