совершенно незнакомой мне Лиды!
Когда мы с Еленой Исааковной вошли в гостиную, там уже сидели Владимир Лазаревич и незнакомый мне полный мужчина в очках. Я плохо знала отца Лиды, но он, как выяснилось, меня помнил. Другим оказался, как и можно было предположить, муж Лиды, Анатолий. Я пробормотала какие-то слова соболезнований, мужчины что-то пробурчали в ответ. Оба выглядели подавленными и растерянными.
– Я не понимаю, как такое могло произойти! – качая головой в прострации, проговорил Владимир Лазаревич, ни к кому особенно не обращаясь. – Лида всегда отличалась отменным здоровьем, скажи, Толик?
Муж Лиды тряхнул головой в знак подтверждения слов тестя.
– Из всех лекарств принимала только витамины и пищевые добавки, – продолжал ее отец. – И еще, кажется, слабительное – потому что так нужно было для поддержания диеты, которой Лидок строго следовала.
– Даже аспирин не пила, потому что никогда не болела! – вторила мужу Елена Исааковна. – Нет, такого просто не может быть! Это все еда в аэропорту, я не сомневаюсь…
– Но ведь Анатолий ел вместе с Лидой, насколько я понимаю? – предположила я. – А с ним все в порядке! Кроме того, если бы проблема заключалась в ресторанной еде, то мы имели бы гораздо больше жертв. Вы представляете, сколько людей каждый день проходит через этот пункт питания? Нет, Лида отравилась где-то в другом месте.
– Да какая теперь разница, где она отравилась? – впервые подал голос муж Лиды. – Ее больше нет! Кто за это ответит?!
– Нужно провести вскрытие, – сказала я. – Оно покажет состояние внутренних органов…
– Нет, ни за что! – воскликнула Елена Исааковна. – Чтобы Лидочку кромсали, как кусок мяса?! Я не позволю!
– Вы хотите узнать, что произошло с вашей дочерью? Или предпочитаете закрыть на все глаза и молча горевать?
– Она права, – заговорил Владимир Лазаревич. – Лена, мы должны, просто обязаны выяснить все до конца!
– Лидочке уже все равно! – снова расплакалась Елена Исааковна.
– Ей – да, – согласился муж, нежно обнимая ее за плечи. – Нам – нет!
Армен Багдасарян встретил меня любезно. Это был хороший знак: от Олега, его однокурсника, я знала, что наш патологоанатом не слишком любит общаться с коллегами, имеющими дело с живыми пациентами. Армен представлял собой полную противоположность людей своей профессии, как их обычно рисуют в кинофильмах – неаккуратно одетыми, рассеянными, поедающими бутерброды, разложенные прямо на трупе, вызывая в памяти сказки о вампирах, оборотнях и людоедах. Интеллигентный, одетый с иголочки Багдасарян производил самое приятное впечатление и чем-то напоминал патологоанатома из старого немецкого сериала «Инспектор Деррик», который под халатом носил смокинг и бабочку.
– Какими судьбами, Агния? – поинтересовался Армен.
Несмотря на то что работаем в одной больнице, впервые мы познакомились благодаря Олегу: выясняли, отчего умерла моя пациентка. Именно с этого визита и началось пресловутое расследование о подмене эндопротезов, которое взбудоражило всю больницу.
– Вы уже проводили вскрытие Лидии Томилиной? – спросила я.
Армен внимательно посмотрел на меня темно-карими, круглыми и влажными, как у лошади, глазами:
– А почему вы интересуетесь, Агния?
– Лида – моя школьная подруга, – пояснила я. – Мне и ее родителям хотелось бы знать, что с ней произошло и почему.
– Ну, на вопрос «почему», боюсь, ответить не смогу – это дело соответствующих органов, – покачал головой Багдасарян.
– Вы думаете, что смерть Лиды – криминальная? – изумилась я.
– Полагаю, что так, – кивнул он. – Судите сами: внутренние органы – печень, почки, сосуды, а особенно легкие – подверглись серьезным изменениям. Такого не случается при принятии большой дозы синильной кислоты единовременно. Я послал в Центральную лабораторию образцы волос, тканей и органов вашей подруги, но результаты будут не раньше чем через пять-шесть дней. Честно говоря, мне пришлось принять на веру то, что сказал лечащий врач об отравлении синильной кислотой, потому что подтверждающие это анализы из Центральной еще не пришли. Причина смерти – обширный отек легких, наступивший вследствие нарушения клеточного дыхания.
Как медик, я знала, что основное воздействие синильной кислоты заключается в угнетении клеточного дыхания. При приеме большой дозы возникает почти мгновенная смерть – в природе сравнительно мало ядов, которые действуют настолько быстро.
– В любом случае это всего лишь поверхностный осмотр. Если зайдете завтра, то я, возможно, смогу сказать больше, – закончил Багдасарян.
Итак, беседа с патологоанатомом дала больше вопросов, чем ответов. Идя по коридору к лифту, я столкнулась с группой мужчин. Их было четверо, в белых больничных халатах, но их лица не показались мне знакомыми. Разумеется, я знаю не всех врачей в нашей больнице – всех не запомнишь. Но вот эта странная компания вызвала у меня некоторое недоумение. Направлялись они, по всей видимости, именно к Армену. Один из незнакомцев – судя по всему, глава этой небольшой группы – взглянул прямо на меня, проходя мимо. От его взгляда мне стало не по себе: большие темно-голубые глаза, практически лишенные ресниц, словно сканировали меня от макушки до пяток. Это длилось лишь мгновение, и потом мужчина отвернулся. Я едва поборола искушение вернуться и посмотреть, в чем, собственно, дело, но меня ожидала следующая операция, а времени до нее оставалось в обрез.
Дома все оказались в сборе – большая редкость. Когда я говорю «все», то имею в виду маму, Дэна и Славку, моего бывшего мужа, который заходит время от времени пообщаться с сыном. Строго говоря, мы со Славкой пока еще формально не разведены – просто не видим в этом необходимости. Я вроде бы замуж не собираюсь – благодарю покорно, уже насладилась сполна годами супружества! Славка, на мой взгляд, гораздо больше заинтересован в том, чтобы оформить все официально, ведь у него недавно родился ребенок от другой женщины. Я не в обиде: за те два года, что он находился в бегах, прячась от кредиторов, у которых взял денег на раскрутку собственного бизнеса и прогорел, каждый из нас устраивал свою жизнь, как мог. Тем не менее мой бывший ни разу не заикнулся о разводе, а я не настаивала, потому что сама терпеть не могу бумажную волокиту. Если Славке надо, пусть сам позаботится о формальностях!
Я радовалась, что мы с ним смогли договориться без взаимных оскорблений и сцен. Дэн все еще сердился на отца из-за его бегства и того, что мне пришлось самой иметь дело с его кредиторами, но он отходчив, а потому я не сомневалась, что со временем обида полностью улетучится.
– Я подаю документы в университет! – с порога сообщил мне сынуля, пока я разбиралась с Кусей, нашей огромной черной терьершей, которая никак не желала отдавать мне тапку и требовала ласки.
– Один? – удивилась я, борясь с собакой. – Не посоветовавшись со мной?
– Я советовался с папой, – пояснил Дэн. – И с бабушкой. А с тобой мы почти не встречаемся, поэтому…
Он, разумеется, прав. Дэн сказал это без малейшего оттенка обиды, но я тут же почувствовала себя виноватой – как тогда, когда Данилка был еще совсем маленьким, а мне приходилось много работать, потому что Славка постоянно метался с одного места на другое, и постоянными заработками были только мой и мамин. Дэн всегда с пониманием относился к тому, что «маме надо в больницу», но на его маленьком детском личике и в широко распахнутых синих глазах я читала глубокую печаль каждый раз, когда оставляла его с мамой, а то и совершенно одного в пустой квартире. Теперь Дэну уже не так необходимо мое общество, но все же я в очередной раз дала себе слово поменьше работать и побольше времени проводить с сыном. Хотя теперь, пожалуй, это становится проблематичным не столько из-за меня, сколько из-за него самого!
– И что за университет? – поинтересовалась я. – Я думала, ты пойдешь в Мухинское.
