разбираться никому неохота. А мне, сама понимаешь, с милицией связываться не с руки, ведь регистрация моя…
Тут Катерина внезапно осеклась и устремила испуганный взгляд на Вику, сообразив, что сболтнула лишнее, и теперь не знала, как бы это исправить.
– Да ты не волнуйся! – улыбнулась Вика. – У большинства иногородних сестричек регистрация липовая. А у администрации выхода нет: почти никто из местных не желает работать за такие деньги. Я вот, если б не предки, давно нашла бы себе местечко потеплее. И обязательно так сделаю, но пока посижу еще, осмотрюсь. Да ты ведь сама знаешь, как трудно сразу после колледжа попасть в хорошее место.
– Это точно! – согласилась Катя, расслабившись. – Значит, ты представляешь, как я себя чувствовала, когда следователь притащился? Да я слово лишнее боялась сказать, думала, он станет регистрацию проверять! Я за нее целых десять тысяч отвалила, но меня предупредили: если копать станут, быстренько выяснят, что она липовая. В общем, я только рада была, что мужик попался не дотошный. А в Наташкино самоубийство я не верю, хоть ты режь меня! А ты? Думаешь, сама она? Или, может, скинули ее, а?
– А за что ее убивать-то? – развела руками Вика. – Богатого и женатого любовника, как ты говоришь, у Наташи не было, значит, обманутая жена в качестве убийцы отпадает. Так?
– Так, – нехотя согласилась Катя.
– Если же Наташу, скажем, ограбить хотели, зная, что у нее есть деньги и драгоценности, то не из окна же больницы ее выбрасывать!
Катя снова кивнула, подтверждая логичность Викиных рассуждений.
– Слушай-ка! – вдруг воскликнула она, хлопнув себя ладошкой по лбу. – И как я не подумала?
– О чем?
– Да ведь, если я съезжать стану, то куда все это добро девать? – Она махнула рукой в сторону шкафа. – Хата оплачена почти месяц назад, и на следующей неделе надо вносить ренту, а у меня денег на Наташкину долю нет. В общем, менять придется квартирку. Хозяйка ее – сущий зверь, ни на день не позволяет оплату задержать. А мамаша Натальина что-то не чешется: уже двое суток почти прошло, а она даже не позвонила.
– Ну, шмотки ты могла бы себе взять. Кто узнает-то? – предложила Вика.
– Да ты что! – расхохоталась Катя. – Наталья же сорок шестой размер носила, а у меня пятьдесят второй. Сечешь? Да и продать так быстро я не успею. А ведь там еще документы – билеты, загранпаспорт… Черт, не сообразила я все это следователю отдать, он ведь только гражданский паспорт Наташин спрашивал, я и отдала, а про остальное даже и не вспомнила. Ой, Вик, а ты не взяла бы все это, а? – вдруг спросила Катя с надеждой во взгляде. – Ну, на работу снесешь, там где-нибудь оставишь на хранение, а мать, если появится, заберет потом… Понимаешь, я ведь даже не знаю, куда перееду. У приятельницы попробую перекантоваться, пока не найду подходящее жилье.
Вика не могла поверить в свою удачу: Катя
– Ну, я не знаю… – протянула Вика, закатывая глаза к потолку, словно борясь с желанием отказаться от ненужных хлопот.
– Пожалуйста! – взмолилась Катя. – Я, конечно, могу все это здесь оставить, но вдруг Натальина мамаша потом обвинит меня в воровстве? Да и документы, понимаешь…
Помолчав с минуту, Вика решила, что можно уже и перестать ломаться.
– Ну, так и быть, – великодушно сказала она. – Заберу вещички, выручу тебя.
– Вот здорово! – обрадовалась девушка. – Спасибо тебе большое-пребольшое! Ты даже не представляешь, какая ты классная девчонка! Даже странно, что Наташка о тебе ничего не рассказывала. Я сейчас все соберу…
– Я тебе помогу, – предложила Вика, опасаясь, что Катя может забыть упаковать что-нибудь важное.
Я с ужасом ждала звонка от Вики или от самого Лицкявичуса с требованием прекратить расследование и убираться домой, но, к своему удивлению, так и не дождалась. Зато утром, войдя в мужскую палату, едва удержалась от возгласа удивления: на одной из коек лежал… Никита. Тот самый Никита, с которым я познакомилась на праздновании юбилея Лицкявичуса. Тот самый Никита, который так здорово пел.
Я открыла было рот, но парень посмотрел на меня очень выразительно и слегка качнул головой. Очевидно, он имел в виду, что я не должна подавать вида, что мы знакомы. Я сделала необходимые уколы и удалилась, даже не оглянувшись напоследок. Только оказавшись за дверью, расслабилась и улыбнулась сама себе. Судя по всему, Никита здесь не потому, что его внезапно хватил удар. Его появление в больнице могло означать только одно: Лицкявичус послушался Павла, который, видимо, был достаточно убедителен, встав на мою сторону. Однако, не желая рисковать понапрасну, глава ОМР решил выслать мне подмогу в лице Никиты.
– А что это мы тут зависаем? – услышала я голос Головатого у себя за спиной и невольно вздрогнула.
– Ой, ты меня напугал!
– Неужели? – поднял парень светлую бровь. – Я такой страшный?
Вглядываясь в лицо медбрата, я вдруг почувствовала, что за маской спокойствия и напускного дружелюбия и в самом деле кроется нечто страшное. Что все-таки случилось с Наташей? Катя заявила, что медсестра боялась Антона. Почему? Мне всегда казалось, что между ними нет ничего общего, но, видимо, я ошибалась.
– Думаю, тебе стоит зашить это… – Антон указал пальцем на мой лоб. – Давай я тебя полечу?
Одна мысль о том, что этот человек прикоснется ко мне, вызвала у меня тошноту. Я вежливо отказалась.
– Нет, спасибо. Все в порядке.
– Зря, – покачал головой медбрат. – Жаль портить такое красивое личико. Ведь может остаться шрам!
– Я переживу.
– Как знаешь, – пожал Антон плечами и двинулся дальше по коридору.
Чуть позже мне удалось немного поболтать с моей подопечной Полиной Игнатьевной. Я решила порасспросить ее о Наташе и Урманчееве.
– Боже милостивый! – вскричала старушка, едва завидев меня. – Что у тебя с лицом, Анечка?
Честно говоря, мне уже стало надоедать, что каждый встречный задает один и тот же вопрос, но я ответила как можно беззаботнее:
– Свет в коридоре отключили, представляете? Вот я в темноте в стену и влетела.
Сапелкина поахала немного, выражая сочувствие. Я заметила, что старушка выглядит гораздо лучше, и не преминула высказать пациентке свое мнение.
– Да, милая, – довольно закивала Полина Игнатьевна, – в последнее время мне и в самом деле здорово полегчало. Даже не верится, что недавно совсем было помирать собралась.
– Вот только глупостей не надо говорить! – сурово сдвинула брови я. – Вы поправитесь: через пару деньков совсем как новенькая станете.
– Дай бог, дай бог, – улыбнулась старушка.
– Полина Игнатьевна, мне нужно вас кое о чем спросить, – понизила я голос, чтобы пациентка на соседней койке не могла услышать моих слов.
– Конечно, милая, – с готовностью согласилась больная. – О чем?
– Вы ведь несколько раз встречались с психоаналитиком, с Урманчеевым. Зачем?
– Да сама не знаю! – развела руками старушка. – Сначала он просто зашел в палату, поинтересовался моим состоянием, посочувствовал. Мне показалось – душевный мужчина. Ведь лечащий врач еще даже не появился, а он пришел, о здоровье начал расспрашивать.
– А еще чем-нибудь интересовался?
– Спросил, есть ли мне кому помочь. Я сказала, что живу одна, но есть соседка, которая помогает покупать лекарства и ходить в магазин, когда я плохо себя чувствую. Доктор сказал, что мне, наверное,
