– Спасибо, я так и сделаю.
Покинув квартиру Тюлениных, я попыталась переосмыслить, что нового узнала, и пришла к выводу, что практически ничего. По всему выходило, что во всем виноват «Виталайф» и искать надо именно на заводе по его производству.
Мы встретились с группой ОМР в ресторане «У Потапыча» в назначенное время. Я пришла последней, хоть и не опоздала: Кобзев, Лопухин и Вика уже сидели за столиками.
– Я сделал заказ за вас, – сообщил Кобзев, как только я села.
– Это правильно, потому что Павел знает все меню наизусть! – добавил Илья, словно я собиралась возражать.
Пока мы ждали – надо заметить, довольно долго, – я рассказала о результатах своего визита к Анне Тюлениной.
– А у вас как? – спросила я, закончив свой рассказ.
– Ну, лично у меня результат примерно тот же – то есть практически нулевой, – усмехнулся Павел. – Муж Валентины Глушко – рядовой программист в одном из с трудом выживших в перестройку НИИ. Валентина не работала, вела домашнее хозяйство. Жили довольно бедно – помогала сдача квартиры, доставшаяся Глушко от умершего родственника. У супругов дочь, в пятом классе учится. Как долго Валентина принимала «Виталайф», муж ответить затруднился: жена никогда не советовалась с ним на этот счет. В последнее время она плохо себя чувствовала, но относила это на счет усталости. Хорошо бы поболтать с ее терапевтом, конечно, карточку почитать – вдруг она обращалась к врачу из-за недомогания? Хотя самому Глушко об этом ничего не известно. Кстати, его задерживали по подозрению в убийстве жены, но отпустили, так как доказать его участие в отравлении не удалось. Его спасло то, что буквально через несколько дней то же самое произошло с Ириной Пластун. Удивительно, но даже несмотря на это, дела не объединили, и они остались в ведении разных следователей! А у тебя, Илюша?
– У меня интересно! – ответил Лопухин.
Официант принес заказ и принялся деловито расставлять все на столе. При виде аппетитно выглядящих блюд у меня потекли слюнки, и я тут же вспомнила, что с утра так и не успела ничего перехватить. Когда официант закончил и удалился, Илья продолжил:
– Ирина Пластун – модель с довольно успешной карьерой. Правда, она недавно стала лицом французской фирмы «Кораль», а это несколько уменьшало ее шансы получить еще какое-нибудь интересное предложение в дальнейшем.
– Это почему? – внезапно заинтересовалась Вика.
– Ой, – отмахнулся Илья, – мне такой ликбез в модельном агентстве организовали – могу прямо сейчас начать работать в этой индустрии, вот только диплом медицинский жалко – пропадет ведь без практики! Значит, так, работа фотомодели бывает трех видов: для каталога, для журнала и для рекламы. В каталогах и журналах платят мало, но зато доход более или менее постоянный: девушки переходят от одного каталога к другому, из одного журнала в другой. Очень повезет, если работу предложит журнал типа российского издания «Вог» или «Элль» – там оплата тоже невелика, но больше возможностей, от таких предложений обычно не отказываются. Реклама – самый высокооплачиваемый вид работы, однако он обычно сильно ограничивает предложение. Если девушка начинает рекламировать продукт какой-то фирмы, то ее лицо появляется на плакатах, в витринах магазинов, на телеэкране, оно становится слишком узнаваемым, и по истечении срока контракта мало шансов на то, что какая-нибудь другая фирма захочет нанять ту же модель. С другой стороны, коллеги Ирины считали, что она отхватила жирный кусок: с ней заключили контракт на пять лет, и по его окончании Пластун могла бы уйти на покой, потому что сумма этого контракта, хоть девушка и держала ее в секрете, просто убийственная – если судить по предположениям ее подруг.
– Она тоже принимала «Виталайф»? – спросила я.
– Девчонки не в курсе, но многие из них сами его принимают. Просто удивительно, какие чудеса творит реклама: стоит крикнуть из телевизора, что именно это средство – самое лучшее, и его тут же расхватают с прилавков, словно горячие пирожки!
– «Реклама – двигатель прогресса!» – процитировал Павел, энергично жуя свой прожаренный до золотистой корочки бифштекс.
– Можете теперь представить, как они перепугались, когда я им рассказал о «Виталайфе»! – ухмыльнулся Лопухин. – Между прочим, девчонки сказали, что у Ирины был какой-то богатый спонсор (читайте – любовник), которого она ото всех скрывала.
– Может, этот любовник имеет отношение к ее смерти? – предположила я.
– Надо дождаться Лицкявичуса, – вздохнул Кобзев. – Возможно, у него есть информация от следователей.
– А почему ты так уверен, что они вообще станут с ним разговаривать? – спросил Илья.
– Станут, станут! – рассмеялся Павел, вальяжно откидываясь на спинку стула и расправляя салфетку, лежащую на коленях. – Ты не знаешь Андрея: он везде влезет! Если кто и может вытрясти из следователей хоть какие-то детали, то это именно он.
– Нет, ребята, – вступила в разговор Вика, раскрывая свой маленький ноутбук. – Похоже, все дело в «Виталайфе», как и подозревали. Это руководству не понравится, но придется их огорчить. Я проанализировала все жертвы, включая последнего, Гаспаряна: их ничто не связывает. Они все разного возраста, работали в разных местах – или вообще не работали, были женаты, замужем – или не были. Единственное, что их всех объединяет, – «Виталайф».
– Тогда я не понимаю, – сказала я, – в чем проблема? Почему до сих пор работает этот завод, если такое происходит? Почему все уголовные дела зависли в разных местах, а не объединены в одно? Неужели даже после статьи о «Виталайфе» и журналистского расследования никому не пришло в голову закрыть завод – хотя бы на время – и все проверить?
– Вы же знаете, Агния, как у нас все делается! – покачал головой Павел. – Судебно-правовая система до ужаса неповоротлива, различные отделения между собой не общаются. Кроме того, думаю, мы все уже поняли, что у завода по производству «Виталайфа» имеется «волосатая лапа» в лице вице-губернатора. Возможно, есть и другие…
– А другие точно есть! – перебила Вика радостным голосом, почувствовав, что может пролить свет хотя бы на эту сторону расследования. – Полное название завода – АОЗТ «Фармация», и его акционерами является сама вице-губернатор Кропоткина, несколько родственников членов городского правительства, а также парочка высокопоставленных чиновников из Москвы.
– Здорово! – хлопнул по столу Павел. – Если о «Виталайфе» узнает широкая общественность, то могут полететь
– То есть? – не поняла я.
– Думаю, не просто так дела застопорились у разных следователей, – объяснил Кобзев. – Видимо, им не дают нормально работать, а потому и подозреваемых ищут там, где их нет и быть не может.
– Но тогда зачем вообще было привлекать ОМР? – удивилась я. – Пусть бы все шло, как идет!
– Наверное, так бы и шло, – согласился Лопухин, – если бы не та злополучная статья. Теперь они там наверху все перепугались…
– …и решили включить в работу ручную болонку, то есть – нас! – закончил Кобзев.
– Вы считаете, что ОМР для этого и создавался? – спросила я разочарованно.
– Да нет, наверное, как всегда, идея была хорошая, – вздохнул Павел. – Независимость от комитета, помощь людям, попавшим в затруднительное положение, – все очень мило и благородно… На деле все выходит не так.
И тут я решилась задать вопрос, который уже давно засел у меня в голове. Я ни за что не сделала бы этого, если бы разговор не повернул в подходящее русло.
– Почему вы вступили в ОМР? – спросила я, глядя в глаза Павлу. – Вам что-то обещали – или чем-то угрожали?
Кобзев едва не подавился куском мяса и закашлялся. Илья тут же принялся похлопывать его по спине, поглядывая на меня с укоризной.
– Ну, вы даете, Агния! – пробормотал Кобзев, отдышавшись. – Странные предположения вы делаете, ничего не скажешь! Вот вас разве заставляли?
– Нет, – честно ответила я. – Но я все равно отказалась! Оплата – мизерная, работа сложная. А вы вот
